Клинок, который тебе передали и которым ты уже воспользовался – его называют мечом Веретрагны, воинственного бога, которого весьма почитают в этих краях, в том числе и в Харахваити, прекрасной стране, чей бич – закапывание трупов в землю. Теперь он тебе уже не нужен, а я.., это, пожалуй, единственное, что я могу еще сделать… что могу оставить после себя – передать тому, кому клинок необходим. Не забывай, – голос македонского царя внезапно пошел по пустыне страшноватым эхом, – что я все еще сын бога!
Иван почувствовал, что по его телу побежали мурашки. Александр тем временем снял с шеи свой талисман. Иван будто зачарованный смотрел, как в сердцевине темной железяки мрачным огнем разгорался черный камень. Внезапно он понял, что поступает совершенно правильно. Эта пустыня, этот тяжеловесный трон, божественный полководец со взглядом человека за порогом бытия, стальное небо, синий воздух и желтый песок – все это уже было в прошлом, все случилось и произошло, а теперь надо идти дальше, и снова продираться сквозь ткань времен и расстояний, и снова убивать и быть убитым – чтобы сделать то, что совершить необходимо, и вернуться к тому, чего, возможно, никогда уже не будет… надо идти той единственной } дорогой, которая предназначена для него, и, уж во всяком случае, никуда с нее не сворачивать. Он снял с пояса меч и протянул его Александру. Внезапно царь жестом остановил его.
– Рано, – сказал он и посмотрел на фессалийца.
Тот приблизился и с каким-то совершенно не европейским поклоном принял клинок, держа его на вытянутых руках и наклонив голову. Вдруг Иван вспомнил, что должно произойти в тот момент, когда он коснется талисмана. Глянув прямо в глаза Александру, он коротко выдохнул и дотронулся до черного камня! Раздался мягкий шорох, и талисман исчез. Все остальное, однако же, осталось без изменений.
Опаньки, подумал Иван. А дальше? Как Артура-то этого искать?.. Тем временем фессалиец положил меч своему царю на колени.
Александр помедлил мгновение и тронул эфес. Снова мягко прошелестело – и меч растворился в синем неподвижном воздухе. Ветра не было уже давно.
– Ну, вот и все, – с глубоким вздохом промолвил царь. – Тринадцатое июня где-то наступило.
Иван слегка оправился от растерянности.
– Гм… – сказал он. – Не хочу мешать торжественности момента, но…
Александр посмотрел на него долгим взглядом. Было понятно, что думал он о чем-то очень далеком. Совсем, совсем не похож сейчас был царь на того непобедимого воина, которого Иван видел при Гавгамелах.
– Ах да, – задумчиво произнес он. – Ты ведь не можешь идти с нами, воин.
Иван слегка кашлянул. Александр поднял руку и указал куда-то вдаль.
– Иди к тем воротам. Это твоя дорога на Запад.
Иван почему-то понял, что последнее слово царь произнес именно так – с большой буквы. Он оглянулся в сторону указанных ворот и ничего там не увидел, кроме скал-близнецов.
– Это… туда? – нерешительно спросил он.
Александр промолчал, зато заговорил фессалиец.
– Да, – сказал он. – Ты пройдешь между ними.
– А вот, – начал Иван, – туда уже один гаденыш…
Усмехнувшись, Александр перебил его:
– Ты с ним еще встретишься, не сомневайся. Но не там и не сразу. Шпионы просто так не попадаются.
У Ивана моментально возникла куча вопросов.
– А… – снова начал он.
– Прощай.
Внезапно Иван вспомнил – мысль, деятельное осознание эманации интеллекта сверкающей искоркой мелькнуло на задворках ощущений, – что тринадцатое июня – это день, в который македонский царь завершил свой земной путь. Где-то наступило?.. Иван встретился взглядом с божественным полководцем. Потом он отвел глаза, кивнул фессалийцу, повернулся и пошел по золотого цвета песку к стоящим между небом и землею далеким безмолвным скалам. Дойдя до них – расстояние здесь, как и все остальное, являлось лишь инструментом обмана, – он обернулся. Золотое на золотом, сталь и песок, и две забытые, неподвижные, безмолвные фигурки, которые только подчеркивали омертвелость проваливающегося в прошлое пейзажа. Иван повернулся и пошел прямо на выдавливающуюся между гигантских каменных нерукотворных колонн густую, со звездными прожилками, темноту.

***

Сделав пару шагов, он споткнулся непонятно обо что, кувыркнулся через голову, задохнулся, – мир встал на дыбы, застыл глыбой мрака и с тихим звоном рассыпался на кусочки, а когда посветлело, стал совсем другим. Иван протер запорошенные пылью глаза и с опаской огляделся. Он снова стоял на выжженной солнцем равнине – но место это было другим. Жухлая трава под ногами, ярко-синее небо… солнца, конечно, опять не видать, как не видать ни скал, через которые он сюда попал, ни этого, тьфу, профессора.
Интересно, подумал Иван, кто же он все-таки такой? Един во многих лицах… но нет, пожалуй, это даже не двойники и уж тем более не однофамильцы, а разные по качеству персонажи. Хотя.., шпион? Чей шпион? Немцев своих профессор бросил: к ним, кстати, еще вернемся, и обязательно: первую часть талисмана как-нибудь отберем, успеть бы только раньше них за третьей частью. Ох, чую, она-то и есть самая важная…
Ладно, продолжал Иван свой мысленный монолог, профессора этого мы проясним, куда он денется, и до Артурки тоже доберемся, не впервой. Может, там дела повеселее пойдут, а то как-то все мрачно и не слишком понятно…
Было жарко, но ветерок приятно холодил лицо, трепал ворот рубашки, иногда, резвясь, норовил сорвать шляпу. Иван озадаченно потрогал головной убор. Действительно, шляпа. Ковбойская. Он оглядел себя. Наряд на этот раз оказался следующий: синие штаны, похожие на джинсы, клетчатая рубаха, какой-то сюртучок подлиннее пиджака, сапоги со шпорами, шляпа, а на широком поясе – кобура с револьвером.
Ого, подумал Иван и несколько приободрился. Огнестрельное оружие – это вещь. Странно, конечно, из времени мечей попадать в эпоху полковника Кольта, но – как-то ближе, понятнее. Даже, можно сказать, роднее.
Иван вытащил револьвер. Оказалось, и правда кольт, модель 1872 года, точнее, модификация – кавалерийский «Писмейкер» с длиннющим стволом. Иван с одобрением повертел его в руках, осматривая. Ему нравилось это оружие, и он знал, как с ним обращаться: в Америке кое-где его до сих пор использовали. Револьвер оказался в порядке, патроны тоже – в барабане и гнездышках на поясе. Все было прекрасно, только вот коня не хватало.
Раздалось негромкое всхрапывание. Иван обернулся, хоть ему порядком надоела местная манера внезапно появляться из-за спины. Позади него стоял, перебирая тонкими ногами, оседланный вороной жеребец и косил на Ивана глазом. Глаз был какой-то не конский – желтый, яркий, как у большой хищной кошки.
– Привет мустангам, – вслух сказал Иван, осторожно приближаясь к жеребцу. – А кусаться не будешь, травяной мешок?
Конь с готовностью оскалил зубы. Иван вздохнул. Ну конечно – здесь все не как у людей. Чудеса продолжались – у жеребца обнаружились очень длинные и очень острые клыки, побольше даже, чем у настоящего льва. Животное смотрело на Ивана насмешливо, но не враждебно, уходить не собиралось и даже вроде бы приглашающе мотнуло головой – садись, мол, нечего рассусоливать.
Иван решил, что рассусоливать действительно нечего, и вскочил в седло. Оно оказалось очень удобным, а сбоку обнаружилось притороченное ружье. Иван вытащил его из чехла и, не сдержавшись, довольно крякнул: это оказалась винтовка Генри-Винчестера, в просторечии просто «винчестер», из которой со всех экранов мира так лихо палили иствуды с митичами – кто по гнусным дикарям, кто по еще более гнусным бледнолицым цивилизаторам. Иван, кстати, из такой винтовки тоже стрелял: было дело.
– Ну что, – сказал Иван вслух. – Полный комплект. Однако сейчас мы на окраине, а надобно продвигаться к Центру этого… который он по счету… а! четвертого, что ли, Мира, то есть уровня. Едем?
Конь покосился на него, еще раз показал свои клыки, всхрапнул, повернул налево и пустился вскачь. Ехали они довольно долго. Пейзаж был однообразен, но не уныл: горячая сухая земля под конскими копытами, несильный ветер, бьющий в лицо, голубые горы на горизонте, жаркое небо над головой – все это доставляло Ивану призрачное удовольствие; на душе было легко и свободно, и хотелось совершить что-нибудь авантюрное и веселое – выпить водки или пострелять из револьвера. Во всем здесь чувствовалась свобода – и в пространствах, и в количестве желаний.
Фронтир, блин, подумал Иван. Таким гадам, как профессор, здесь самое место.
Но вот у самого подножия голубых гор показалось какое-то поселение. Еще несколько минут – и Иван, сдерживая своего коня, ехал по пыльной улице. Городок, если его можно было так назвать, был невелик, и вскорости Иван очутился в самом его центре: невысокие двух-и трехэтажные здания и площадь между ними. На зданиях вывески: как и следовало ожидать, здесь обосновались шериф, банк и салун. Все, что необходимо для цивилизации. Иван, само собой, спешился возле салуна.
Привязав коня, наблюдавшего за его действиями с явной насмешкой, Иван зашел в питейное заведение. Внутри салуна оказалось довольно грязно, стояли четыре или пять столиков, за которыми расселись несколько человек, что-то монотонно бубнившие, за заляпанной стойкой мрачный небритый бармен протирал стаканы. Ивану показалось, что от барменовой работы стаканы становились еще грязнее. Все кругом было какое-то серое, полусырое, вонючее, но зато позади бармена между бутылок гордо реял государственный флаг с ладошку величиной. Иван подошел к стойке и облокотился на нее. Бармен перестал пачкать посуду, голоса в зале смолкли.
– Чего тебе надо, незнакомец? – грубо спросил бармен.
Иван поразмыслил и сказал:
– Сто пятьдесят.., э-э.., тройной виски, сигару и спичку.
– С тебя доллар, незнакомец, – буркнул бармен, наливая в самый грязный стакан примерно две трети заказанной порции.
Налив, он грохнул посуду перед Иваном, расплескав половину дурно пахнущей жидкости, выудил из-под стойки черную сигару, бросил ее в лужицу рядом со стаканом, сказал:
– А спички можешь поискать в другом месте, – и выжидательно посмотрел на Ивана.
Иван ответил кротким незамутненным взором. Наступила пауза. Иван продолжал спокойно смотреть на бармена, чувствуя напряженный интерес к своей персоне со стороны сидящих за спиной. Молчание затягивалось. Наконец из зала донесся грубый хриплый голос:
– Эй, Билли, в чем дело? Этому недоноску не нравится твой виски?
Иван чуть передвинулся, встав вполоборота к стойке, потом взял стакан двумя пальцами, выплеснул виски бармену в глаза, аккуратно поставил стакан и спокойно сказал:
– А теперь, сын шакала и внук гиены, будь добр, сделай мне нормальную порцию нормального напитка. И скоренько.
С шумом опрокинув стулья, в зале на ноги вскочили трое. Продолжая небрежно облокачиваться на стойку, Иван выхватил кольт и быстро пристрелил всех троих. Не успели они повалиться, ломая некрасивую мебель, как он крутанул револьвер на пальце, опустил его в кобуру, устремил свой ясный взор на мокрого бармена и кротко спросил:
– Так ты будешь наливать, змеиное отродье?
– Так бы сразу и сказал, мистер, – добродушно сказал бармен. – А то ведешь себя не по-нашему. Вот теперь сразу видно, что свой…
Признав в Иване своего, в зале облегченно вздохнули. Бубнеж возобновился. Бармен крикнул прислуге, прибежали два шустрых мексиканца, поставили новые стулья и унесли куда-то трупы.
Тем временем бармен утерся сам, быстренько вытер стойку, достал другую бутылку и чистый стакан, щедро плеснул, выудил из деревянного ящика толстую коричневую сигару, подал ее Ивану, зажег спичку и поднес ему. Иван прикурил, выпустил клуб дыма – сигара, кстати, оказалась весьма хороша, – взял стакан и залпом его осушил. Виски был тоже недурен. Бармен посмотрел на него, открыв рот.
– Еще? – спросил он дрогнувшим голосом.
Иван кивнул. Бармен поспешно наполнил стакан и поставил его на стойку. Глядя на то, как Иван поглощает содержимое стакана, он осторожно спросил:
– Мистер, это.., ты ведь, парень, не из нашего города?..
– Я с Востока, – спокойно сказал Иван. Бармен покивал.
– А, ну да, я так и понял. Все мы все с востока на запад движемся. Все, понимаешь, движемся и движемся… Вот наш городок, – оживился он, – совсем ведь молодой: пару лет назад здесь вообще ничего не было, а сейчас, гляди-ка, и банк есть, и шериф с тюрьмой, и мое заведение; и везде народу полно.
Иван с сомнением посмотрел на пятна крови на полу. Бармен перехватил его взгляд и весело сказал, махнув рукой:
– Ты не думай, народу еще много осталось. Будет в кого пострелять. А потом и еще понаедут, да со всего мира… У час же здесь свобода.
Он умолк. Иван посмотрел на него, отхлебнул из стакана и спросил:
– Ну а как здесь вообще жизнь, в вашем городе?
Бармен пожал плечами. Он уже опять протирал стаканы.
– Да нормальная у нас тут жизнь, – заговорил он неспешно. – Живем помаленьку, виски пьем, но не особо много, постреливаем, но в меру, за индейцами другой раз гоняемся… а потом они за нами. Как у всех жизнь, веселая. Не скучаем. Правда, – добавил он доверительно, – последнее время что-то странное твориться стало. Город-то построили на месте индейского не то святилища, не то чего-то еще в этом роде: место очень удобное было, тихое такое. Сами индейцы жили не здесь, а как бы вокруг этого места: с одной стороны – тотем Быка, с другой – Орла, с третьей – Пумы, а с четвертой какие-то Крылатые Лучники, что ли, не помню уж точно. Говорят, раньше они жили друг с другом тихо-мирно, а потом что-то изменилось. Или они изменились. Это самое святилище ихнее совсем в запустение, так сказать, пришло… передрались они друг с другом, а потом и наши появились, город построили быстренько, обжились, разбогатели, все было нормально. А потом…
Бармен умолк. Стихли и голоса в зале. Иван неторопливо повернулся и увидел, что в салун вошел очень черный крепкий негр в пыльной белой рубахе из грубого полотна, таких же штанах и стоптанных башмаках. Ветхую пыльную же шляпу он снял и теперь смущенно теребил ее в руках, робко поглядывая по сторонам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38