ванна с доставкой
Влад черпает силу и продлевает свое существование, отправляя в преисподнюю душу старшего сына в каждом поколении вашего рода. Но если кто-то из старших сыновей изберет путь добра и начнет уничтожать кровопийц, косвенно порожденных Владом, Колосажатель будет терять силы. Каждая душа, с которой ты снимешь ярмо вампира, ослабит его, а тебя сделает сильнее.
Я непонимающе уставился на Арминия.
– Как... как ты сказал? Все эти жуткие вещи – они что, должны отныне стать смыслом моей жизни? Я так и буду странствовать по разным местам, вбивая колья в сердца и отрезая головы.
Взгляд Арминия был добрым, но твердым, хотя я чувствовал, что старик не собирается меня принуждать.
– Тебе делать выбор, Абрахам. Борьба с вампирами станет смыслом твоей жизни только в том случае, если ты действительно хочешь освободить душу отца и всех остальных твоих предков. И если хочешь спасти от страшного проклятия своих еще нерожденных детей и все будущие поколения вашего рода.
«Брам, мальчик мой, я хочу, чтобы это проклятие исчезло вместе со мной...»
На меня навалилась чудовищная усталость. Слова Арминия стали последней каплей. У меня подкосились ноги, и я опустился на пол. Я показался сам себе муравьем, смятым и раздавленным громадным камнем, именуемым судьбой. Плохо понимая, что со мной происходит, я начал засыпать прямо здесь, у теплого очага, но Арминий с удивительной легкостью поднял меня и отнес в постель.
Во сне я вновь видел Аркадия и своих далеких предков. Их руки тянулись ко мне, губы шевелились, беззвучно умоляя о помощи.
Глава 19
ПРОДОЛЖЕНИЕ ДНЕВНИКА АБРАХАМА ВАН-ХЕЛЬСИНГА
22 декабря 1871 года
Арминий оказался прав. Хотя я больше не притрагивался к его странному зелью, обостренное восприятие и способность управлять аурой у меня сохранились, сделавшись еще сильнее от упражнений, которые я выполнял по указанию старика.
Мои дни и ночи непрерывно сочатся кровью. Иногда мне кажется, что я всю жизнь провел у Арминия в учениках, когда на самом деле со дня нашего знакомства не прошло и месяца. Я сильно устаю и постоянно хочу спать. Это состояние напоминает мне годы учебы в медицинском институте. Там мне тоже приходилось иметь дело с трупами, но тогда у меня в руках был скальпель и прочие медицинские инструменты.
Нынче я путешествую по всей Европе. Иногда какая-то сила (естественно, тут не обходится без Арминия) в мгновение ока переносит меня в ее отдаленные уголки, но чаще я передвигаюсь обычным способом, проводя долгие часы в поездах и дилижансах. Цель всегда одна – охота на «потомство» Влада. Я побывал во многих городах и городках Венгрии, Румынии, Австрии и Германии, однако мало что видел, кроме ночных улиц, кладбищ и склепов. После спасения каждой потенциальной жертвы от укуса вампира, после того как еще одна вампирская душа обретает покой, я чувствую возрастание своих сил и возможностей.
Я послал маме и Герде весточку, в двух словах попытавшись объяснить причины своего отсутствия. Но разве можно описать на бумаге то, чем я занимаюсь, без риска быть причисленным к сумасшедшим? Мне остается лишь уповать, что мама не примет мое сбивчивое письмо за бред душевнобольного. Увы, я все-таки струсил и не сообщил им, в кого превратился малыш Ян. Я прибегнул к спасительной лжи, написав о смерти нашего малыша. Не поднялась у меня рука и сообщить о судьбе Аркадия и Стефана. Эти печальные новости я расскажу маме сам, когда увижу ее... если, конечно, увижу.
Боюсь, что Герда так и не выбралась из своего ступора. Я все время помню о следах, оставленных Жужанной на ее шее, поэтому знаю, что смерть обернулась бы для Герды не избавлением от мук, а неизмеримо более страшной участью. Я не успокоюсь, пока не освобожу мою дорогую жену и не отомщу за нашего малыша.
* * *
ДНЕВНИК АБРАХАМА ВАН-ХЕЛЬСИНГА
9 января 1872 года
Ни сна, ни отдыха. Я коплю силы для сражения с главным врагом. Хотя с каждым разом мне все легче исполнять этот мрачный ритуал, на душе становится все тяжелее. В предрассветные часы (основное время моих расправ с вампирами) у меня едва хватает сил нести мою ношу. Тогда я опускаюсь на колени и мысленно кричу: «Отче, забери от меня чашу сию...»
Но потом кол входит в сердце, освобождаемый мною вампир испускает последний вздох, и душа его благодарит меня, ибо обретает вечный покой.
Justus et pius. Я жесток, но справедлив.
Когда я засыпаю (обычно это происходит в промежутке между восходом солнца и наступлением сумерек), я вижу тревожные сны о своих близких. Мне снятся Стефан, Герда, Аркадий, но чаще всего – малыш Ян. Они взывают ко мне – каждый из своей преисподней – и умоляют о помощи, оказать которую я пока еще не в силах.
Скоро, малыш. Уже совсем скоро.
* * *
ДНЕВНИК АБРАХАМА ВАН-ХЕЛЬСИНГА
23 января 1872 года
Я провел почти целый месяц в разъездах по Восточной Европе, и вот наконец вернулся в пристанище Арминия, чтобы отдохнуть и продолжить обучение. Он познакомил меня с древним руководством по вызыванию демонов, которое называется «Гетия, или Меньший ключ Соломона» На самом деле «Гетия» («Искусство магии») – это первая часть упомянутой книги, состоящей из четырех частей и приписываемой царю Соломону. В этой части рассказывается, как вызывать каждого из семидесяти двух основных демонов и их подручных.
.
– Усвой, что здесь написано, – сказал мне Арминий, – и ты поймешь природу сделок с дьяволом и то, какими способами Влад поддерживает связь с темными силами.
Но я не могу сосредоточиться на чтении.
Ночью мне приснился мой малыш – не маленький вампир, которого я видел в логове Влада, а прежний Ян с его невинными добрыми глазенками. Но его окружали унылые серые стены замка. Потом сон стал отчетливее, и я понял, что сын жаждет вырваться из цепких когтей любвеобильной Жужанны. Ян протягивал ко мне пухлые ручонки и повторял:
«Папа, приди ко мне! Пожалуйста, папа...»
Поначалу малыш улыбался. Я хорошо знал эту робкую полуулыбку; она появлялась всякий раз, когда он боролся с подступающими слезами. Но чем сильнее сын тянулся ко мне, тем крепче вампирша сжимала его ручонки. Наконец она буквально пригвоздила мальчика к стулу, и он, сознавая свою полную беспомощность, горько разрыдался.
«Папа, приди!»
Жужанна склонилась над малышом, заслонив дальнейшую сцену черным покрывалом своих волос. Я заплакал от отчаяния и бессилия, ибо знал, что происходит за этим покровом Я собственной кожей чувствовал боль Яна, когда ее острые зубы вонзились в его нежную детскую шейку.
В следующее мгновение я увидел малыша, стоящего вместе с Жужанной возле холста с изображением Колосажателя. Их освещало колеблющееся пламя свечей. Неожиданно зеленые глаза на портрете ожили и устремили на меня свой надменный взгляд.
Я услышал, презрительный смех, сменившийся пронзительным детским криком:
«Папа, приди!»
Только так он и мог позвать меня – малыш, еще толком не научившийся говорить. Но я понял его сердцем, и оно было готово разорваться.
Я чувствовал: с каждым днем моему сыну все тяжелее в этой страшной западне, и только я способен вызволить его оттуда. Я обязан отправиться за ним. Его плененная младенческая душа взывала ко мне.
Я проснулся с лицом, мокрым от слез. Короткий бесхитростный сон тронул меня до глубины души. Весь день был скомкан – куда бы я ни посмотрел, повсюду мне виделось личико Яна и его ручонки, с мольбой протянутые ко мне. Ночью я почти не сомкнул глаз, а наутро решился поговорить об этом с Арминием. Мы сидели за завтраком, состоявшим из овсяной каши и овечьего молока.
Как всегда, Арминий ответил не сразу и по обыкновению отвел глаза в сторону.
– Вампирам свойственно наведываться во сне к тем, кто в жизни был им близок и дорог. Чаще – с определенной целью.
Я почувствовал недовольство Арминия, хотя старик не выказал его ни словом, ни жестом.
– А разве ребенок не может просто тосковать по отцу? – спросил я. – Сын нуждается во мне и зовет меня. Сейчас я уже не тот, что был, когда ты нашел меня, замерзающего, в лесу. Я стал гораздо сильнее. Я смогу одолеть Влада и освободить душу сына.
Арминий молча встал из-за стола. Сосредоточенно глядя в огонь, пылавший в очаге, он тихо, но выразительно вздохнул. Он по-прежнему ни в чем меня не обвинял, но я чувствовал, что ему очень не нравятся мои слова. Покорно соглашаться с ним я не собирался и приготовился спорить.
Молчание затягивалось. Наконец Арминий ласково посмотрел на меня и произнес:
– Да, Абрахам, ты стал гораздо сильнее. И все же ты еще недостаточно силен, чтобы справиться с Владом.
– Ошибаешься! – крикнул я.
Снова, как и в том сне, меня захлестнула бессильная ярость. Я стукнул кулаком по столу, расплескав молоко.
– Вот уже два месяца, как я только и делаю, что избавляю Европу от вампирской чумы! И никто из них не превзошел меня силой. Ни один вампир не сбежал от меня. Я потратил на эту охоту два месяца своей жизни! Скажи, сколько мне еще ждать? Сколько?
Арминий поглядел на меня с беспредельным пониманием и состраданием и сказал в ответ только одно слово:
– Годы.
Не помня себя от злости, я вскочил на ноги и швырнул миску в очаг. Мне почему-то доставило удовольствие видеть, как она ударилась о приступку и разлетелась на множество черепков. Брызги молока и сгустки каши задели ни в чем не повинного Архангела, и тот зарычал, будто обиженный пес.
– Ты хочешь, чтобы я оставил своего сына этим исчадиям ада? Не пришел к нему на помощь, когда он так нуждается во мне? Ты хочешь, чтобы я забыл о нем, отрекся от жены и от своей жизни и до конца своих дней занимался этой ужасной охотой? Год за годом в преисподней – ты это мне предлагаешь? Хватит! Я достаточно силен и не желаю больше ждать. Влад должен быть уничтожен, и немедленно!
Спокойный и сочувственный взгляд карих глаз Арминия, недоумение в белых глазах Архангела погасили мою вспышку. Я глотнул воздуха и, сам того не ожидая, горько зарыдал, сотрясаясь всем телом.
Плюхнувшись на скамью, я спрятал лицо в ладонях и попытался успокоиться. Теплая рука Арминия, коснувшаяся моего плеча, вызвала новый поток слез.
Когда старик заговорил, его голос был по-матерински нежен и одновременно суров, как у мудрого полководца.
– Абрахам, я не зря тебе твержу, что борьба с Владом трудна и опасна. Он и сейчас управляет тобой, причем довольно успешно. Неужели ты этого не чувствуешь? Уничтоженные тобой вампиры сделали его слабее. Влад забеспокоился о будущем и потому заставил твоего сына пойти на предательство своего отца, с тем чтобы заманить в ловушку.
Гнев, который почти утих во мне, от его последних слов вспыхнул с новой силой. Если бы не его последняя фраза, возможно, я бы прислушался к доводам старика и, возможно, даже согласился бы с ними. Но кто дал Арминию право оскорблять моего ребенка? Я поднялся и зло поглядел на старика сквозь залитые слезами стекла очков.
– Ян – невинное дитя, неспособное предать. И к тому же он – мой сын.
Арминий молча глядел на меня. Я чувствовал, что моя решимость опечалила его. Потом он сокрушенно вздохнул.
– Я не властен над твоей волей, Абрахам. Зло требует, склоняет, подталкивает. Природа добра иная. Если желаешь отправиться в замок, я не стану тебя ни удерживать, ни отговаривать. Но хорошенько запомни: когда ты вернешься, меня здесь может не оказаться.
Он сказал «когда», а не «если». Старик так уверен, что я потерплю неудачу и вернусь к нему, умоляя о помощи? Эта мысль еще больше подлила масла в огонь. Отчаяние, помноженное на усталость последних недель, требовало выхода.
Я почти бегом направился к постели и собрал свои нехитрые пожитки. Как и в то утро, когда я не пожелал слушать маминых призывов к бегству из Амстердама и ушел, оставив их со Стефаном на кухне, я покинул жилище Арминия, хлопнув дверью и даже не попрощавшись с ним.
Глава 20
ПРОДОЛЖЕНИЕ ДНЕВНИКА АБРАХАМА ВАН-ХЕЛЬСИНГА
Надев плащ и взяв саквояж с лекарствами и «орудиями милосердия», я пошел в сарай, где Арминий держал овец и кур. Там же нашли себе пристанище и две мои лошадки вместе с коляской. Но я решил ехать верхом. Последнюю неделю стояла необычно теплая погода, и снег по большей части успел растаять, однако на горных перевалах он превратился в опасную ледяную корку. Седла в хозяйстве Арминия не было, поэтому я свернул в несколько слоев дорожный плед и, как мог аккуратно, пристроил на спине лошади.
По глупости своей я не взял в дорогу ни пищи, ни даже воды. Помня нашу поездку с Аркадием, я был уверен, что доберусь до замка через два-три часа. К моему удивлению, я ехал все утро, весь день и часть вечера. Когда я добрался до ущелья Борго и увидел заснеженную вершину Иштен Сек (в переводе с венгерского это означает «Божий престол»), солнце уже садилось.
Я продолжал свой путь и к окрестностям замка подъехал только поздним вечером. Позаботившись о том, чтобы никто не почуял моего присутствия, я направился не в замок, а в дом, который видел во сне (или это было видение?) в ночь своего чудесного спасения.
Лунный свет заливал холм, на котором уже почти растаял снег и теперь торчали клочья прошлогодней травы. На севере высилась громада замка. Угрюмо чернеющие силуэты стен и башен съедали изрядный кусок темно-синего неба, гася собой звезды.
Дом моих предков. Входя в него, я испытал душевный трепет и почувствовал свой долг перед ними. Все пространство внутри было наполнено призраками, жаждущими покоя и не находящими его. Отовсюду слышался их шепот. Темнота сделалась для меня невыносимой, и я зажег свечи и несколько ламп. Теперь глаза предков глядели на меня с портретов, умоляя избавить от мучений.
Имел ли я право отвернуться от их просьб? Ведь в числе этих несчастных были и Аркадий, и мой малыш.
Потом, взяв лампу и саквояж, я поднялся по лестнице в детскую – комнатку с хрупкими гирляндами высохших цветков чеснока возле окна и пустой колыбелью. На стене висела маленькая православная икона Георгия-Победоносца, убивающего копьем дракона. Я зажег перед нею тонкую восковую свечку и прошептал молитву, которую запомнил, читая мамин дневник:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
Я непонимающе уставился на Арминия.
– Как... как ты сказал? Все эти жуткие вещи – они что, должны отныне стать смыслом моей жизни? Я так и буду странствовать по разным местам, вбивая колья в сердца и отрезая головы.
Взгляд Арминия был добрым, но твердым, хотя я чувствовал, что старик не собирается меня принуждать.
– Тебе делать выбор, Абрахам. Борьба с вампирами станет смыслом твоей жизни только в том случае, если ты действительно хочешь освободить душу отца и всех остальных твоих предков. И если хочешь спасти от страшного проклятия своих еще нерожденных детей и все будущие поколения вашего рода.
«Брам, мальчик мой, я хочу, чтобы это проклятие исчезло вместе со мной...»
На меня навалилась чудовищная усталость. Слова Арминия стали последней каплей. У меня подкосились ноги, и я опустился на пол. Я показался сам себе муравьем, смятым и раздавленным громадным камнем, именуемым судьбой. Плохо понимая, что со мной происходит, я начал засыпать прямо здесь, у теплого очага, но Арминий с удивительной легкостью поднял меня и отнес в постель.
Во сне я вновь видел Аркадия и своих далеких предков. Их руки тянулись ко мне, губы шевелились, беззвучно умоляя о помощи.
Глава 19
ПРОДОЛЖЕНИЕ ДНЕВНИКА АБРАХАМА ВАН-ХЕЛЬСИНГА
22 декабря 1871 года
Арминий оказался прав. Хотя я больше не притрагивался к его странному зелью, обостренное восприятие и способность управлять аурой у меня сохранились, сделавшись еще сильнее от упражнений, которые я выполнял по указанию старика.
Мои дни и ночи непрерывно сочатся кровью. Иногда мне кажется, что я всю жизнь провел у Арминия в учениках, когда на самом деле со дня нашего знакомства не прошло и месяца. Я сильно устаю и постоянно хочу спать. Это состояние напоминает мне годы учебы в медицинском институте. Там мне тоже приходилось иметь дело с трупами, но тогда у меня в руках был скальпель и прочие медицинские инструменты.
Нынче я путешествую по всей Европе. Иногда какая-то сила (естественно, тут не обходится без Арминия) в мгновение ока переносит меня в ее отдаленные уголки, но чаще я передвигаюсь обычным способом, проводя долгие часы в поездах и дилижансах. Цель всегда одна – охота на «потомство» Влада. Я побывал во многих городах и городках Венгрии, Румынии, Австрии и Германии, однако мало что видел, кроме ночных улиц, кладбищ и склепов. После спасения каждой потенциальной жертвы от укуса вампира, после того как еще одна вампирская душа обретает покой, я чувствую возрастание своих сил и возможностей.
Я послал маме и Герде весточку, в двух словах попытавшись объяснить причины своего отсутствия. Но разве можно описать на бумаге то, чем я занимаюсь, без риска быть причисленным к сумасшедшим? Мне остается лишь уповать, что мама не примет мое сбивчивое письмо за бред душевнобольного. Увы, я все-таки струсил и не сообщил им, в кого превратился малыш Ян. Я прибегнул к спасительной лжи, написав о смерти нашего малыша. Не поднялась у меня рука и сообщить о судьбе Аркадия и Стефана. Эти печальные новости я расскажу маме сам, когда увижу ее... если, конечно, увижу.
Боюсь, что Герда так и не выбралась из своего ступора. Я все время помню о следах, оставленных Жужанной на ее шее, поэтому знаю, что смерть обернулась бы для Герды не избавлением от мук, а неизмеримо более страшной участью. Я не успокоюсь, пока не освобожу мою дорогую жену и не отомщу за нашего малыша.
* * *
ДНЕВНИК АБРАХАМА ВАН-ХЕЛЬСИНГА
9 января 1872 года
Ни сна, ни отдыха. Я коплю силы для сражения с главным врагом. Хотя с каждым разом мне все легче исполнять этот мрачный ритуал, на душе становится все тяжелее. В предрассветные часы (основное время моих расправ с вампирами) у меня едва хватает сил нести мою ношу. Тогда я опускаюсь на колени и мысленно кричу: «Отче, забери от меня чашу сию...»
Но потом кол входит в сердце, освобождаемый мною вампир испускает последний вздох, и душа его благодарит меня, ибо обретает вечный покой.
Justus et pius. Я жесток, но справедлив.
Когда я засыпаю (обычно это происходит в промежутке между восходом солнца и наступлением сумерек), я вижу тревожные сны о своих близких. Мне снятся Стефан, Герда, Аркадий, но чаще всего – малыш Ян. Они взывают ко мне – каждый из своей преисподней – и умоляют о помощи, оказать которую я пока еще не в силах.
Скоро, малыш. Уже совсем скоро.
* * *
ДНЕВНИК АБРАХАМА ВАН-ХЕЛЬСИНГА
23 января 1872 года
Я провел почти целый месяц в разъездах по Восточной Европе, и вот наконец вернулся в пристанище Арминия, чтобы отдохнуть и продолжить обучение. Он познакомил меня с древним руководством по вызыванию демонов, которое называется «Гетия, или Меньший ключ Соломона» На самом деле «Гетия» («Искусство магии») – это первая часть упомянутой книги, состоящей из четырех частей и приписываемой царю Соломону. В этой части рассказывается, как вызывать каждого из семидесяти двух основных демонов и их подручных.
.
– Усвой, что здесь написано, – сказал мне Арминий, – и ты поймешь природу сделок с дьяволом и то, какими способами Влад поддерживает связь с темными силами.
Но я не могу сосредоточиться на чтении.
Ночью мне приснился мой малыш – не маленький вампир, которого я видел в логове Влада, а прежний Ян с его невинными добрыми глазенками. Но его окружали унылые серые стены замка. Потом сон стал отчетливее, и я понял, что сын жаждет вырваться из цепких когтей любвеобильной Жужанны. Ян протягивал ко мне пухлые ручонки и повторял:
«Папа, приди ко мне! Пожалуйста, папа...»
Поначалу малыш улыбался. Я хорошо знал эту робкую полуулыбку; она появлялась всякий раз, когда он боролся с подступающими слезами. Но чем сильнее сын тянулся ко мне, тем крепче вампирша сжимала его ручонки. Наконец она буквально пригвоздила мальчика к стулу, и он, сознавая свою полную беспомощность, горько разрыдался.
«Папа, приди!»
Жужанна склонилась над малышом, заслонив дальнейшую сцену черным покрывалом своих волос. Я заплакал от отчаяния и бессилия, ибо знал, что происходит за этим покровом Я собственной кожей чувствовал боль Яна, когда ее острые зубы вонзились в его нежную детскую шейку.
В следующее мгновение я увидел малыша, стоящего вместе с Жужанной возле холста с изображением Колосажателя. Их освещало колеблющееся пламя свечей. Неожиданно зеленые глаза на портрете ожили и устремили на меня свой надменный взгляд.
Я услышал, презрительный смех, сменившийся пронзительным детским криком:
«Папа, приди!»
Только так он и мог позвать меня – малыш, еще толком не научившийся говорить. Но я понял его сердцем, и оно было готово разорваться.
Я чувствовал: с каждым днем моему сыну все тяжелее в этой страшной западне, и только я способен вызволить его оттуда. Я обязан отправиться за ним. Его плененная младенческая душа взывала ко мне.
Я проснулся с лицом, мокрым от слез. Короткий бесхитростный сон тронул меня до глубины души. Весь день был скомкан – куда бы я ни посмотрел, повсюду мне виделось личико Яна и его ручонки, с мольбой протянутые ко мне. Ночью я почти не сомкнул глаз, а наутро решился поговорить об этом с Арминием. Мы сидели за завтраком, состоявшим из овсяной каши и овечьего молока.
Как всегда, Арминий ответил не сразу и по обыкновению отвел глаза в сторону.
– Вампирам свойственно наведываться во сне к тем, кто в жизни был им близок и дорог. Чаще – с определенной целью.
Я почувствовал недовольство Арминия, хотя старик не выказал его ни словом, ни жестом.
– А разве ребенок не может просто тосковать по отцу? – спросил я. – Сын нуждается во мне и зовет меня. Сейчас я уже не тот, что был, когда ты нашел меня, замерзающего, в лесу. Я стал гораздо сильнее. Я смогу одолеть Влада и освободить душу сына.
Арминий молча встал из-за стола. Сосредоточенно глядя в огонь, пылавший в очаге, он тихо, но выразительно вздохнул. Он по-прежнему ни в чем меня не обвинял, но я чувствовал, что ему очень не нравятся мои слова. Покорно соглашаться с ним я не собирался и приготовился спорить.
Молчание затягивалось. Наконец Арминий ласково посмотрел на меня и произнес:
– Да, Абрахам, ты стал гораздо сильнее. И все же ты еще недостаточно силен, чтобы справиться с Владом.
– Ошибаешься! – крикнул я.
Снова, как и в том сне, меня захлестнула бессильная ярость. Я стукнул кулаком по столу, расплескав молоко.
– Вот уже два месяца, как я только и делаю, что избавляю Европу от вампирской чумы! И никто из них не превзошел меня силой. Ни один вампир не сбежал от меня. Я потратил на эту охоту два месяца своей жизни! Скажи, сколько мне еще ждать? Сколько?
Арминий поглядел на меня с беспредельным пониманием и состраданием и сказал в ответ только одно слово:
– Годы.
Не помня себя от злости, я вскочил на ноги и швырнул миску в очаг. Мне почему-то доставило удовольствие видеть, как она ударилась о приступку и разлетелась на множество черепков. Брызги молока и сгустки каши задели ни в чем не повинного Архангела, и тот зарычал, будто обиженный пес.
– Ты хочешь, чтобы я оставил своего сына этим исчадиям ада? Не пришел к нему на помощь, когда он так нуждается во мне? Ты хочешь, чтобы я забыл о нем, отрекся от жены и от своей жизни и до конца своих дней занимался этой ужасной охотой? Год за годом в преисподней – ты это мне предлагаешь? Хватит! Я достаточно силен и не желаю больше ждать. Влад должен быть уничтожен, и немедленно!
Спокойный и сочувственный взгляд карих глаз Арминия, недоумение в белых глазах Архангела погасили мою вспышку. Я глотнул воздуха и, сам того не ожидая, горько зарыдал, сотрясаясь всем телом.
Плюхнувшись на скамью, я спрятал лицо в ладонях и попытался успокоиться. Теплая рука Арминия, коснувшаяся моего плеча, вызвала новый поток слез.
Когда старик заговорил, его голос был по-матерински нежен и одновременно суров, как у мудрого полководца.
– Абрахам, я не зря тебе твержу, что борьба с Владом трудна и опасна. Он и сейчас управляет тобой, причем довольно успешно. Неужели ты этого не чувствуешь? Уничтоженные тобой вампиры сделали его слабее. Влад забеспокоился о будущем и потому заставил твоего сына пойти на предательство своего отца, с тем чтобы заманить в ловушку.
Гнев, который почти утих во мне, от его последних слов вспыхнул с новой силой. Если бы не его последняя фраза, возможно, я бы прислушался к доводам старика и, возможно, даже согласился бы с ними. Но кто дал Арминию право оскорблять моего ребенка? Я поднялся и зло поглядел на старика сквозь залитые слезами стекла очков.
– Ян – невинное дитя, неспособное предать. И к тому же он – мой сын.
Арминий молча глядел на меня. Я чувствовал, что моя решимость опечалила его. Потом он сокрушенно вздохнул.
– Я не властен над твоей волей, Абрахам. Зло требует, склоняет, подталкивает. Природа добра иная. Если желаешь отправиться в замок, я не стану тебя ни удерживать, ни отговаривать. Но хорошенько запомни: когда ты вернешься, меня здесь может не оказаться.
Он сказал «когда», а не «если». Старик так уверен, что я потерплю неудачу и вернусь к нему, умоляя о помощи? Эта мысль еще больше подлила масла в огонь. Отчаяние, помноженное на усталость последних недель, требовало выхода.
Я почти бегом направился к постели и собрал свои нехитрые пожитки. Как и в то утро, когда я не пожелал слушать маминых призывов к бегству из Амстердама и ушел, оставив их со Стефаном на кухне, я покинул жилище Арминия, хлопнув дверью и даже не попрощавшись с ним.
Глава 20
ПРОДОЛЖЕНИЕ ДНЕВНИКА АБРАХАМА ВАН-ХЕЛЬСИНГА
Надев плащ и взяв саквояж с лекарствами и «орудиями милосердия», я пошел в сарай, где Арминий держал овец и кур. Там же нашли себе пристанище и две мои лошадки вместе с коляской. Но я решил ехать верхом. Последнюю неделю стояла необычно теплая погода, и снег по большей части успел растаять, однако на горных перевалах он превратился в опасную ледяную корку. Седла в хозяйстве Арминия не было, поэтому я свернул в несколько слоев дорожный плед и, как мог аккуратно, пристроил на спине лошади.
По глупости своей я не взял в дорогу ни пищи, ни даже воды. Помня нашу поездку с Аркадием, я был уверен, что доберусь до замка через два-три часа. К моему удивлению, я ехал все утро, весь день и часть вечера. Когда я добрался до ущелья Борго и увидел заснеженную вершину Иштен Сек (в переводе с венгерского это означает «Божий престол»), солнце уже садилось.
Я продолжал свой путь и к окрестностям замка подъехал только поздним вечером. Позаботившись о том, чтобы никто не почуял моего присутствия, я направился не в замок, а в дом, который видел во сне (или это было видение?) в ночь своего чудесного спасения.
Лунный свет заливал холм, на котором уже почти растаял снег и теперь торчали клочья прошлогодней травы. На севере высилась громада замка. Угрюмо чернеющие силуэты стен и башен съедали изрядный кусок темно-синего неба, гася собой звезды.
Дом моих предков. Входя в него, я испытал душевный трепет и почувствовал свой долг перед ними. Все пространство внутри было наполнено призраками, жаждущими покоя и не находящими его. Отовсюду слышался их шепот. Темнота сделалась для меня невыносимой, и я зажег свечи и несколько ламп. Теперь глаза предков глядели на меня с портретов, умоляя избавить от мучений.
Имел ли я право отвернуться от их просьб? Ведь в числе этих несчастных были и Аркадий, и мой малыш.
Потом, взяв лампу и саквояж, я поднялся по лестнице в детскую – комнатку с хрупкими гирляндами высохших цветков чеснока возле окна и пустой колыбелью. На стене висела маленькая православная икона Георгия-Победоносца, убивающего копьем дракона. Я зажег перед нею тонкую восковую свечку и прошептал молитву, которую запомнил, читая мамин дневник:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38