А поскольку средство еще и отдавало цедрой, розой и камфарой, то ничуть не оскорбляло обоняние.
Наконец, за кругленькую сумму в тридцать фунтов стерлингов Ян приобрел в фирме «Томас Темпион и сыновья» часы, внимательно выслушав советы часовщика, самого господина Темпиона: не встряхивать, хранить в специальном футляре, дабы уберечь от сильного холода или жары, способных повредить хрупкий механизм, ни в коем случае не открывать во влажном воздухе, избегать попадания воды и заводить каждый день, строго в одно и то же время. По крайней мере раз в год часы надлежало доверять опытному часовщику, чтобы прочистить и заново смазать, восстановить гармонию между колесиками и устранить любую причину замедления или ускорения хода. Вещь и в самом деле великолепная, в серебряном корпусе, уже украшенном гравировкой, где недоставало лишь монограммы владельца.
Ян сел на корабль, отплывавший на континент, и высадился в Роттердаме. Так он и приобрел чарующие нойенкирхенские воспоминания.
Одиннадцать недель, прошедших после его пребывания у Ротенбургов, были использованы, чтобы добраться через множество немецких государств до Австрийской империи и посетить различные исторические места. Всегда элегантный, удивлявший исключительной роскошью, сопровождаемый все теми же слугами, маркиз де Сен-Фарго, разумеется, завязал немало дружеских знакомств, отдавая предпочтение особам могущественным или титулованным.
Так, в Праге он не пренебрег вниманием, которое засвидетельствовал ему молодой граф Роберт фон Чернин. Они встретились в Императорской академии фехтования, расположенной рядом с Тинским кафедральным собором. Поскольку маркиз, по его собственным словам, решил приобщиться к тонкостям искусства этой знаменитой школы, его взял под свое крыло сам первый профессор, очарованный любезной самоуверенностью и обаянием француза. Граф Роберт удивился твердости руки чужестранца, и оба молодых человека решили помериться мастерством. Прочие ученики, все из аристократических семейств, прервали свои упражнения, чтобы наблюдать поединок. В итоге Сен-Фарго дважды задел своего противника. Грянули аплодисменты, профессор поздравил его, а граф Роберт, восхищенный, несмотря на свое поражение, пригласил победителя отужинать в его дворце.
Там француз опять восхитил всех своей непринужденностью (не считая алмазных пуговиц на жилете и уже известного сапфира).
– Я узнал от моего сына, что вы собираетесь в Индию. Чем же так привлекает вас эта страна? – спросил за столом старый граф Франц, отец Роберта.
– Я изучаю философию, граф. А многие умнейшие люди полагают, что индусы в этой области непревзойденные учителя.
– Философия? – удивился граф Франц. – Мой сын уверяет меня, что вы блистаете в физических упражнениях.
– Физические упражнения, граф, это также способ развивать свой ум. Неустанно следить за малейшим движением противника, оценивать его силу и в долю секунды решить, как отразить удар, – для меня это значит проникнуть в самую суть предмета и избежать ошибки.
Гости засмеялись.
– Отлично сказано! – воскликнул один из них, старый офицер, хоть и парализованный немного, но еще вполне проворный поднимать бокал.
Дамы и благородные девицы пожирали глазами маркиза де Сен-Фарго.
– Но неужели вам недостаточно нашей христианской мудрости, если вы собираетесь искать какую-то другую в Индии? – продолжил хозяин дома.
– Граф, наша христианская мудрость сравнима с великолепным драгоценным камнем, который обрамляют более мелкими, чтобы еще больше подчеркнуть его красоту.
– У этого юноши ум так же быстр, как и рука, – заключил с улыбкой старый святоша, поначалу отнесшийся к французу довольно сдержанно.
После молитвы, предшествующей трапезе, граф Роберт предложил тост за маркиза де Сен-Фарго, и все с воодушевлением подняли свои бокалы. Прежде чем распрощаться, старый граф Франц даже пригласил маркиза погостить в замке до его отъезда в Вену, предусмотренного на понедельник. Графиня же объявила своему гостю:
– Если вы останетесь в Праге, маркиз, я не сомневаюсь, что город сделает вас своим почетным гражданином. Вы столь же мудры, как и приятны.
Сен-Фарго поклонился и взял протянутую ему для поцелуя руку. Но тут графиня вскрикнула и ошеломленно уставилась сперва на свои пальцы, потом на молодого человека.
– Что это? – пролепетала она. – У меня впечатление, будто я коснулась раскаленной кочерги.
Прежде он тщательно избегал прикасаться к кому бы то ни было, а тут забылся.
– Простите, – сказал маркиз, – такое случается иногда, когда дотрагиваешься до шелка.
И он откланялся с загадочной улыбкой.
Отныне граф Роберт фон Чернин, проникшись убеждением, что повстречал исключительное существо, расставался с Филиппом (поскольку таково было теперь его новое имя) де Сен-Фарго только на ночь. Они стали обращаться друг к другу по имени на следующее же утро и за завтраком перешли на «ты».
Тут Сен-Фарго поджидала ловушка, и только присутствие духа помогло ему выпутаться из нее.
– Почему ты не носишь шпагу? – вдруг спросил его Чернин.
Маркиз почувствовал опасность: у него не только не было шпаги, но и сама мысль носить ее никогда не приходила ему в голову. Вот так промах! Надеясь, что Чернин не заметил кинжала, спрятанного под жилетом, за поясом, он с самым непринужденным видом заявил, что не знал, допускают ли австрийцы ношение оружия иностранными дворянами.
– Ну конечно!
– Тогда досадно, что я оставил свою во Франции. Теперь она мне понадобится. Что будем делать?
– Я отведу тебя к нашему оружейнику, – предложил Роберт. – Но должен предупредить, шпага – вещь дорогая.
– Там видно будет, – ответил Сен-Фарго небрежно.
Но у него уже появилась одна мысль. Он тайком достал из своей сумки крупный бриллиант. В оружейной мастерской, когда они стали обсуждать с присутствовавшим там золотых дел мастером, как украсить эфес, Филипп достал камень и попросил вставить в навершие рукояти.
Алмаз поразил и оружейника, и золотых дел мастера, и Чернина.
– Господин граф… – начал ювелир.
– Маркиз, – поправил его Сен-Фарго.
– Господин маркиз, это исключительный камень… Но… неужели у вас нет для него другого употребления?..
– Может ли быть для него более благородное употребление, милейший, чем увенчать собой орудие чести? – возразил Сен-Фарго надменно. – Что же до камней, то у меня найдутся и другие. Ну что ж, дело решено. Я собираюсь отбыть из Праги через неделю, так что шпага должна быть готова до моего отъезда.
Изумленный оружейник согласился со сроком, и оба молодых человека покинули мастерскую. Чернин был смущен богатством своего спутника и той непринужденностью, с которой Филипп распоряжался своими сокровищами. Сен-Фарго заметил это и не сомневался, что эпизод вскоре будет известен всему городу.
Так он учился широким жестам, прекрасно сознавая, что подобные сумасбродства – любимое лакомство аристократии.
На следующий день Роберт предложил проехаться верхом через лес до одного из хозяйств, принадлежавших его семье. Как только молодые люди оказались вне города, Чернин сразу же попытался обогнать своего спутника под тем предлогом, будто показывает ему дорогу. Но Сен-Фарго догадался о намерении молодого графа доказать, что он лучший наездник, поэтому при появлении первой же изгороди пришпорил своего коня, мигом обогнал Чернина, перемахнул через препятствие и остановился, поджидая своего спутника. Роберт догнал француза, хохоча, и хлопнул по спине.
– А ты малый не промах! Обскакал меня! Каков удалец!
Немного позже он заявил:
– О таком товарище я всегда мечтал. Я бы последовал за тобой хоть в Индию, но не думаю, что мой отец посмотрит на это одобрительно. Слушай, как же твоя жена отпустила тебя на такой долгий срок?
– Я не женат.
– Еще нет? Наверняка затрудняешься с выбором, – сказал Чернин, улыбаясь.
– Ничуть.
Лицо молодого графа сделалось серьезным.
– В таком случае неразделенная страсть?
– Честно говоря, нет, – ответил Сен-Фарго. – Единственная страсть, которую я знаю и считаю достойной себя, – это свободная и духовно возвышенная жизнь. И я хочу посвятить ее совершенствованию тех, кто может стать таким же.
Роберт Чернин казался сбитым с толку.
– Но любовь, семья, неужели тебе этого мало?
– Любовь – это ловушка, которую природа расставила нам, чтобы принудить к продолжению рода.
Когда они добрались до места, Роберт фон Чернин выглядел еще более озадаченным. Спешившись, он спросил с некоторой досадой:
– Но тогда выходит, что ты считаешь мою жизнь, жизнь женатого человека, служащего своей семье, своему роду, своей стране, лишенной смысла?
– Вовсе нет, дорогой Роберт. Ты спросил меня о моем будущем, и я сказал тебе, каким оно мне видится. Я был бы тираном, навязывая его тебе или не уважая твой выбор. Человеческая природа так же разнообразна, как и Божье творение: есть великолепные животные, кони например, знающие только землю, но есть и другие, ничуть не менее восхитительные, ласточки или орлы, которые касаются земли, только чтобы передохнуть.
Они прошли на двор. Прибежал хозяин дома, приветствуя их многочисленными поклонами и комплиментами. Предложив им перекусить, велел подать свежего молока, ветчины, огурцов, черного хлеба, уже один только запах которого казался восхитительным, «пьяные» сливы, бутылку душистого, чуть терпкого вина… Последовали и другие проявления гостеприимства вместе с пожеланиями благополучия графу и его семье.
Потом Роберт и Филипп возобновили свою беседу, воздав должное закуске. Сен-Фарго раздирался между затруднением и даже раздражением, которое вызывали у него собственные потуги казаться правдоподобным, и симпатией, которую он испытывал к своему спутнику. Но он решил поскорее свернуть с этой темы: сколь мало он ни сказал, граф уже явно был обеспокоен.
– Быть может, – сказал Филипп, чтобы смягчить тревогу Роберта Чернина, – я поддамся чарам какой-нибудь индусской красавицы и она будет потчевать меня по пробуждении медом своих губ вместе с пчелиным.
Чернин расхохотался.
Сен-Фарго же решил про себя усовершенствовать свою социальную маску и больше не уступать порывам симпатии. А также воздерживаться от философских разглагольствований.
– Вот домашний тиран и выдал себя! – продолжал смеяться Роберт фон Чернин.
– А быть может, я найду там секрет вечной молодости, – добавил Сен-Фарго с притворной напыщенностью.
– Вечной молодости? Так ты это ищешь?
– Конечно. А ты, неужели ты можешь смириться со смертью?
От этого неожиданного вопроса лицо Роберта Чернина словно осунулось. Молодой, красивый, полный жизни, он, очевидно, никогда не думал о смерти. А значит, она и не существовала.
17. КАРЛОВИЦКИЕ СЮРПРИЗЫ
В Вене, рассчитав обоих своих слуг, маркиз Филипп де Сен-Фарго исчез, уступив место графу Готлибу фон Ренненкампфу, уроженцу Ливонии.
Ему требовалась передышка. Он избегал академий фехтования и верховой езды, где мог лишь повторить свой пражский опыт, приятный, но бесполезный. На первый взгляд люди из высшего общества пользовались широчайшей свободой, но в действительности как в Праге, так и в Лондоне и, без сомнения, во всех остальных местах они жили в окружении незримых крепостных стен. И разглядывали чужестранца из-за зубцов и бойниц – со сдержанной, но от этого не менее пристальной нескромностью. Заверения в дружбе и привязанности тут были всего лишь кличем завоевателей. К подобным победам он испытывал безразличие.
К тому же постоянное общение с этими людьми ничему бы его не научило, и он в конце концов приобрел бы их дурные светские манеры. Они говорили только о делах того или иного двора, о войне, о лошадях, об охоте, собаках и браках. Те же заботы, что и у людей их класса в Лиме или Мексике. И, без сомнения, то же бессердечие.
Смотрели ли они еще на звезды? Или на цветы?
Он подумал о друге Бриджмена, об этом Ньютоне, который установил причину, по которой звезды не падают на Землю, а Земля на них.
И написал Бриджмену письмо:
«Дражайший Соломон!
Вдали от Лондона мне стало ясно, что с вами я за один день узнавал больше, чем со всей знатью Европы за неделю. У меня впечатление, что я попал в логово болтливых волков. Они приветливы со мной лишь потому, что принимают меня за своего. Как можно, чтобы голова была так пуста и при этом так переполнена "шумом и яростью", как вы говорите, цитируя вашего Шекспира.
Путешествие пока шло хорошо, по крайней мере если забыть о дорогах Европы, которые ужасны, и о каретах, которые вызывают дурноту. Мы уже три раза теряли колесо и чуть не оказались в канаве. Порошки доброго доктора Джеремайи успешно отгоняли клопов, а мои книги – скуку.
Я по-прежнему намереваюсь отправиться к туркам, поскольку это единственное средство добраться до Индии. Буду писать вам всякий раз, как представится надежный случай доставить письмо.
Адресую вам мои самые теплые воспоминания.
В Вене, 18 мая в год Господень 1729.
Готлиб фон Ренненкампф
P. S. Как видите, теперь я ливонец».
Он заплатил большую серебряную монету, чтобы послание было доставлено по назначению почтовой каретой фирмы «Турн унд Таксис»; поскольку требовалось пересечь Ла-Манш, это стоило дороже.
Граф фон Ренненкампф провел неделю в гостинице близ собора Святого Стефана, ожидая, пока прояснится в голове. В сумерках, в сопровождении нового слуги, крепкого парня по имени Альбрехт, он пешком спускался к Дунаю и ужинал в таверне колбасой с картошкой или же заказывал рагу в вине, которое, похоже, было тут непременным блюдом.
Жизнь в Австрийской империи была спокойной: отбившись меньше века назад от турок, да и от европейцев, ничуть не менее хищных, чем считались османы, подданные Карла VI вновь обрели вкус к свободе.
К свободе, то есть к отсутствию страдания, причиненного рабством и необходимостью подчиняться чужим вкусам – даже если это просто навязанная компания и беседа.
К вечеру, особенно в конце недели, старые и молодые австрийцы устраивали гулянья:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53