А я не забуду, и если понадобится – напомню. Но это не угроза. Так, малозаметная часть твоей жизни. Если конечно ты не вздумаешь нарушать закон. В этом случае я не просто напомню о себе. – И Судья в который раз усмехнулся.
Элиас слегка обиделся на «запасной вариант», и Фредерик, видя это, ободряюще похлопал его по плечу:
– Эй, младший брат, не дуйся. Я ведь откровенен с тобой. К тому же зачем мне подвергать тебя лишней опасности. Моя жизнь не такой уж сахар, как может показаться на первый взгляд. Я готовился к ней с малолетства. Если же тебя, малыш, окунуть в ту среду, в которой я вращаюсь, ты и суток не продержишься. Поверь, мне тоже бывает нелегко, именно для таких случаев и нужны мои запасные варианты.
– Я буду рад оказать тебе любую помощь, если потребуется, – ответил Элиас.
– Отлично, это я и хотел услышать.
Так, беседуя о том о сем, а в основном Фредерик рассказывал о разных забавных историях, связанных с судейством, они незаметно проехали всю Лисью дубраву, которая теперь, по словам Судьи, стала безопасной в плане разбойников. Потом потянулось золотистое пшеничное поле.
– У фермера Свана замечательный урожай в этом году, – сказал Фредерик. – Это его угодья.
– Ты про всех все знаешь? – спросил Элиас.
– Ну не про всех и не все, – отвечал Судья, отхлебывая из фляжки что-то, ароматно пахнущее медом. – Не знаю же я секретов, скажем, пятилетнего малыша Барри, что живет в деревне Заболотье, или красавицы Улиссы из Горбов, которая в свои двадцать лет все не хочет выходить замуж.
– А почему она не хочет?
– Вот этого я и не знаю! – расхохотался Фредерик. – А до некоторых людей мне попросту дела нет.
Тут смех его оборвался – далеко, за полем, он увидал густой столб дыма.
– Что это? – спросил Элиас, также обратив внимание на серые клубы.
– Там хутор Свана. Он горит.
Фредерик пришпорил коня и, что ветер, понесся по дороге. Элиас поспешил за ним. Они свернули на тропу, шедшую в сторону горевшей усадьбы. Десять минут быстрой скачки – и молодые люди остановились у высокого бревенчатого забора, из-за которого валил дым. Крепкие, на совесть сделанные ворота оказались закрыты, и Фредерик встал ногами на спину лошади, а со спины прыгнул на забор и оттуда – во двор. Элиас пробовал сделать так же, но удалось лишь допрыгнуть до забора и то неудачно: он повис на нем на руках, беспомощно болтая ногами. Подтянуться было очень неудобно. Тем временем скрипнули, открываясь, ворота. Из них выскочил Фредерик. Увидав как-то по-глупому висящего Элиаса, он лишь покачал головой, схватил за поводья лошадей и повел их во двор. Будущий же гвардеец еще повисел пару секунд, сполз по забору вниз, слегка попортив куртку, и последовал, сконфуженный, за лошадьми. То, что он увидел во дворе, заставило его забыть о неудавшемся прыжке.
Внутри был разбит прекрасный фруктовый сад: яблони, груши, вишни, сливы. Ветки деревьев ломились от плодов. И это было еще ужасней, потому что на одной из груш висело чье-то обгоревшее тело. В глубине сада располагался большой, добротный, каменный дом, крытый темно-красной черепицей. Из его разбитых окон валили густые черные клубы дыма.
– Это Сван, – кивнул на повешенного Фредерик и резво побежал к дому. – Скорее, малыш, у него большая семья. Может, они в доме и еще живы.
Элиас последовал за ним.
Изящный Фредерик, ничуть не мешкая, ринулся, судя по всему, в еще горящий дом. Будущий гвардеец, к стыду своему, не смог так поступить: жар и дым, бившие из распахнутой двери, остановили его. Он беспомощно застыл на крыльце, прикрывая глаза рукой, и пару раз все-таки попытался войти, но мощный инстинкт самосохранения не позволил. Из дома тем временем послышался ставший зычным голос Фредерика:
– Катарина! Дети! Где вы?!
Еще через пару минут Судья выскочил вместе с дымом на крыльцо, где столкнулся с Элиасом. Он сунул в руки юноше какой-то небольшой теплый сверток, схватил ведро, что стояло у бочки с дождевой водой, наполнил его и кинулся обратно в дом.
Элиас в полной растерянности спустился с крыльца и глянул в сверток. Это оказался младенец. Он трогательно закашлял, потом по-кошачьи заплакал, морща покрасневшее личико.
– Б-боже, – прошептал Элиас, совершенно сбитый с толку: матушка многому его учила, только забыла рассказать, как обращаться с младенцами, только что спасенными из огня.
Юноша положил малыша на скамейку под липами, водой обмыл его лицо, пару капель влил в раскрытый ротик. Дитя вновь закашлялось и взревело еще громче.
Фредерик тем временем успел несколько раз мелькнуть туда-сюда, гася, видимо, огонь в доме. Из окон уже повалил белый пар. На четвертом забеге Судья не выдержал: выскочив на крыльцо, упал на колени, выронил ведро и отчаянно закашлял, держась за грудь. Элиас кинулся было к нему, но тот оправился раньше, чем подоспела помощь, и вновь побежал в дом. Еще через два забега Фредерик буквально выполз на крыльцо, волоча громыхавшее ведро за собой, и затих на ступеньках.
Теперь Элиас подоспел. Он взял Судью на руки (Фредерик оказался довольно легким для такого здоровяка, как будущий гвардеец), снес вниз и уложил на траву возле скамейки, на которой заходился от плача ребенок, снова воспользовался водой, чтоб плеснуть в лицо Судьи. Тот ответил громким, давящимся кашлем, перевернулся на бок и сел. Лицо его было в копоти, глаза слезились, руки и одежда также пострадали от дыма и огня. Элиас вновь застыдился того, что побоялся войти в горящий дом.
– Уф, хорошо, что ты остался здесь, малыш, – хрипло сказал Фредерик, когда смог говорить. – А если б мы оба свалились с ног? Оба бы и пропали. – Он еще покашлял и с наслаждением втянул свежий воздух в легкие. – Как там ребенок? Судя по воплям, жив и здоров.
Он поднялся и, шатаясь, подошел к скамейке, развернул пеленки.
– Ах, малышка. И совершенно мокрая. Элиас, достань-ка пару своих рубашек и теплый плащ: ее надо перепеленать... Бедняжка, плачь-плачь, не стесняйся. Судя по всему, ты теперь круглая сирота.
Пока Элиас бегал за сумками и потрошил их, Фредерик жадно напился из бочки, вымыл лицо и руки. Потом вымыл девочку, не обращая внимания на ее отчаянные крики, от которых у Элиаса сводило челюсти, взял принесенные рубашки и ловко запеленал в них ребенка, укутал в теплый шерстяной плащ и сунул этот сверток в руки юноше со словами:
– Будь с ней поласковее – она теперь одна-одинешенька на целом свете.
Сам направился к погребу, что находился позади дома, и через какое-то время вынес большую кринку.
– Судя по запаху, это – козье, – сообщил он Элиасу, взял ковшик, которым черпал воду из бочки, чтоб напиться, налил в него молока. – Чтоб не плакала, надо покормить. Эх, холодное... Можно застудить девочку. Нет, не годится, чтоб, спасшись из огня, она умерла от простуды... Давай, Элиас, набери молоко в рот. Я сделаю то же самое. Не глотать! Когда согреется, выльешь в ковшик, и накормим ребенка.
Они набрали молока в рот и уселись на скамейке. «Два парня, два воина по всем статьям, забавно смотрятся с раздутыми щеками и с ревущим младенцем на руках», – думал Элиас, перекатывая молоко во рту. Фредерик сидел, опираясь локтями о колени и бесстрастно глядя на притоптанную траву. О чем он думал? Наверняка о том, что нужно как следует разобраться: кто мог разорить усадьбу фермера Свана, у которого всегда была прекрасная пшеница, который снабжал Марту и ее Пост белоснежной мукой, замечательными фруктами и овощами, нежным телячьим мясом, жирным молоком, маслом, яйцами и многим другим, не зная, что это все для Судьи Фредерика.
Молоко согрелось, Фредерик свернул из куска полотна что-то вроде соски, и малышку Катарину накормили. Она ела жадно, чмокая, хрюкая и захлебываясь. А Катариной назвал ее Фредерик, по имени сгоревшей жены Свана.
– Я ведь не знаю, как на самом деле ее зовут. Эта кроха недавно родилась, и я не успел с ней познакомиться, – сказал Судья, осторожно вытирая молочные подтеки на щечках ребенка. – Видишь, не все я знаю.
Он окинул взглядом почерневший дом, оглянулся на труп на груше.
– Они убили Свана, сожгли его жену и четверых детей, мал мала меньше. Серьезные ребята, – пробормотал Фредерик.
– Что за изверги это сделали? – спросил Элиас, бережно качая на руках наевшуюся и засыпающую Катарину.
– Тебе не надо это знать, тем более что я и сам точно не знаю. Зато я знаю, зачем они это сделали – чтобы лишить мой Пост в этой дубраве провизии. Ведь все остальные деревни, где можно запастись продовольствием, намного дальше, чем усадьба Свана. Покойный Глен никогда не трогал фермера – боялся меня, ведь я хорошо знаком со Сваном. И Глен грабил только на дороге случайных путников. Эти же бандиты бросили мне вызов, – отвечал Фредерик, ероша волосы на голове. – Посмотри за малышкой, братец, а я осмотрю местность.
И он, сорвав с нижней ветки пару груш, быстро пошагал в глубь сада.


3

Капитан Барт Крунос обнял сына.
– Какой богатырь вырос! Быть тебе гордостью Королевской гвардии! – воскликнул он, хлопая Элиаса по плечу. – Матушка, правда, мне писала, что ты слегка ленив в учении, но, судя по тому, что она отправила тебя все-таки в столицу, да еще одного, ты всему уже научился.
Элиас скромно молчал: он не мог сказать, что лишь благодаря Судье Фредерику из Западного округа он остался в живых и добрался до столицы Королевства, Белого Города. Может, он и признался бы в этом отцу, самому близкому своему человеку, но Фредерик взял с него слово, что все приключившееся юноша сохранит в тайне.
После того как они закрыли усадьбу Свана, отвезли малышку Катарину в ближайшую деревню, жителям которой Фредерик, представившись, строго наказал заботиться и о ребенке и о хуторе как о наследстве малышки, молодые люди продолжили свой путь в столицу. Фредерик часто оставлял Элиаса по каким-то своим делам, а потом нагонял уже в дороге. Судя по тому, что один раз он вернулся переодетым в другую, но похожую на прежнюю, одежду, он наведался в один из своих Постов. Почему не брал с собой Элиаса? Об этом юноша не спрашивал, памятуя, что в дела Судьи лезть не следует ради себя же самого.
В Белый Город Элиас въехал через Ворота Заката без Фредерика – Судья остался в пригороде, пожелав юноше всего наилучшего.
Столица встретила младшего Круноса блистающими шпилями башен на высоченной крепостной стене и светлыми просторными улицами. Город по праву назывался Белым: не только дома, но и мостовая оказались из светлого камня, многие деревянные постройки были выкрашены в белый цвет. На этом фоне зелень смотрелась просто великолепно. Столица любила себя украшать: всюду были пышно цветущие клумбы, раскидистые каштаны, липы и клены, аккуратно подстриженные кусты и газоны, душистые кипарисы. Над многими улицами натягивали широкие разноцветные ленты и гирлянды из цветов, балконы домов тоже пестрели трепещущими на ветру яркими лентами – Белый Город готовился к празднику. На эту осень намечалось Посвящение в рыцари лучших юношей из Королевского воинства.
– Да-да, – сказал сыну капитан Барт, когда они прогуливались вдоль высокой, чугунной ограды дворца. – Жаль, конечно, что ты прибыл только сейчас. Случись это раньше – стоял бы в первых рядах за рыцарской цепью. Вручает ее сам Король. Это большая честь. Но не переживай. Ты молод, силен, – все впереди, сынок. Послужишь год-другой, проявишь себя при случае – и ты рыцарь...
Элиас поселился у отца. Капитан снимал в доме недалеко от дворца небольшую квартиру в две комнаты на третьем, последнем этаже. Еду готовили повара в хозяйской кухне и доставляли наверх в удобное сэру Барту время. В комнатах, спальне и гостиной, имелись мягкие диваны, шкаф и сундук для одежды, стол, несколько кресел. На полах лежали пушистые бежевые ковры, окна обрамляли клетчатые занавеси, два раза в неделю приходила горничная. Поэтому в покоях сэра Барта было чисто и опрятно. Элиас невольно удивился, видя, что отец, легендарный капитан, преданный Королю от кончиков пальцев до кончиков седых волос, судя по всему, любит уют и покой. Окна квартиры сэра Барта выходили в тихий внутренний дворик, откуда, кроме смеха местных детей и поскрипывания качелей, практически не доносилось никакого шума. Грозный капитан, покраснев, признался сыну, что голоса играющих во дворе детей всегда напоминали ему об Элиасе, которого он оставил в Осенней усадьбе пятнадцать лет назад и навещал изредка – только на зимние праздники.
– Я рад, что ты теперь со мной, сынок, – ласково говорил сэр Барт, сидя вместе с Элиасом за столом в гостиной, куда подали пирог с рыбой, вареную морковь и белого вина.
Они долго беседовали – и за ужином, и после. Это было вполне закономерно – капитану хотелось услышать как можно больше о том, как шли раньше и идут теперь дела в усадьбе, а Элиас жадно «впитывал» рассказы отца о столичной жизни, о порядках в гвардии, о дворцовых интригах и прочее-прочее.
– Завтра же я возьму тебя с собой во дворец, на утреннюю смену постов, – перед тем как разойтись по постелям, сказал капитан Барт. – Как раз в это время Король выходит прогуляться в зимний сад, и я представлю тебя ему и другим вельможам.

Элиас согласно кивнул. Матушка много раз твердила ему, что, попав в столицу, он должен всегда и во всем слушаться отца и спрашивать у него совета. Отец всегда был для юноши неким недосягаемым идеалом, чуть ли не божеством, на которое призывала равняться матушка. Однако недавняя встреча с Судьей Фредериком слегка пошатнула тот пьедестал, на котором Элиас держал старшего Круноса. Если раньше лишь отец был для него примером для подражания, то теперь изящный и быстрый Фредерик слегка потеснил капитана.
Наступило знаменательное для Элиаса утро. Он облачился в свое лучшее платье: белую шелковую рубашку, синюю бархатную тунику с золотым шитьем по вороту и подолу, такие же обтягивающие штаны, ненадеванные сапоги, украшенные золотыми цепочками вокруг щиколоток. На пояс из золотых пластин с гравировкой он повесил красивый изогнутый кинжал в богатых ножнах, взял черный берет с золотой пряжкой.
Капитан, одетый в черную форму из кожи, умилился при виде столь нарядного и статного кавалера, каким явился теперь его сын, и тут же пообещал, что все придворные красотки будут Элиасовы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58