Не прошло и четверти часа, как марон исчез.
Кроуфорд снова закрыл глаза и погрузился в размышления, то и дело впадая в короткую, не приносящую облегчения, дрему.

* * *

Поужинав и кое-как пристроившись на угловатых камнях, постепенно все заснули тяжелым сном. Небо заволакивалось большими тучами, и делалось еще темней. Не чувствовалось ни малейшего ветерка. Ночная тишина нарушалась лишь заунывным криком какой-то незнакомой птицы.
К этому времени порывы ветра усилились. Сухие ветви громадных сосен с глухим стуком ударялись друг о друга. Порой было слышно, как они, отломившись, падали на размокшую землю. Не одно гигантское дерево, высохшее, но все еще стоявшее, повалилось в эту бурную ночь. Среди треска деревьев и рева водопада раздавались завывания ветра. Густые тучи, гонимые к востоку, неслись так низко над землей, что казались клубами пара. Беспросветный мрак делал еще страшнее эту и без того отчаянную ночь.
Однако в оглушительном шуме порой на короткое время наступало затишье. Ветер приостанавливался, словно для того, чтобы перевести дух. Одна лишь горная река бурлила среди острых обломков скал и черной завесы старых деревьев мапу. В такие минуты тишина казалась особенно глубокой. Тогда Потрошитель, который всегда в минуты опасности предпочитал нести собачью вахту сам, внимательно вслушивался в ночь. Вдруг, как собака принюхавшись к ветру, Потрошитель вскочил и, не будя никого из своих спутников, точно дикарь в гилее, исчез среди трав и кустарника.
Вересковая пустошь раскинулась вокруг Роджера на много миль вокруг. Иногда розово-зеленое море обнажало огромные серые валуны, такие же, как тот, на котором он сейчас сидел. Ветер гулял по холмам, пригибая длинные пряди вереска. Роджеру то и дело приходилось хвататься за шляпу, и он, раздувая ноздри, полной грудью пил воздух, напоенный горьковатой свежестью и сладким медом. С тех пор как последний пикт исчез с этих холмов, никто больше не варил из вереска пьянящих напитков, и розовые метелки спокойно отцветали, насыщая бескрайние пустоши ароматами старой Англии…
– Что, Дик, жаль тебе покидать родные холмы? – отчим подошел незаметно и положил руку ему на плечо…
Кроуфорд вздрогнул и открыл глаза, едва не заорав от ужаса. Но в следующую секунду он сообразил, что это не дьявол пришел за ним, а всего лишь вернулся негр, посланный им к Лукреции.
– Я ходил, масса. Я все сказал. Она дал это. Негр протянул ему какой-то мятый сверток, и хотя пальцы Кроуфорда еще не коснулись его, он уже знал что это такое.
– Спасибо, друг. – Кроуфорд благодарно пожал запястье марона и улыбнулся ему.
Тот сверкнул зубами и выскочил из пещеры, туда, где под открытым небом спал его товарищ. Кроуфорд поднес бесполезную карту к лицу и с жадностью вдохнул пропитавший ее аромат нероли. – Вот и все, – прошептал он и закрыл глаза.
Отчего-то в его ушах зазвучала далекая музыка. Та-ти-та-там-та, там, там, там… Это была павана, медленная, давно вышедшая из моды, павана, которую они с Лукрецией танцевали всего один раз в жизни, под Рождество. Сияли свечи, пах натертый воском пол, зеленые венки из омелы украшали стены, а на столах, заваленных жареными поросятами и пудингами, источали аромат красные яблоки да пахли солнцем и пряностями пузатые кружки с подогретым итальянским вином…
– Вставай, Дик, проснись, – Потрошитель тряс его за плечо. – Вставай, дела плохи. Вчера ночью подошли французы, значит, они будут здесь, как только рассветет. Я видел угли их костров там, внизу, на тропе. Боюсь, они прижмут нас к реке.
В одной карстовой пещере, где они заночевали, было темно, как в матросском сундуке. Где-то в глубине бежала по камням вода, в спертом воздухе пахло сыростью и давно не мытыми человеческими телами.
– Капитан, порох отсырел. Если нас здесь зажмут, мы не сможем долго обороняться. Надо уходить, капитан.
Кроуфорд резко сел и потер руками лицо.
– Говоришь, у нас нет выхода?
– Надо уходить сейчас, капитан.
– Я сейчас вроде как балласт, Джек. Мне далеко не уйти. – Кроуфорд усилием воли попытался не трястись. – Дай мне мою флягу, Джек. Коки больше нет.
– Возьми, Дик.
Кроуфорд еле отвинтил крышку и, лязгнув зубами по металлическому горлышку, вылил в себя последние два глотка.
– Значит, они совсем близко. Одно утешает – здесь их ждет не меньшее разочарование, чем нас. Утраченные иллюзии, да и только! – Кроуфорд попытался рассмеяться, но приступ кашля согнул его пополам.
– Если нас зажмут – только рукопашная, и да поможет нам Бог! Думаю, ляжем мы все здесь, хоть и противно моряку гнить на суше. Обидно так глупо сесть на мель, сэр. Будто серая погибель наползла на нас в собачью вахту и сманила на рифы.
– Отчего ты вспомнил про призрака, Джек?
– Однажды я видел ее. Серую погибель. Мы шли на «Мести», как раз вскоре после того, как вы пустили по волнам эту бабенку, что теперь встретила нас на Эспаньоле. Да, Дик, я сразу узнал ее, как и ты. Так вот, видел я эту бабенку тогда. Она села на кнехт, когда я стоял на вахте, перед самым рассветом. Села и улыбается. Прозрачная, что твоя кисея. А глаза светятся, как у болотной гнилушки, – зеленью. Села, погрозила мне пальцем и давай смеяться. Громко так. Ну, я занес руку-то для крестного знамения, а у самого мороз по коже. Как бы не обделаться, думаю, как щенок. И только дотронулся я двумя пальцами до лба, а она как сиганет через борт, и все. Только волна вдруг скакнула через планшир и разлилась по палубе. Склянки тогда пробили для меня, как на Пасху. Я с того раза три дня рому в рот не брал – думал, утащит меня за борт, и хана.
– И к чему ты это вспомнил, Джек? Я знаю тебя, ты просто так не болтаешь.
Потрошитель схватил капитана за локоть и нагнулся к нему.
– Не было здесь никогда сокровищ, Дик. Здесь прокаженные жили сто лет назад – сам видел надпись. Кто-то очень хотел, чтобы мы навечно бросили здесь якорь. Он и послал серую погибель. И карту эту проклятую.
– Да, Джек. Я вот думаю, может, так и выглядит наказание за грехи? Пещера, обманная карта, ленивая смерть… Все мерещится, а наяву – погибель в чужих краях.
– Тьфу на вас, капитан. Это лихорадка вам мозги мутит. Наврала карта, и хрен с ней. Надо пробиваться к морю. Там воля. Золотишка у нас и так хватает – схрон-то никуда не денется.
– Нет, Джек. Всем нам не уйти. Они наверняка решат, что сокровища есть где-то еще, а я просто вожу их за нос. Они ринутся в погоню, и еще день-полтора, и мы все останемся в этих горах. Так что вы идите, а я встречу их здесь. Им ведь нужен я, а вы уходите. Прикури-ка мне трубку, Джек. Есть из чего?
– Да есть немного. Только вот трут кончился. А одежда сырехонька. Нам бы бумаги клочок – вспыхнуло б как по маслу. Не по правилам это, Дик, сдавать своего капитана.
– Есть у меня бумага, Джек. Подай-ка сюда кремень. Капитан сдается сам и уходит к рыбам со своим кораблем.
Потрошитель вынул простой полотняный мешочек с остатками табака. Кроуфорд вытащил из кармана засаленный кусок бумаги, что передала ему накануне Лукреция.
– Это же карта, Дик!
– Теперь это просто бумага, Джек…
– Зачем эта ведьма вернула ее?
– Видно, что-то почувствовала… Она всегда все чувствовала заранее, Джек. Да и ни к чему ей она больше. Все и так ясно. Если бы золото было здесь, они бы прихлопнули нас прямо на сундуках. А если нет… Тогда к чему карта? Карта, Джек, уже никому не понадобится.
Кроуфорд высек из кремня сноп искр, и бумага затлела по краям. Дождавшись, пока она займется с краю, он поднес ее к трубке. Бумага вспыхнула понизу и вдруг Джек ткнул в нее пальцем и закричал:
– Дик, Боже, Дик!
Потрошитель выхватил из рук капитана карту и начал тушить ее руками.
– Да ты рехнулся, Джек! – заорал Кроуфорд, на голые руки которого посыпался раскаленный докрасна пепел. В воздухе завоняло паленым. Джек дрожащими руками расправил обгорелый снизу лист, на котором откуда ни возьмись проступили витиеватые коричневые буквы.
– Смотри, капитан!
Кроуфорд осторожно поднял лист и поднес его к глазам. В сером утреннем свете на засаленном клочке явственно виднелись слова: «Тебе, который читает это…»
– Тайнопись, – хрипло прошептал Кроуфорд. – Боже, – вскричал он, – какой я тупица! – И он в отчаянии ударил себя кулаком по лбу. – Это же лимон!!! Дед писал о странных свойствах его сока… То, что написано лимонным соком на бумаге, – невидимо, но стоит бумагу нагреть… Да, сэр Уолтер Рэли, вы славно пошутили над нами…
Потрошитель хлопнул себя по коленям.
– По местам, ребята! Ставьте парус! Кроуфорд аккуратно сложил карту и покачал головой.
– Нет, Джек, Веселый Дик отходил свое по соленым дорогам. Тащи сюда Харта.
Потрошитель с сомнением посмотрел на капитана, но поднялся и ушел в глубь пещеры. Оттуда послышались какие-то тычки, сонное бормотание, и вскоре зевающий со сна Уильям, спотыкаясь и заваливаясь на стены, подошел к Кроуфорду и, борясь с чудовищным зевком, пробормотал:
– Ну, что еще?
– Садись и слушай, – сказал Кроуфорд, и что-то в звуках его голоса заставило Уильяма опуститься на землю рядом с ним.
– Уильям, – Кроуфорд подавил кашель, рвущийся из груди, и сунул в руку Уильяма сверток, – здесь карта сокровищ Уолтера Рэли… Молчи, идиот! Потрошитель все тебе объяснит. Вам надо уходить немедленно. Возьмите маронов – они выведут вас к заливу. Я остаюсь.
– Но?!
– Цыц, Уильям! Обещай мне, обещай мне всем святым, что у тебя еще осталось, что ты найдешь клад моего деда. Это будет славный памятник мертвому капитану. Потрошитель!
– Дик?
– Подымай ребят. Чтобы через полчаса здесь никого не было. Это мой последний приказ.
Потрошитель встал и пинками принялся будить вповалку лежавших на земле спящих людей. Пещера огласилась бранью, сонными вскриками и шумом ворочающихся тел.
– Уильям, – Кроуфорд обнял юношу за шею, – Уильям, я… Черт возьми, всю жизнь я играл словами как хотел, а когда они понадобились по-настоящему, они все куда-то разбежались… Трусы, а не слова.
Харт смотрел на изможденное лихорадкой, обросшее щетиной лицо Кроуфорда, чувствовал его воспаленный взгляд, его отдающее ромом и табаком дыхание и молчал.
– Послушай, Уильям. Я завещаю тебе эту карту. Больше мне дать тебе нечего. Я был мот, Уильям. Я родился ни с чем, ни с чем и сдохну – значит, я в расчете с судьбой. У меня есть сын, Уильям. Его зовут баронет Генри Бертрам. Найди его, Уильмя, и отдай ему это. – Кроуфорд, плохо владея негнущимися пальцами, с трудом отстегнул от пояса шпагу и протянул ее Харту. – Это шпага Уолтера Рэли, подаренная им младшему сыну Кэрью Рэли. Мой легкомысленный папа когда-то вручил ее мне вместе с бумагами деда. Теперь отдай ее моему сыну и скажи ему, слышишь, скажи ему, кто его настоящий отец.
Уильям хотел что-то сказать, но Кроуфорд снова перебил его:
– И еще, Уильям. Я очень… любил тебя, Уильям. Прости меня, мой друг. А теперь уходите. Исполни приказ своего капитана, Харт.
Кроуфорд слабым движением оттолкнул от себя юношу и закрыл глаза. Новый приступ лихорадки сотряс его тело.
То ли Потрошитель уже донес до отряда последнюю волю капитана, то ли люди сами что-то почувствовали, но никто больше не тревожил его. Низкие тучи повисли над небольшим плато, влажная жара, губительная для белого человека, опустилась над водопадом, чей грохот на время словно заглушили низкие облака. Пираты молча сворачивали лагерь, на ходу жуя нехитрую снедь, состоящую из горстки сушеных плодов и куска твердой, как камень, лепешки.
Кроуфорд, опершись спиной о камень, лежал у входа в пещеру, закрыв глаза и сложив руки на груди.
– Капитан…
Кроуфорд вздрогнул и открыл глаза. Сэр Джон Ивлин стоял перед ним, держа измятую шляпу в руке.
– Капитан, мы уходим. Может, вы передумаете, сэр? Мы может соорудить носилки…
Кроуфорд улыбнулся и открыл глаза.
– Сэр Джон, почему вы называете меня капитаном? Небо упало на землю или в Англии оглашен билль о правах бандитов?
Но Джон Ивлин никак не прореагировал на слова Кроуфорда. На его продубленном ветром и солнцем лице царило обычное невозмутимое выражение.
– Команда не должна бросать капитана, сэр. У нас на флоте это называют изменой.
– Оставьте, сэр Джон. Какая измена? Кому? Мне? Веселому Дику?! Вы благородный человек, капитан, и ваша жизнь стоит подороже моей. В конце концов, вы исполняете приказ. Эй, слышите все? До сходки я назначаю капитаном «Медузы» Джона Ивлина!
Все оглянулись, но на нахмуренных лицах нельзя было прочесть ни одобрения, ни порицания последней воли Веселого Дика.
– Есть, капитан, – ответил за всех Потрошитель, и Кроуфорд благодарно ему кивнул.
– Вы дадите мне руку? – вдруг спросил Ивлин и протянул Кроуфорду давно не мытую, покрытую ссадинами ладонь.
Кроуфорд с трудом поднял дрожащую руку, и Ивлин с силой сжал его пальцы.
– Прощайте, капитан!
– Прощай, капитан!
Пираты обернулись и, отсалютовав Кроуфорду ножами и саблями, медленно начали спускаться с плато.
– Мы еще встретимся, Дик! – вдруг заорал Потрошитель. – Не знаю, здесь или на том свете, но, разрази меня гром, мы еще встретимся!
– Проваливай, старый дурак! – крикнул ему в ответ Кроуфорд.
Уильям шел последним и оборачивался до тех пор, пока сэр Фрэнсис не показал ему кулак.
Когда звук удаляющихся шагов стих окончательно, Кроуфорд откинулся на камнях и поднес к губам оставленную Потрошителем флягу. Что-то похожее на слезы мелькнуло в его глазах, но никто не сказал бы такого про Веселого Дика наверняка.

Глава 14
Ставьте парус!

Эспаньола. Атлантический океан .

Не успело солнце просушить росу на траве, а утренний туман все еще клубился над водопадом, как на плоскогорье ступил отряд Ришери. Кроуфорд заполз на камни, чтобы лучше видеть происходящее, и теперь рассматривал плоскогорье в подзорную трубу, как сцену.
«Вот впереди всех, ведя в поводу хромающего тяжело навьюченного мула, шагает шевалье Ришери. Лицо его нахмурено, губы плотно сжаты. За ним, низко надвинув на лицо шляпу, в черном грязном кафтане, идет женщина. Ее походка легка, несмотря на усталость, она задумчиво грызет какую-то травинку, она знает, что их ждет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36