– Это по-твоему, – хмыкнул двойник. – Я вижу, что ты все равно мало что понимаешь. Думай. Командир обязан думать, а не только чем-нибудь махать… Уровни тебе непонятны, да? Плюнь на это. Считай, что уровень – это только число, число само по себе, выражение не количества, а идеи-силы, и у каждого свой характер, своя антология, своя символика и своя судьба: можешь предположить, к примеру, что ноль – латентность, единица – открытие сущности, двойка – эхо и так далее. Путешествуя здесь, в небытие, ты проходишь от начала времен и до скончания века, ты находишь и обретаешь, теряешь и теряешься, понимаешь и обманываешься… а главное – идешь вперед, и только вперед, избранник.
– Ну, раз я избранник, – криво усмехнулся Иван, – значит, мне и задумываться ни о чем не надо? Все само, сделается?
– Ничего подобного. Совершишь ошибку – пеняй на себя. И последствия твоей ошибки коснутся не только тебя лично, но и многих, многих других.., а по сути – всего твоего мироздания.
– Ну хорошо. Не буду спрашивать, почему именно я избранник, хотя это и непонятно.., но что такое, собственно, избранник?
Двойник отвел глаза, помолчал и задумчиво проговорил:
– Выбор. Проблема выбора была всегда и всегда будет…
– Ты-то что об этом знаешь? – хмыкнул Иван.
– И вообще – кто ты, собственно, такой?
– Я – твой двойник, – сказал двойник просто.
Иван невесело усмехнулся.
– Да? – произнес он с мрачной иронией. – Это, пожалуй, я и сам вижу… только непонятно, из зеркала ты или из Зазеркалья… Так что и из чего выбирать?
– А я не знаю.
– Понятно, – кивнул Иван. – А ну как я вернусь обратно и выясню что к чему?
Двойник помотал головой.
– И не думай об этом. Считай, что ты в загробном мире, а оттуда, как известно, обратной дороги нет. Можно идти только вперед – авось выберешься.
– В данный момент мы в загробном мире? – уточнил Иван.
– В какой-то степени, – уклончиво ответил двойник.
– Что значит – в какой-то степени? – поразился Иван.
– А миры, в том числе и загробные, могут быть втиснуты друг в друга, как матрешки. Могут быть и перепутаны. И в каждом есть своя передняя – или приемная.
– Врешь небось, – с укоризной сказал Иван.
– Может, и вру, – легко согласился двойник. – Здесь, кстати, постоянно, еще раз повторяю, постоянно врут в разных формах. Ты это имей в виду и все проверяй на своем опыте.
– И проверю.
– Проверяй, проверяй.
– А ты что, помогать не будешь?
– Нет.
– А для чего ты тогда есть?
Иван номер два расхохотался, как показалось Ивану номер один – несколько натянуто.
– Во загнул… Я тоже мог бы спросить – а для чего ты есть? Кто тебя, братец, создал и зачем?.. Но я тебя понимаю. А потому скажу так: ежели ты думаешь, что где-то рядом бродит некий гипотетический Франкенштейн и, хихикая, мастерит из подручных материалов сборища потешных идиотов с одной лишь целью – досадить полуабстрактному-полупридуманному персонажу, то ты ошибаешься. Все сложнее.
– Насколько сложнее?
– Этого я не могу тебе сказать. Может быть – пока не могу сказать. Что-то узнаешь со временем, до чего-то додумаешься, а чего-то никогда не узнаешь и не поймешь…
– Почему?
– А потому что так надо. Спросишь – кому? Да всем. Конечно, можно выяснить – хоть теоретически, – кому надо, чтобы каждое из происходящих с тобой событий состоялось, и даже кому необходима совокупность этих самых событий, но вот если задаться вопросом, почему некоей абсолютной персоналии все это было нужно, то остается либо простереться ниц и распустить слюни, либо предположить, что все-все-все подчиняется всему-всему-всему и превысить своих полномочий никто – заметь, никто! – не в состоянии…
Двойник умолк и посмотрел на Ивана.
– Все, – сказал он решительно, – хватит об этом!
Иван помолчал, потом сказал примирительно:
– Хорошо, хватит так хватит.., хоть и надоели вы мне все, повторяющие чужие слова. Но ты ведь можешь мне сказать, куда идти дальше и что делать?
Двойник усмехнулся.
– По твоим вопросам, особенно по последнему, сразу видно, в каком краю ты уродился… Реорганизация рабкрина как главный вопрос мирового бытия тебя не занимает?.. Кстати, запомни: тебя здесь будут стремиться задержать, помешать и все такое прочее. И еще: не всегда даже явная истина есть истина лично для тебя.
Иван слегка смутился.
– Но я же сам видел…
– То, что ты здесь можешь увидеть, есть только твое субъективное представление об одном из вариантов одного из вариантов, экспериментально предлагаемых… Ну, это уже не важно. Уместно возгласить вслед за многими – не верь глазам своим!..
Иван подумал.
– А как мне отличить, так сказать, правду от лжи?
Двойник хмыкнул.
– Будем считать, что ты не задавал этого вопроса, – сказал он с сожалением.
– Могу лишь намекнуть: человеческая психология действует здесь не всегда.
– Ого! – сказал Иван. – А где я другую возьму? Придумаю? Не получится ведь.
Двойник посмотрел на него с интересом.
– Это верно, – согласился он, – хотя и не ты первый заметил. Что ж, придется тебе обходиться тем, что под рукою…
– Спасибо, – кисло сказал Иван.
– Больше ничего посоветовать не могу, – развел руками двойник, насмешливо улыбаясь.
– Разве что быть поосторожнее с женщинами, – раздалось за спиной у Ивана. – Помнишь Далилу?..
Иван обернулся. За спинкой его кресла, облаченный в черную хламиду, стоял профессор или кто он там был на самом деле. Он благожелательно улыбался.
– И вы тут, – сказал Иван. – Подкрадываетесь незаметно, – укоризненно добавил он.
– А где же мне быть, как не здесь, – сказал профессор, подсаживаясь к столу. – Служба, знаете ли.
Иван посмотрел на своего двойника. Тот заметно поскучнел.
– Ты можешь мне сказать, кто это такой? – спросил вполголоса Иван, кивая на профессора. Двойник помотал головой.
– Нет, не могу, – сказал он. – Знаешь, сколько этих профессоров? Запутаться можно. Каждый – модная фигура, но часто они не имеют друг к другу никакого отношения.
Иван вздохнул.
– Модная фигура… как и избранник, кстати, – сказал он и поднялся. – Ладно, я пошел.
– А как же на посошок! – вскричал его двойник, доставая откуда-то из-под стола большую оплетенную бутыль и три глиняные кружки. – Водки, само собой, не держим, но зато вино – какое ты и не пробовал!
Иван усмехнулся.
– На посошок, конечно, можно, – сказал он, усаживаясь обратно. – Посмотрим, как у нас с общностью вкусов…
Профессор встал.
– Извините, господа, – произнес он. – Не могу у вас задерживаться. С радостью бы, но – не могу.
Двойник покивал.
– Понятно, понятно, – сказал он, разливая вино по кружкам. – И вечно ты в спешке, и вечно ты на ногах…
Профессор слегка поклонился и с улыбкой развел руками.
– Такие дела… До встречи.
Он повернулся и зашагал прочь. Иван задумчиво смотрел ему вслед. Внезапно профессор исчез. Просто так: шел себе, шел и – пропал. Без вспышек и грохота. Иван вздохнул и повернулся к столу. Перед ним уже стояла полная вином до краев большая кружка.
– Ну, – с улыбкой произнес, поднимая свою кружку, двойник, – за встречу! Будь здоров!..
Последнее пожелание прозвучало так странно, что Иван, уже поднесший кружку к губам, остановился и посмотрел двойнику в глаза. Ядовитая усмешечка змеилась на губах у двойника. Глаза его были полны злобы, и вина, естественно, он пить не собирался. Ивана точно ударили. Действуя скорее инстинктивно, чем сознательно, он выплеснул свое вино в лицо двойнику. Жуткий вопль пронесся под сводами зала, и эхо в испуге заметалось, отражаясь от каменных стен. Двойник кричал, и в его крике были и злоба, и ярость, и ужас.
Иван вскочил на ноги. Он увидел, как кожа на лице у двойника покрылась струпьями, как из глаз потекла кровь, а потом белесыми сгустками потекли и сами глаза. «Началось», – с усталым омерзением подумал Иван, ожидая, что и этот сейчас начнет превращаться в какую-нибудь пакость.
Двойник, однако же, ни во что превращаться не собирался, а, судя по всему, просто умирал, причем в муках. Он ревел жутким голосом, он кричал, всхлипывал, стонал, мычал тоскливо и нечленораздельно, постепенно затихая и сползая с каменного кресла на пол; и вот он затих совсем.
И тут раздался топот: откуда-то в зал ворвались стражники, числом около десятка, все в черном и с короткими копьями в руках: не медля, они бросились к Ивану. Иван огляделся по сторонам и, не найдя ничего под рукой, кроме здоровенной бутыли с вином, схватил ее со стола, размахнулся как следует и метнул посудину в сторону солдат. Бутыль грянулась у их ног и разлетелась вдребезги. Раздался оглушительный вопль страха и отчаяния. Все, на кого попала хоть капля отравленного вина, корчились в конвульсиях на полу, побросав копья. Остальные шатались, выпучив глаза и хватаясь руками за горло: над осколками бутыли поднимался белесый дымок.
Иван почувствовал резкий цветочный запах: закружилась голова. Он зажал рот и нос руками и побежал прочь, хотя никаких дверей в зале не было. Сделав несколько шагов, он почувствовал, как каменная плита под его ногой подалась вниз, и провалился в задумчивую бездну.
…Он стоял на верхушке холма, припорошенного снегом; впрочем, снег уже истаял, и виднелась молодая, смелая, живая травка. Хлестал дождь: крупные капли влаги заливали лицо, ручейками текли за воротник прилипшей к телу рубахи. Иван подставил лицо дождю и засмеялся, потому что вот-вот должно было выглянуть солнце.
Оно и появилось, хотя уже стало светло; свет отогнал тьму далеко-далеко, и она замерла, свернувшись клубочком у горизонта, спокойно выжидая; солнце сделало окружающий мир прозрачнее, радостнее и просторнее; но и это было еще не все.
Взошла гордая луна. Иван почувствовал, что его охватила легкая грусть по тем, кто ушел, но эта грусть была ничем перед теплым дождем и мягкой травой, что поднималась у него под ногами. Все было сразу, одновременно: свет, отраженный в мириадах снежинок, которые кружились в медленном величавом танце; февральская луна, покрытая тонким ледком замершего в раздумье августовского дождя; мартовское солнце, яркое, победоносное, несущее надежду, – небесный огонь, который не обжигает, но лишь дарит живительное тепло – Ивану, траве, земле, миру…
Свет, солнце и луна вместе породили десять тысяч вещей: было тепло, было холодно, мучила жажда, и шел дождь – но это был мир, который ожил, в котором надо было действовать и в котором нужно было искать свое место…
Иван снова засмеялся и стал спускаться с холма, направляясь туда, где под снежной пеленой угадывался вдалеке чудесный сад: там одновременно цвели и плодоносили деревья, и резвись рыбки в бассейне с чистой водой, и пели птицы прекрасными голосами… Иван потряс головой и оглянулся. Что за наваждение?.. Он спустился с холма и отошел уже достаточно далеко и теперь не понимал, что ему там привиделось: трава, растущая прямо на глазах, погодные катаклизмы… Он посмотрел внимательнее. Все в порядке: просто красивый холм, чистое бессолнечное голубое небо, теплая безветренная погода… В замешательстве он посмотрел в ту сторону, куда направлялся. Сад был на месте. Иван облегченно вздохнул и зашагал туда, где виднелись белые с зеленым деревья. Идти оказалось гораздо дальше, чем он предполагал. Иван даже усомнился было, не нарисован ли этот чудесатый садик неким шаловливым художником на сотканном из чистого воздуха холсте, не видение ли это, призванное заманить доверчивого путника черт-те куда, не мираж ли; но словно в ответ на эти его грустные мысли садик словно скачком приблизился к Ивану и более иллюзией не выглядел. Иван подошел к живой изгороди и осторожно заглянул через нее.
Ничего особенного: сад как сад. С прудом.., нет, скорее, бассейном. Птички чирикают. Персиками пахнет и сливами. Домик под деревьями… Видали и получше. Иван помедлил и пошел к домику. Мягко шелестела под ногами трава, из нее то и дело – фр-р-р – взлетали крохотные птички и взмывали вверх, моментально теряясь в высоком голубом небе.
Он подошел к бассейну, облицованному белым камнем. Вода в бассейне оказалась чуть зеленоватая и очень прозрачная: видны были проворно снующие там и сям здоровенные рыбины.
Карпы, подумал Иван. Как и положено – похожи на атомные подводные лодки.
Он засмотрелся на их сложные маневры, наклонился вперед, потерял равновесие, поскользнулся и с шумом обрушился в воду, окунувшись с головой. Рыбины испуганно шарахнулись в разные стороны. Иван вынырнул на поверхность, фыркая к отплевываясь. Вода оказалась очень холодной и, к немалому удивлению Ивана, довольно соленой.
«Ура: значит, мы поедем домой по железной дороге», – мрачно подумал Иван, выкарабкиваясь из бассейна.
– Как водичка? – поинтересовался негромко кто-то. – Холодная?
Иван поднял голову и увидел сидящего возле домика на трехногом табурете маленького пухлого пожилого человечка в атласном, расписанном золотыми драконами халате и в нелепой фиолетовой шапочке, похожей на камилавку. Плоское желтое лицо человечка как-то лунообразно улыбалось, узкие глаза были полуприкрыты. На лбу у старичка слабо пульсировала небольшая припухлость. В целом старик походил на китайца со старинных картинок. На коленях у него смирно сидел крупный заяц странного цвета. Старик гладил его по голове, заяц жмурил глаза – наверное, от удовольствия.
– Холодная, – буркнул Иван, отряхиваясь.
– И мокрая? – снова с интересом спросил старик.
Иван сдержался, понимая, что скандалить и огрызаться неуместно. В самом деле, не виноват же этот старик в том, что он, Иван, падает без спросу куда попало. Как глубинная бомба какая-нибудь.
– Мокрая, – спокойно сказал Иван и добавил, не дожидаясь следующего вопроса: – И соленая к тому же.
– Ну, это само собой, – согласился старик и спихнул зайца с колен.
Тот навострил уши, пошевелил ими, а потом сорвался с места и ускакал за угол домика. Сейчас же оттуда донесся монотонный стук.
– Присаживайся. – гостеприимно предложил старик, указывая Ивану на невысокий стульчик неподалеку от себя. – Отдохни с дороги.
Иван кивнул в знак благодарности, подошел к стульчику и осторожно на него уселся, готовый к подвоху.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38