По горам прокатилось эхо. На тропу обрушился каменный дождь.
Послышались вопли и стоны раненых. С другой стороны тоже кричали. С разбойниками напротив было покончено. Оставались только те, что наверху.
Меньше часа до захода солнца.
Пронзительный вой. Егор с Василием последовали примеру Александра: подстерегали, когда кто-нибудь из верхних бандитов высунет голову, и тут же стреляли. Но разбойники заметили опасность и больше не показывались.
Вдруг случилось что-то непонятное, сбившее с толку Себастьяна и всех остальных. Егор неожиданно вскочил на коня и с гранатой в руке помчался вперед во весь опор. Но куда? Себастьян вскоре потерял его из виду. Даже не слышал стука копыт.
– Куда это он с гранатой? – спросил Александр.
– Не знаю, – ответил Себастьян.
Ответ пришел через десять минут. Сначала яростные крики заставили путешественников поднять голову, потом грохнул другой взрыв, и с обрыва хлынул ливень земли и мелких камней. Крики стали реже, да и их заглушило конское ржание наверху и внизу. Потом все стихло.
Путешественники вшестером одержали верх по меньшей мере над дюжиной разбойников.
Оставалось ждать.
Они поняли маневр Егора. Но почему тот не возвращается? Неужели погиб во время своей отчаянной атаки, пав жертвой собственной гранаты?
Себастьян осмотрел рану Трофима. Во время перестрелки Василий наспех перетянул жгутом руку своего товарища. Пуля прошла сквозь мягкую ткань под плечом, не задев кость. Себастьян приблизился к вьючной лошади, погладил ее, чтобы успокоить, потом открыл сумку, в которой держал лекарственные снадобья, и достал оттуда бутылку винного спирта и мазь из подорожника. Очистил и смазал рану, потом стал перевязывать своим шарфом. Жгут был больше не нужен.
А время все шло. Близилась ночь. Куда же запропастился этот чертов Егор?
– Пойду взгляну, пока вы тут с Трофимом возитесь, – сказал Василий.
Но тут раздался нарастающий стук копыт. Себастьян опасался увидеть лошадь без седока, но, услышав топот целого табуна, встревожился еще больше. Путешественники застыли. Солиманов и Александр взялись за свои пороховницы.
Из-за скалы появился Егор, живой и невредимый. А когда солдат подъехал поближе, все увидели, что он сияет.
И было из-за чего – он вел за собой в поводу еще трех лошадей, одна из которых была навьючена невероятной добычей: семь ружей, халаты, кинжалы, мешки с порохом…
Трофим расхохотался. Истерично, почти безумно, срываясь на заливистые повизгивания. Потом и Василий хлопнул себя по ляжкам и тоже зашелся неудержимым смехом. А вслед за ними и Себастьян с Александром.
Егор спешился. Путешественники обступили его. Он красноречиво провел рукой по горлу и пояснил:
– Троих прирезал.
Пока Василий осматривал добычу, Себастьян поспешил закончить до темноты перевязку раненого.
– А ружья-то английские, – заметил Егор.
Трофим хотел сходить и за остальными лошадьми на другую сторону ущелья, но уже спустилась ночь.
Солиманов спросил, собираются ли они хоронить мертвецов.
– Тогда придется проторчать тут до полуночи, – поморщился Василий. – Лучше уберемся отсюда как можно скорее.
– Верно. Стервятники-то на что? – добавил Трофим.
Маленький караван опять пустился в путь, спеша покинуть опасную теснину, но в первом же подходящем месте остановился, чтобы разбить лагерь и подкрепиться.
Егор и Василий задали корму лошадям, включая новоприобретенных, потом расположились вокруг костра и поели сами.
Себастьян был поражен, увидев, как блестят глаза Александра.
Это навело его на неожиданную мысль. Великое алхимическое Деяние предусматривало закалку огнем на стадии Близнецов.
«После этой стычки мальчик стал мужчиной», – подумал Себастьян, испытывая странное чувство, будто у него появился двойник. И вдруг ощетинился, словно испуганная кошка, еще до того, как понял почему: ему вспомнилось лицо Александра, когда тот подстрелил разбойника. И звериное рычание сына. Сходство меж ними было гораздо большим, чем он представлял себе и чем ему хотелось.
Но разве в алхимической цепи превращений он не был сейчас на стадии Близнецов?
34. ПРИНЦ В КОНЦЕ ЛАБИРИНТА
Наконец Пушапур. И неопределенность.
Путешествие из Одессы продлилось около трех месяцев, на целых два больше, чем предполагали Засыпкин и Банати. Посланец царя Холькара, который должен был ждать их в Пушапуре, наверняка отчаялся увидеть когда-либо графа де Сен-Жермена и вернулся в свою страну.
Егор, Трофим и Василий пустились в обратный путь, обогатившись не только своей добычей – оружием и трофейными лошадьми, – но и тремя собственными ахалтекинцами, которых Себастьян им подарил. Четырех оставшихся коней для окончания путешествия было вполне достаточно.
Солиманов не говорил ни на каком из языков Индии, и, если бы не симпатия, родившаяся из совместно пережитых испытаний, Себастьян отправил бы и его восвояси. Знаний туркмена хватило лишь на то, чтобы сказать:
– Вроде тут по-пуштунски говорят.
Это был язык афганских племен, который Солиманов узнавал, но говорить на котором не мог.
Так они втроем оказались в чужой стране без малейшей надежды найти пристанище в этом городе, вполне оправдывающем свое название «Город цветов»: сады тут были повсюду. Между широкими пространствами, засаженными кустами и клумбами, проезжали туда-сюда на мулах, реже на лошадях, люди в тюрбанах, внешне похожие на разбойников, устроивших им засаду. Но попадались и азиаты в более коротких одеяниях.
«Похоже, мы заблудились», – подумал Себастьян.
Десять часов утра. Они добрались до какого-то базара у городских ворот, спешились и стали ждать, стоя рядом со своими лошадьми, словно в клетке гигантской игры «гусек», обозначавшей положение «вне игры».
Светлокожие, несмотря на загар, приобретенный на плато Устюрт, одетые совершенно иначе, чем жители этой страны, они неизбежно привлекали внимание и прохожих, и торговцев. Их кони тоже. Таких тут явно никто не видел, и красота животных бросалась в глаза самым возмутительным образом. Себастьян начал терять терпение.
Однако странность троицы оказалась ее защитой.
Себастьян уже собирался, испив до дна чашу стыда, прибегнуть к языку жестов, чтобы дать понять первому же попавшемуся торговцу зеленью, что они ищут, где бы поесть и поспать.
Но тут их внимание привлекло некое зрелище. Человек верхом на лошади, лет сорока и надменного вида, в сопровождении десятка вооруженных пеших телохранителей двигался прямо к ним. Подъехав поближе, он остановился и рассмотрел сначала самих путешественников, потом их коней, затем его взгляд вновь вернулся к Себастьяну, который, видимо, показался ему главным в этой троице.
– Do you speak English? – спросил всадник с высоты своего бархатного седла, украшенного золочеными узорами.
Себастьян сначала изумился, потом возликовал.
– Да, – ответил он на том же языке. – Кто вы?
– Я Ассад Зафрульдин, – объявил всадник таким тоном, каким во Франции мог бы сказать, что он принц Конде. – Мои люди сообщили мне о заблудившихся чужестранцах. Правда, они не поняли, на каком языке вы говорите. Сказали только, что вы светлокожи и одеты по-туркменски.
Откуда этот вельможа знает английский язык? Себастьян решил приберечь вопрос на потом.
Тем временем вокруг собралась небольшая толпа. Себастьян нашел, что господин Зафрульдин поступил бы учтивее, сойдя с коня для продолжения беседы. Высокомерие всадника уже начинало его раздражать. Но в конце концов, это было единственное человеческое существо, которое могло оказать им содействие, так что Себастьян придержал язык.
– Кто вы? – спросил всадник резко.
– Я граф де Сен-Жермен, а это мои спутники – князь Александр Полиболос и наш проводник Исмет Солиманов.
– Граф – это ведь титул знатного человека, верно? – спросил Зафрульдин.
– Так и есть.
– В какой стране? – продолжал вельможа.
– В данном случае во Франции.
– А юноша – князь?
– Да.
– В какой стране?
– В Греции, – ответил Себастьян, решив в итоге, что его собеседник скорее забавен.
У всадника было энергичное, довольно красивое, хоть и грубо отесанное лицо – столь же грубо, как и его манеры.
– Приехали из Самарканда?
– Нет.
– Значит, из Бухары?
– Тоже нет.
– Так вы не купцы? – удивился Зафрульдин.
– Нет, – ответил Себастьян несколько сухо. Убедившись, что имеет дело не с какими-нибудь людишками низкого звания, Зафрульдин щелкнул пальцами, и двое из его людей бросились к нему, чтобы помочь спуститься с коня.
– Откуда же вы держите путь?
– Из Мазар-эль-Шарифа.
Зафрульдин опешил:
– И вы одни прошли через долину? Да вы же храбрецы! Стерегущие ее племена не слишком-то приветливы.
Себастьян удержался от замечаний об оказанном им гостеприимстве и, повинуясь инстинкту, не стал уточнять, что их сопровождали русские солдаты.
– Могу я вас спросить, что вы собираетесь делать в Пушапуре? – осведомился Зафрульдин.
Чтобы учинить полицейский допрос, этот человек наверняка должен был располагать полномочиями.
– У нас здесь назначена встреча с посланцем царя Холькара, но мы задержались в пути на несколько недель и недоумевали, как ему сообщить о нашем прибытии. Однако тут любезно появились вы, – добавил Себастьян с оттенком иронии.
Услышав про царя Холькара, Зафрульдин оживился. Потом, бросив на своего собеседника испытующий взгляд, заявил:
– Я советник правителя Пушапура Тарик-хана Хаттака. Быть может, я смогу вам помочь найти посланца, с которым вы разминулись. Но если вы окажете мне честь последовать за мной, я бы уже сейчас был спокоен, что вы разместитесь достойным образом.
Себастьян кивнул. В других обстоятельствах он отнес бы это великодушное предложение на счет обычного восточного гостеприимства, но сейчас интуиция подсказывала иное: в сущности, этот человек брал его со спутниками в плен. Такой вельможа не побеспокоился бы лично прибыть с десятью вооруженными стражниками только потому, что ему донесли о каких-то заблудившихся чужестранцах. Подлинный мотив прибытия Зафрульдина – подозрительность. И десять стражников предназначались для их ареста, а может (кто знает?), и немедленной казни на месте в том случае, если бы ответы чужаков ему не понравились.
Похоже, эта страна живет в тревоге. Но почему? Себастьян нахмурился.
Через несколько мгновений он, Александр и Солиманов сели в свои седла, правда без помощи стражников. Этой чести гостеприимец им не оказал. По его отрывистому приказу кортеж тронулся в путь; они ехали шагом, удаляясь от базара и проезжая мимо садов, простиравшихся на запад. Сады казались просторнее, чем те, что путешественники уже видели, и их было больше. Цветущие фруктовые деревья источали благоухание и роняли лепестки под сенью столетних сикомор. Павлины чванливо влачили свои хвосты по лужайкам, не менее горделивые лебеди скользили по глади прудов, заросших водяными лилиями.
Разительный контраст с бесплодными областями, которые путешественники недавно покинули. Они приблизились к комплексу зданий, размерами не уступавшему целому городу. Может, это и есть дворец правителя, имя которого Себастьян не смог запомнить? Доступ в сады охраняли стражники, до зубов вооруженные копьями, кривыми саблями и мушкетами; завидев Зафрульдина, они кланялись ему до земли.
Прибыв к большому зданию, окруженному галереей и стоящему в стороне от роскошной постройки с четырьмя высокими башнями, наверняка дворца правителя, вельможа рявкнул, отдав какой-то приказ. Налетела туча слуг, чтобы помочь ему спешиться; на сей раз такую же честь оказали и его гостям. Другие занялись поклажей, повели лошадей в конюшню.
– Хочу надеяться, что эти покои подойдут вам, – сказал Зафрульдин. – Если угодно, я увижусь с вами через два часа, – добавил он, взглянув на большие карманные часы в золотом корпусе.
Себастьян поклонился со всем возможным изящетвом. Прием вполне мог сравниться с тем, что некогда строил ему Байрак-паша. Наличие стражи подтверждало его догадку: путешественники стали в некотором роде пленниками.
Теперь оставалось устроиться в отведенном им доме. По правде сказать, уважение Себастьяна к Засыпкину и Банати резко пошатнулось. Оба втянули его в плохо задуманную и еще хуже подготовленную экспедицию. Это отразилось и на его верности делу. Но Себастьян решил, что глупо или, по крайней мере, преждевременно выходить из игры сейчас, после стольких злоключений и долгих дней без воды. Прежде всего следовало узнать, каковы ставки.
Он чувствовал, что, сам того не ведая, угодил в ловушку – в некий лабиринт, выхода из которого не знал.
Вдруг из этих тактических рассуждений вынырнула мысль: до сих пор он имел дело только с прислужниками власти, со всеми этими стенхоупами, лобковицами, бель-илями, засыпкиными, банати и прочими. Но никогда с их хозяевами – королями.
Однако впредь Себастьян хотел вести дела именно с королями. Только так он сможет взять реванш. Но какой? – спрашивал он себя, стоя на террасе отведенного ему дома.
Александр молча наблюдал за отцом. О чем догадывался этот юноша?
– Вы заговорите со мной когда-нибудь, отец?
Себастьян смутился.
– Вы считаете, что я слишком неразговорчив?
– Думаю, у вас еще найдется, что мне сказать.
Себастьян улыбнулся.
– Вы проницательны, Александр.
– Быть может, это наследственное, отец. Так о чем вы говорили с этим вельможей?
– Его зовут Зафрульдин, и он министр правителя Пушапура.
– Да, но разговор с ним, похоже, вас озадачил.
– Я ничего от вас не скрою, когда сам разберусь, что к чему.
Пришел слуга и объявил графу и князю, что все приготовлено для их омовения.
Около шести часов вечера явился Зафрульдин, пышно разодетый в вышитые шелка, лен и бархат, и сообщил Себастьяну, что Тарик-хан Хаттак приглашает его со спутниками отужинать. Потом придирчиво осмотрел их наряд.
– Это вся ваша одежда? – спросил он.
По правде сказать, их платье несколько потеряло свежесть и было почти в жалком состоянии. Зафрульдин кликнул слуг, и через несколько минут те принесли новехонькие шаровары, тонкие рубахи, расшитые сапоги, великолепные халаты и переодели чужестранцев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53