Его нигде не было. Никто из слуг его не видел. В отчаянии я созвал их всех в кабинет и начал подробно расспрашивать. Судя по ответам, слуги ничего не знали о таинственном исчезновении англичанина. (К сожалению, сегодня в замке не было Машики Ивановны. Мне сказали, что у нее умер сын. Я хочу узнать подробнее об обстоятельствах его смерти, поскольку обязательно пойду на похороны.).
Когда через несколько часов Ласло вернулся в замок, я велел позвать его в мой кабинет и начал задавать те же вопросы, что и остальным слугам. Неожиданно я заметил в кармашке его жилетки золотые часы с цепочкой. Раньше я не видел у него никаких часов, тем более золотых. Чувствуя, как меня охватывает ужас, я потребовал, чтобы он вынул часы и показал их мне.
Ласло не возражал. Он достал часы. У меня перехватило дыхание, когда я увидел на их крышке большую букву "J". На пальце руки, державшей часы, я заметил золотое кольцо Джеффриса! Какая наглость!
Я окончательно вышел из себя и закричал:
– Как ты осмелился обворовать нашего гостя? Я тебя немедленно увольняю. Чтобы ноги твоей больше не было в замке!
Ласло качнул своим двойным подбородком и вызывающе посмотрел на меня.
– Вам не удастся меня прогнать. Воевода об этом позаботится. И потом, у вас нет права меня увольнять. Вы здесь пока что не хозяин.
Его дерзость взбесила меня. Кровь прилила к лицу, и я уже не закричал, а заорал:
– Мы еще посмотрим, какие права у меня здесь есть! И узнаем, как отреагирует мой дядя, когда я расскажу ему о твоем воровстве!
– Я не вор, – без тени смущения возразил Ласло. – Мертвецам имущества не надобно.
У меня похолодело сердце. Я вспомнил глаза Машики, когда она поняла, что Ласло подслушивал наш с нею разговор. И вот теперь у нее умер сын. Нет ли тут взаимосвязи?
– Как понимать твои слова, Ласло? Ты хочешь сказать, что мистер Джеффрис мертв?
– Я этого не говорил.
– Я немедленно иду к дяде!
В ответ на мою угрозу он лишь ухмыльнулся и, не спросив разрешения уйти, повернулся и направился к двери.
И вот когда он повернулся... когда он повернулся, я увидел на рукаве его белой рубахи красное пятно величиной с яблоко. Не знаю, как объяснить мои ощущения, но в то мгновение сердце подсказало мне: Джеффрис мертв, а его убийца находится в моем кабинете.
– Постой, Ласло, – окликнул я кучера.
Он остановился, но повернул только голову, одарив меня еще одним наглым взглядом и не менее наглой ухмылкой.
– Что это у тебя? Ты поранился?
Не дав ему опомниться, я подошел и подцепил рукав большим и указательным пальцами, желая получше рассмотреть пятно.
Вне всякого сомнения, то была кровь, которая уже начала темнеть, однако пока еще оставалась достаточно яркой. Это давало основание думать, что кровь попала на рукав всего несколько часов назад. Ласло заметил мой пристальный взгляд и вырвал руку. Правда, наглости в его взгляде поубавилось.
– Чего уставились? Утром повариха попросила меня зарезать курицу. Брызнула кровь, вот и запачкался.
С этими словами он покинул кабинет.
Объяснение казалось вполне правдоподобным, и все же мне было никак не отделаться от охватившего меня ужаса. Тогда-то я и вспомнил про мешок, который видел в телеге Ласло.
Я бросился вдогонку за кучером, намереваясь спросить о содержимом странного тюка, но Ласло и след простыл. Я отправился на кухню и путем косвенных расспросов узнал, что повариха сегодня готовила баранину и ни про какую курицу не слыхала.
Может ли убийца быть настолько дерзким, наглым и безрассудным, чтобы открыто хвастаться украденными вещами своей жертвы? Ведь он же сам демонстрирует улики совершенного им преступления!
Безрассудным. Правильно. На такое поведение отважится только безумец. Получается, Ласло – сумасшедший?
Открытие было слишком ошеломляющим, чтобы держать его при себе. Когда В. встал, я пошел в его гостиную. Ана зажгла огонь в очаге. Его пламя, а также горящие свечи делали гостиную теплой и уютной. Дядя сидел в массивном кресле (в гостиной было два таких, со спинками, обитыми верблюжьей шерстью). Его руки застыли на подлокотниках. Видом своим он напоминал короля на троне. Дядя глядел на огонь. Между креслами, на столике, блестел серебряный поднос с хрустальным бокалом и графином сливовицы. Возможно, дядя уже знал о несчастье с Джеффрисом. Тогда понятно, почему он налегал на сливовицу.
Едва я закрыл за собой дверь, как В. с необычайной живостью вскочил с кресла и резко повернулся ко мне. Его глаза были широко раскрыты и полны яростного огня. Не дав мне вымолвить ни слова, дядя загремел:
– Чтобы больше ты никогда не смел увозить моих гостей из замка, не спросив перед этим моего позволения! Никогда! Слышишь?
Я так опешил, что на какое-то время утратил дар речи. Дядин голос ничем не напоминал голос моего отца. И глаза его не были отцовскими. Передо мной стоял грозный владыка, похожий на кровожадного Колосажателя с портрета.
Дядино лицо утратило привычную бледность и раскраснелось от гнева. Седые брови угрожающе изогнулись – побагровевший лоб это только подчеркивал. Щеки стали просто пунцовыми, как и его нос. Малиново-красные губы кривились, обнажая острые блестящие зубы. Дядя двигался настолько быстро и бодро, что я его даже не узнал. И в самом деле, седины v него на висках поубавилось.
Дядя помолодел. Я заморгал, пытаясь прогнать галлюцинацию, но мне это не помогло. Перемены были незначительными, но впечатляющими. Я не мог в это поверить, как не верил в появление Стефана. Я вздрогнул и притронулся к виску, ощутив там уже знакомое давление, и услышал слова, прозвучавшие у меня в мозгу: «Должно быть, ты сходишь с ума».
– Простите меня, дядя, – заикаясь, пролепетал я. – Больше этого не повторится. Просто мистер Джеффрис оказался на редкость приятным собеседником.
– Поклянись! Поклянись, что больше никогда не повторишь подобной ошибки! Я жду!
– Клянусь, – прошептал я, испугавшись не столько всплеска дядиного гнева, сколько своих странных ощущений. – Больше я такого не сделаю.
Дядин гнев сразу же рассеялся как дым. Он выпрямился, напряженные мышцы расслабились.
– Ладно. Будет. – Он с мрачным удовлетворением кивнул. – Ты ведь даешь слово Цепеша, а этим словом не бросаются.
Его тон стал еще мягче. Дядя указал мне на кресло.
– А теперь, племянник, садись и скажи, чем бы я мог тебе помочь.
Я сделал несколько шагов и сел на краешек кресла, слегка опершись руками о подлокотники. Я искоса поглядывал на дядю, стараясь не выдать своего изумления по поводу его столь очевидного омоложения. Говорить мне было трудно и даже не хотелось начинать разговор, но В. улыбнулся и сказал:
– Аркадий, я должен извиниться перед тобой за свою вспышку, но и ты меня пойми. К тем, кто мне служит, я предъявляю совсем немного требований, но зато все они должны выполняться неукоснительно. Ничто не повергает меня в такой гнев, как своеволие.
Он плеснул в бокал сливовицы и подал мне:
– Выпей.
Я взял бокал, но пить мне не хотелось. Я лишь пригубил содержимое и поставил бокал обратно на поднос.
– Еще раз, прости меня, – с привычной теплотой и участием сказал В. – Я же вижу, что ты напуган, а мне вовсе этого не хотелось. Рассказывай, Аркадий. Чем тебе помочь?
– Я пришел поговорить насчет мистера Джеффриса, – довольно неуверенно начал я, но, увидев в дядиных глазах неподдельный интерес, осмелел. – Он бесследно исчез, хотя все его вещи остались в замке.
– Неужели?
Мои слова несколько удивили В. Его лицо стало задумчивым. Дядя повернулся к огню и смотрел на пламя, обдумывая случившееся. Отсветы только подчеркивали краску, прилившую к его щекам. Дядя больше не гневался, однако привычная бледность не коснулась его щек, как будто злость благотворно подействовала на его лицо.
– Весьма странно, – наконец пробормотал дядя, – Думаю, мне не стоит сердиться на него за столь внезапный отъезд. У англичан полно странных привычек.
Я попытался возразить:
– Дядя, я четыре года прожил среди англичан. Уверяю, им не свойственно уезжать тайком, никого не поставив в известность. Боюсь, с ним случилось что-то ужасное.
Он повернулся ко мне, изумленный моей обеспокоенностью.
– Как ты можешь говорить такое? Ну, скажи, что вообще может случиться с гостем здесь, в моем замке?
– Возможно... возможно, кто-то причинил ему вред. Быть может, даже убил его.
В ответ дядя громко расхохотался. Такое поведение ошеломило и рассердило меня: я покраснел буквально до корней волос. Дядя сразу же это заметил и перестал смеяться. Желая меня успокоить, он мягко, по-отечески сказал:
– Дорогой племянник, вспомни, сколько горя пришлось тебе пережить всего за несколько дней. Может, это больное воображение заставляет тебя делать подобные скоропалительные выводы? Давай рассудим: англичанин внезапно уехал, но почему мы обязаны думать, будто с ним произошло какое-то несчастье? Возможно, он просто решил вернуться в Бистриц и в спешке позабыл свой чемодан. Кто знает, может, у него были основания скрыться в нашей глуши. Или он по беспечности отправился в лес, никого не предупредив, и его загрызли волки. Откуда нам знать? А вдруг он только выдавал себя за газетчика, а на самом деле он – преступник... быть может, даже убийца, решивший ускользнуть от правосудия.
Я еще более разозлился, поняв, что дядя намекает на мое душевное нездоровье. В то же время меня страшила мысль, что его намек может оказаться верным. Все это заставило мой голос дрожать, когда я начал излагать факты, ради чего, в сущности, и явился к дяде.
– Если бы мистер Джеффрис захотел вернуться в Бистриц, он наверняка попросил бы Ласло отвезти его туда. И конечно же, он не забыл бы взять с собой чемодан и прочие вещи. Но сегодня я увидел у Ласло золотые карманные часы англичанина и его кольцо. Значит, кучер уверен, что Джеффрис больше не вернется, иначе он не решился бы выставлять напоказ краденое.
– Но почему сразу «краденое»? А может, мистер Джеффрис просто подарил Ласло часы и кольцо.
– Не думаю. Дарить вещи с фамильной монограммой? Мне кажется... мне кажется, Ласло убил англичанина и украл эти вещи.
– Убил англичанина?
На этот раз дядя не позволил себе засмеяться и только удивленно вскинул брови.
– Аркадий, поверь мне: слуги никогда пальцем не тронут моих гостей. Гости находятся под моей защитой, и слуги прекрасно это знают.
– Я не говорю обо всех слугах. Но по-моему, Ласло вполне способен на такой поступок. Когда сегодня я заметил у него часы и кольцо и обвинил в воровстве, знаете, что он мне ответил? «А мертвецам имущества не надобно». На рукаве его рубахи я увидел кровавое пятно, причем свежее. Скажу вам больше. Ласло попался мне навстречу, когда я подъезжал к замку. Он вез в своей телеге какой-то подозрительный тюк. Завидев меня, он хлестнул лошадей и поспешил скрыться.
В. внимательно слушал. Потом заговорил. Тон его напоминал тон врача, разговаривающего с помешанным.
– Аркадий, всему этому есть простые объяснения. И тюку, который вывозил Ласло, и крови на его рукаве.
– Но Ласло солгал мне о происхождении пятна, – перебил я дядю. – Он сказал мне, что повариха утром попросила его зарезать курицу. Но потом я выяснил, что повариха готовила сегодня совершенно другое блюдо.
Дядя помолчал, а затем продолжил меня увещевать:
– А ты уверен, что эти вещи действительно принадлежали мистеру Джеффрису и что, говоря с Ласло, ты не ослышался? Мне все это представляется каким-то недоразумением.
– Я не ослышался, дядя. Я внимательно слушал то, что говорил мне Ласло. Часы и кольцо – это собственность Джеффриса. На них стоит монограмма – начальная буква его фамилии. Во всяком случае, вчера и часы, и кольцо весь день были при нем.
– Ты в этом уверен?
– Вполне, – ответил я, читая в его глазах явное недоверие к моим словам.
– Понятно, – произнес В. и опять повернулся к огню.
Должно быть, дядя еще сильнее засомневался, все ли у меня в порядке с головой. Я старался сдерживаться, чтобы каким-нибудь неосторожным словом или жестом не укрепить в нем мысль о моем безумии. Так мы сидели молча, пока он не спросил:
– И что, по-твоему, мы должны сделать?
– Отправиться в Бистриц и сообщить властям о наших подозрениях, – сразу сказал я. – Попросить их начать расследование исчезновения мистера Джеффриса.
В. внимательно выслушал мои слова, а затем вновь повисла тягостная тишина. Когда дядя заговорил, я ощутил себя малышом, лежащим в кроватке и слушающим отцовскую сказку.
– Аркадий, я очень прошу тебя сдержать свою прыть и довериться мне. Уверяю тебя, с мистером Джеффрисом не случилось ничего дурного, и твои умозаключения... как бы это сказать... преждевременны. Ты пережил колоссальные душевные потрясения. Возможно, горе до сих пор обволакивает твой разум. Давай обождем пару дней. Уверяю тебя, к тому времени загадка исчезновения мистера Джеффриса разрешится сама собой. Если нет, ты возьмешь на себя роль сыщика. Ты много знаешь и хорошо соображаешь. Обещаю, я поручу тебе распутывание этой странной истории, и в конце концов справедливость обязательно восторжествует. И совсем нет надобности беспокоить власти. Обещаешь мне, что не будешь своевольничать?
Слушая его, я вдруг ощутил головокружение. Мне вновь сдавило череп. Следом явилась все та же путающая мысль: я теряю контроль над своим рассудком. Может, и в самом деле глупо подозревать Ласло? Может, часы и кольцо, которые я у него видел, мне только померещились? А сейчас мне мерещится, что сидящий в соседнем кресле дядя вдруг помолодел лет на десять.
– Обещаю, – вяло проговорил я.
Дядя наотрез отказался говорить о делах и настоял, чтобы я немедленно ехал домой и отдохнул. Я не стал задерживаться.
Направляясь к выходу, я завернул в комнаты для гостей. Вещей Джеффриса там уже не было, словно этот человек вообще не существовал и никогда не приезжал в замок.
Я сел в коляску. На сердце у меня было прескверно. Я не переставал думать о том, что же могло приключиться с несчастным Джеффрисом. Попутно я задавал себе вопрос: что из увиденного мною считать реальным, а что нет? И как отличить одно от другого?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42