Причина этого заключается в том, что судьи нс
прислушиваются к постоянному и отчетливому гласу
закона, а идут на поводу у толкования, ошибающего-
77
ся и непостоянного. Недостатки, связанные с точным
следованием букве уголовного закона, ничтожны по
сравнению с недостатками, вызываемыми толкованием.
Недостатки первого рода незначительны и легко
устраняются путем внесения в текст закона необходи-
мых изменений. В то же время строгое следование
букве закона не допускает судебного произвола, чре-
ватого возникновением необоснованных и своекоры-
стных споров. Если законы кодифицированы и под-
лежат буквальному исполнению, ограничивая роль
судьи рассмотрением деяний, совершенных граждани-
ном, и оценкой их соответствия или несоответствия
писаному закону, если норма, определяющая пра-
вомерность или неправомерность каких-либо дейст-
вий, которой должны руководствоваться все гражда-
не от простолюдина до философа, не является пред-
метом спорного толкования, а четко установлена, то
в этом случае подданным не угрожает мелочный де-
спотизм большинства. Такой деспотизм тем более
бесчеловечен, чем непосредственнее он касается угне-
тенных и вынужденных страдать, и более губителен,
чем тирания одного человека. И избавиться от него
можно лишь посредством установления единоличной
власти, т.к. ее жестокость пропорциональна не ее си-
ле, а противодействию, с которым она сталкивается.
Строго соблюдая закон, граждане обретают личную
безопасность, что справедливо, поскольку ради этого
люди объединяются в общество; и полезно, посколь-
ку в этом случае предостайляется возможность точно
просчитать неудобства противоправного поведения.
Правда, граждане приобретают дух независимости,
но не для того, чтобы расшатывать законодательную
основу и не повиноваться властям. Они, скорее, ока-
жут неповиновение тем, кто осмеливается назвать
священным именем добродетели потакание своим
прихотям и корыстным интересам или взбалмош-
ным мнениям. Эти принципы вызовут неудовольст-
вие тех, кто считает себя вправе тиранить подчинен-
ных столь же жестоко, как их в свою очередь тира-
нит вышестоящий деспот. И я должен был бы боять-
ся всего на свете, если бы дух тирании мог заставить
смириться дух просветительства.

ТЕМНОТА
ЗАКОНОВ

ели толкование законов зло, то их темнота, за-
ставляющая прибегать к толкованию, не меньшее
зло. И это зло будет гораздо опаснее, если законы на-
писаны на языке, чуждом народу. Будучи не в состо-
янии судить о степени своей свободы или свободы
своих сограждан, гражданин попадает в зависимость
от кучки посвященных, поскольку такой язык зако-
нов, непонятный народу, превращает кодекс из кни-
ги всеми почитаемой и всем доступной в книгу ква-
зичастную и доступную лишь для узкого круга лиц.
80
Не трудно представить себе, какова должна быть
участь людей, если этот архаичный обычай все еще
существует в большей части образованной и просве-
щенной Европы! Чем больше будет число понимаю-
щих и читающих священную книгу законов, тем
меньше будет преступлений, поскольку совершенно
очевидно: невежество и отсутствие ясного представления
о наказаниях способствуют необузданности страстей.
Из сказанного напрашивается вывод: без писаных
законов правление никогда не сможет осуществлять-
ся таким образом, чтобы власть исходила от всего
общества, а не от отдельных его частей, чтобы зако-
ны изменялись не иначе, как по общей воле, а не ис-
кажались бы под давлением частных интересов. Опыт
и разум подсказывают, что вероятность и сила обыча-
ев ослабевают по мере удаления от своего источника.
И разве пощадили бы всепобеждающее время и раз-
гул страстей законы, если бы не был увековечен па-
мятник общественному договору? Понятно поэтому,
какую пользу принесло книгопечатание. Оно (делало
широкую общественность хранителем священных за-
конов, вырвав их из рук узкого круга лиц посвящен-
ных, поскольку способствовало расцвету просвеще-
ния и наук. Их свет рассеял мрак коварства и интриг
вокруг законов. Тот самый мрак, который бежит это-
го лучезарного света в паническом страхе, хотя и с
презрительной миной на лице. Книгопечатание спо-
собствовало тому, что в Европе стало меньше жесто-
ких преступлений, заставлявших содрогаться от ужаса

наших предков, которые бесконечно то тиранили
других, то сами превращались в их рабов. Кто зна-
ком с историей последних двух или трех столетий и с
современной нам, тот может убедиться в том, что
роскошь и изнеженность нынешнего времени явля-
ются источником самых притягательных добродете-
лей: гуманности, благотворительности, снисходитель-
ного отношения к человеческим заблуждениям, а в
так называемое старое доброе время с его простотой
нравов наших предков, человечество стенало под гне-
том неумолимого суеверия, процветало корыстолю-
бие и честолюбие горстки людей, обагряющих
кровью сокровищницы с золотом и царские престо-
лы, постоянно свершались тайные измены и массо-
вые истребления, аристократы тиранили народ, а слу-
жители веры, воздевающие ежедневно обагренные
кровью руки к Богу, молили его о милосердии. И
это - деяния не нынешнего просвещенного века, ко-
торый некоторые называют развращенным.

VI СОРАЗМЕРНОСТЬ
МЕЖДУ ПРЕСТУПЛЕНИЯМИ
И НАКАЗАНИЯМИ

Я интересах всего общества не только добиться
прекращения совершения преступлений вообще, но
и свести к минимуму совершение наиболее тяж-
ких из них. Поэтому эффективность мер, препят-
ствующих совершению преступлений, должна быть
тем выше, чем опаснее преступление для обществен-
ного блага и чем сильнее побудительные мотивы
к совершению преступления. Следовательно, суро-
вость наказания должна зависеть от тяжести пре-
ступления.
83
Невозможно предусмотреть все последствия хаоса,
порождаемого всеобщей борьбой человеческих стра-
стей. Этот хаос усиливается по мере роста народона-
селения, ведущего к расширению масштабов столкно-
вения частных интересов. А этими последними невоз-
можно управлять в интересах общественного блата
по законам геометрии. В политической арифметике
математическая точность вынуждена уступить место
приблизительным расчетам. Обращение к истории
убеждает в том, что расширение государственных гра-
ниц сопровождается усилением хаоса в той же мере,
в которой происходит ослабление национального
чувства. Отсутствие порядка в обществе стимулирует
также и преступность в той мере, в какой это выгодно
частным интересам, что является причиной постоянно-
го роста потребности в ужесточении наказаний.
Наше стремление к личному благосостоянию, по-
добное силе тяжести, уравновешивается соразмерны-
ми противовесами. Оно является источником для це-
лого ряда спонтанных человеческих действий. Если в
результате указанных действий происходят взаимные
столкновения, то наказания, которые я называю 06
щестмнними противодеист>иями, призваны предотв-
ращать их отрицательные последствия, не уничтожая
при этом вызвавшей их причины, каковой является
присущее человеку самолюбие. Действуя таким обра-
зом, законодатель уподобляется искусному градостро-
ителю, задача которого заключается в том, чтобы све-
сти на нег разрушительные последствия силк тяжести
84
и направить ее на упрочение несущих конструкции
здания. Поскольку доказана необходимость объедине-
ния людей и существования общественного догово-
ра, неизбежно вытекающего из потребности в умиро-
творении противоположных частных интересов, то
нарушения установленного порядка можно класси-
фицировать и по степени их важности. На первом
месте стоят нарушения наносящие вред непосредст-
венно обществу, а на последнем - самые незначи-
тельные нарушения прав частного лица. Между эти-
ми двумя экстремами размещаются по нисходящей
линии - от высшего к низшему - все деяния, на-
правленные против общественного блага, которые
называются преступлениями. Если бы геометрия была
применима к бесчисленным и запутанным хитроспле-
тениям человеческих деяний, то должна была бы су-
ществовать и соответствующая классификация пре-
ступлений, составленная также по принципу нисхож-
дения от наиболее тяжких до самых незначитель-
ных. Но мудрому законодателю достаточно указать
лишь основные пункты в рамках установленных гра-
даций, чтобы в дальнейшем наиболее тяжкие пре-
ступления не карались самыми легкими наказаниями.
Если бы существовала подобная точная и всеобщая
классификация наказаний и преступлений, то она
могла бы служить нам, вероятно, в качестве единой
шкалы ценностей и для определения степени узурпа-
ции власти и свободы, гуманности и жестокости раз-
личных народов.

Всякое деяние, выходящее за рамки крайних пред-
елов упомянутой классификации, не может рассмат
риваться в качестве преступления или караться как та-
ковое кем-либо. Исключение могут составлять лишь
те, кому выгодно причислять такие деяния к преступ-
лениям. Отсутствие четкости при определении этих
пределов породило у ряда народов мораль правона-
рушителей. Это привело также к противоречивости
применяемых законов, к тому, что, согласно многим
законам, наиболее мудрый человек подвергается наи-
более суровому наказанию, а понятия порока и добро-
детели становятся размытыми и неопределенными. У
людей появляется неуверенность в собственном суще-
ствовании, что влечет за собой летаргию и гибельный
сон политических организмов. Философ, углубивший-
ся в чтение кодексов и историй различных народов,
обнаружит, что почти всегда понятия порока и добро-
детели, законопослушною гражданина и преступника ме-
нялись с течением веков, но не в силу особенностей
развития данной страны и сообразно ее обществен-
ным интересам, а по прихоти и вследствие заблужде-
ний, присущих целым поколениям многочисленных
законодателей, последовательно сменявших друг дру-
га. Он обнаружит также, что страсти одного века час-
то составляют основу морали последующих веков,
что клокочущие страсти, являясь порождением фана-
тизма и безрассудства, ослабевают и, успокаиваясь
под воздействием неумолимого времени, которое
приводит в равновесие все явления физического и
86
нравственного свойства постепенно становятся житей-
ской мудростью века, эффективным орудием в руках
ловких и могущественных. Таково происхождение
наиболее неопределенных понятий о чести и доброде-
тели. Они и поныне остаются таковыми, поскольку
их содержание меняется с течением времени, оставля-
ющего от вещей лишь оболочку - их названия, а
также в зависимости от рек и гор, которые очень час-
то служат границами не только в физической, но и в
политической географии.
Если наслаждение и страдание - движущая сила
наделенных чувствами живых существ, если в качест-
ве стимулов, побуждающих людей к самым возвы-
шенным поступкам, невидимый законодатель исполу
зовал награду и наказание, то очевидно, что установ-
ление неверного соотношения между ними порожда-
ет малозаметное, но широко распространенное про-
тиворечие, вследствие которого преступления порож-
даются самими наказаниями. Если одно и то же на-
казание предусмотрено в отношении двух преступле-
ний, наносящих различный вред обществу, то ничто
не будет препятствовать злоумышленнику совершить
более тяжкое из них, когда это сулит ему большую
выгоду.

VII ОШИБКИ
ПРИ УСТАНОВЛЕНИИ МЕРИЛА
НАКАЗАНИЙ

редшествующие размышления дают мне право
утверждать, что единственным истинным мерилом
преступлений служит вред, причиняемый ими обще-
ству. И заблуждались поэтому все те, кто принимал
за истинный критерий преступления намерение его
совершить. Намерение зависит от сиюминутного впе-
чатления, производимого вещью, и от предшествую-
щего расположения духа: оно изменчиво у всех и
каждого, и на него влияют быстрое чередование мыс-
лей, смена чувств и внешних обстоятельств. Потребо-
88
валось бы поэтому не только разработать специаль-
ный кодекс для каждого гражданина, но и прини-
мать новый закон для каждого преступления. Иногда
люди из лучших побуждений наносят обществу не-
поправимый ущерб. Иногда же, руководствуясь са-
мыми низменными намерениями, приносят ему
большую пользу.
Иногда оценка преступления зависит скорее от об-
щественного положения потерпевшего, чем от его
значения для общественного блага. Если бы этот кри-
терий действительно отвечал самой природе преступ-
ления, то неуважение к Творцу всего сущего следова-
ло бы карать строже, чем цареубийство, поскольку
любой ущерб, нанесенный природе, всегда будет ни-
чтожно мал по сравнению с ее величием.
Наконец, полагали, что одним из критериев пре-
ступления является тяжесть греха. Ложность этой точ-
ки зрения для непредвзятого наблюдателя становится
очевидной при рассмотрении им истинных отноше-
ний между людьми и между людьми и Богом. Пер-
вые суть отношения равенства. Лишь необходимость
примирить столкновения страстей и противополож-
ных интересов породила идею общей пользы, кото-
рая лежит в основе человеческой справедливости. Вто-
рые - отношения зависимости от Всевышнего, кото-
рый по своей природе Совершенство и Творец.
Лишь он один позволил себе оставить за собою пра-
во соединить в одном лице законодательную и судеб-
ную власти, так как только он один способен избе-
89
жать при этом отрицательных последствий такого со-
вмещения. Если он предписал вечные кары тем, кто
не повинуется его всемогущей власти, то разве осме-
лится ничтожнейшее существо добавлять что-либо к
Божественному правосудию, мстить за высшее Суще-
ство, само себе достаточное, которому предметы ма-
териального мира не в состоянии дать ощущения
земной радости или печали и который Один лишь
среди всех остальных существ действует, не встречая
противодействия?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25