Я не стал тратить время на пустые споры.
«Абрахам», – не разжимая губ, мысленно позвал я и он послушно повернулся ко мне. Я мгновенно подчинил его своей воле. С возбуждением охотника, знающего, что добыча в его власти, я почти вплотную наклонился к Браму. Его лицо было совершенно изможденным, а зрачки настолько расширились, что их окружала теперь лишь узкая голубая каемка. Его дыхание стало медленным, поверхностным Брам откинулся на спинку мягкого дивана, его руки буквально лежали на сиденье. Он ждал моих повелений.
«Сейчас твоя жизнь и смерть находятся в моих руках», – мысленно произнес я, и это были не пустые слова. Показав ему свою слабость, я допустил серьезнейшую ошибку, ведь я был столь же беспомощен, как и Брам, – меня терзал жуткий голод. Я чувствовал тепло его тела, ловил волшебный аромат его кожи, слышал ритмичное биение сердца и пульсацию крови.
«А теперь, Абрахам, расстегни рубашку».
Это приказание вырвалось, минуя мой разум. Я зачарованно следил, как Брам послушно развязал галстук, затем расстегнул и снял крахмальный воротничок.
Обнажилась его белая кожа, под которой столько крови, ярко-красной свежей крови... Я стал наклоняться к нему: ближе, еще ближе, пока тепло шеи не коснулось моих губ. Доего горла оставалось не больше дюйма.
Меня отвлек резкий гудок паровоза, и это мгновение спасло нас обоих. Я попятился назад и оттолкнул молодого мужчину от себя. Наверное, мой толчок был излишне сильным: Брам ударился об угол и повалился на пол. Очки сползли на нос. В его мозгу не укладывалось то, что произошло и что могло произойти.
– Мы поговорим об этом позже, – быстро произнес я и, пока хватало сил, покинул купе.
Вечером! Вечером это непременно случится, если только я не смогу себя сдержать.

* * *

ДНЕВНИК АБРАХАМА ВАН-ХЕЛЬСИНГА
23 ноября 1871 года
Становится все темнее и темнее. Мрачнее и мрачнее...
Я спал в своем одноместном купе, зная, что Аркадий ушел и до завтрашнего вечера я его не увижу. Правильнее будет назвать мой сон дремотой, тяжелой и беспокойной, да и она наступила не сразу. Недавний инцидент с Аркадием меня насторожил. Я и сейчас толком не понимаю, как все произошло. Очевидно, я утратил контроль над своей волей, а потом... потом начались эти странности. Едва ли их можно счесть галлюцинациями, вызванными переутомлением. Все было реальным. Даже слишком реальным.
Надо называть вещи своими именами: он едва меня не убил. Да, это так. И если Аркадий подвержен неуправляемым всплескам, каков же тогда Влад? Что ожидает Стефана и моего малыша? Хватит. Я опять измучаю себя мыслями и еще больше буду страдать от вынужденного бездействия.
Продолжаю. Итак, мне удалось заснуть. Не знаю, долго ли длилось это забытье, но в какой-то момент его прервал хриплый стон:
– Абрахам!
Я открыл глаза. Напротив меня, спрятав лицо в ладонях, сидел Аркадий. Он был в неописуемом отчаянии. С меня слетел весь сон. Я сел на постели. Сердце бешено заколотилось. Я не сомневался: он пришел сообщить мне страшную весть о гибели Яна или Стефана.
– Что? Что случилось?
Он отнял руки. Его лицо выражало крайнее смущение, даже стыд, но само оно заметно изменилось. Исчезла болезненная бледность. Щеки Аркадия раскраснелись, как после изрядной дозы алкоголя, а губы сделались вишнево-красными.
– Мне нужна ваша помощь, – слегка запинаясь, произнес он. Это лишь усилило мои подозрения, что он пьян. – Там, в купе...
Он замолчал и только смотрел на меня умоляющими глазами. Наконец я не выдержал:
– Да выкладывайте же вы, что у вас случилось! Если уж вы сочли возможным нарушить мой сон, извольте говорить связно!
Несколько успокоившись, он сказал:
– Идемте в мое купе. Там вы увидите человека. Мертвого. Я не думал, что все так кончится, но я больше не мог ждать...
– Вы хотите сказать, что убили его? – едва слышно прошептал я.
Аркадий выдержал мой взгляд с большим трудом. Кажется, его клонило в сон.
– Да. Нечаянно. Мне требуется помощь, но помощь особого рода.
Я не стал выслушивать его объяснений, а быстро выбрался из постели и босиком, в одной ночной рубашке отправился к нему в купе. Дорога была каждая секунда. Иногда люди, разволновавшись, торопятся объявить покойником того, кто еще жив. Если Аркадий ошибся, я должен сделать все, что в моих силах.
А если он прав, тогда я должен собственными глазами увидеть мертвеца.
Лампа не горела, и купе заливал бледный лунный свет, струившийся сквозь незашторенное окно. Я заметил, что окно разбито. Лес в этом месте подходил к самой железной дороге, и, должно быть, какая-нибудь большая ветка полоснула по стеклу и оно разлетелось вдребезги. На стенах купе плясали тени деревьев.
Я не стал зажигать лампу, а сразу же приступил к осмотру, довольствуясь серебристым сиянием ночного светила.
Судя по позе, в которой находился мужчина, я заключил, что вначале он упал на диван, а когда поезд тронулся с очередной станции, скатился на пол. Это был пожилой, хорошо одетый человек, седовласый, с длинными обвислыми усами. Его грузное тело занимало собой почти все пространство между диванами, и мне едва удалось примоститься возле него на коленях.
С большим трудом я перевернул незнакомца на спину и приложил ухо к его груди. Сердце молчало, пульс ни на руке, ни на шее не прощупывался. На горле я заметил темное пятнышко и провел по нему пальцем – кровь! Остывающая кровь.
Аркадий был прав: этот человек умер, но его кожа еще сохраняла тепло. Убийство произошло совсем недавно.
– Я был осторожен, – тихо пояснил Аркадий.
Чувствовалось, что он и впрямь сожалеет о случившемся. Аркадий сидел напротив меня, подтянув колени к груди.
– Я так старался не пить слишком много, но он... он вдруг упал.
– Зажгите свет, – попросил я.
Аркадий наклонился ко мне, в лунном сиянии его лицо странно фосфоресцировало.
– Лучше не стоит. Это может привлечь нежелательное внимание. Я легко могу исчезнуть, а вот вы... Если вдруг сюда кто-то войдет и увидит вас над трупом…
– Зажгите свет.
Поколебавшись, Аркадий все-таки удовлетворил мою просьбу. В желтоватом свете лампы я наконец-то смог внимательно осмотреть жертву моего спутника. Видом своим покойный напоминал рождественского Санта-Клауса: курчавые седые волосы, толстая шея, выцветшие зеленые глазки, скрытые за очками в золотой оправе, круглые щеки и двойной подбородок. Я продолжал осмотр, благодарный своей профессиональной привычке сосредоточиваться на работе. Это помогло мне сдержать нахлынувшие эмоции, особенно когда я платком отер кровь и увидел след от укуса.
Такие же две дырочки я видел на шее Герды.
Я более не могу отрицать реальность этого безумства. Но почему я должен в нем участвовать?
Аркадий сидел, съежившись, и молчал, пока я не обратился к нему сам:
– Вы были правы. Этот человек умер не от потери крови. Смотрите: его губы и десны не побледнели, да и на щеках сохранился румянец.
– Значит, я не убил его? – с надеждой спросил Аркадий.
Я попытался сделать свой тон бесстрастным (хотя едва ли мне это удалось) и ответил:
– Я этого не говорил. Видите его глаза? Обратите внимание: один зрачок намного шире другого. Это один из признаков кровоизлияния в мозг. Апоплексический удар. Возможно, покойный испугался, и это стало причиной смерти.
– Я не вполне согласен с вами, поскольку сделал все, чтобы он не испытывал страха, – пробормотал Аркадий. Видя, что я встал, он заметно встревожился. – Абрахам, вы не можете просто так уйти. Я звал вас не затем, чтобы вы подтвердили факт его смерти.
– Тогда на какую помощь вы рассчитывали?
Я едва сдерживался. Конечно, здесь не Амстердам, не наш дом, и Аркадию уже не обязательно было играть в благородство. Какая наглость: совершить убийство и теперь пытаться сделать из меня пособника! Гнев во мне перемешивался с жалостью к несчастному старику, который ничем не провинился перед Аркадием.
– Я – врач, господин Дракул. Помочь этому человеку я уже не могу.
– Можете, доктор Ван-Хельсинг. Если вы не вмешаетесь, то через два-три дня он воскреснет и станет таким же, как я.
События минувшей недели поумерили мой скептицизм.
– И что же нужно сделать?
– Нужно отрезать ему голову и воткнуть в сердце кол, – прошептал Аркадий.
Я невольно отпрянул. Только сейчас до меня дошло, какую роль он мне уготовил. Повернувшись, я направился к двери, бросив на ходу:
– Это ваше и только ваше преступление. Вам и расхлебывать его последствия.
Я резко дернул ручку и вышел из купе в темный коридор. Аркадий последовал за мной. Он двигался бесшумно, сливаясь с бледным лунным светом. В ушах звучал его шепот:
– Как вы не понимаете? Я не могу сделать это сам, иначе не стал бы к вам обращаться. Подумайте, Брам. Отказываясь мне помочь, вы тем самым выпускаете в мир еще одного вампира, который принесет горе многим семьям, подобным вашей.
Не обращая внимания на его слова, я вошел в свое купе, лег и накрылся одеялом. Мой мучитель следовал за мной по пятам.
– Ван-Хельсинг, помогите мне! Вампир не может уничтожить другого вампира.
– Тогда отправляйтесь оба прямо в ад! – прошептал я дрогнувшим голосом. – По крайней мере, мир сможет вздохнуть спокойно.
Аркадий ответил не сразу. Голос его тоже дрожал, но от душевной боли.
– Абрахам, я давно готов туда отправиться и сделаю это при первой же возможности. Но и для этого мне нужна ваша помощь.
Я завернулся в одеяло и пролежал так до самого рассвета, обливаясь потом. Глаз я больше не сомкнул.
Утром, когда я зашел в купе Аркадия, труп исчез, словно он был всего лишь дурным сном.
Я доберусь до Трансильвании, разыщу Яна и Стефана и вернусь с ними домой. Но я не желаю становиться частью жуткого мира, в котором живет Аркадий, и не собираюсь быть пособником в его гнусных делах. Пусть не ждет, что я соглашусь участвовать в каких-то средневековых ритуалах или забивать себе голову разной чертовщиной. Все равно не дождется...

Глава 11

ДНЕВНИК СТЕФАНА ВАН-ХЕЛЬСИНГА
25 ноября 1871 года
Скоро мы будем дома.
Правильнее было бы написать – в Трансильвании. Для тех, с кем я еду, это родная страна, они возвращаются домой. Мне же предстоит ее увидеть впервые.
Дни и ночи стали похожи друг на друга. Я перестал ощущать течение времени. Днем меня стережет служанка по имени Дуня, ночью – Жужанна. Иногда я оказываюсь под перекрестным наблюдением их обеих.
Поначалу я боялся за свою жизнь, однако Жужанна все эти дни была необычайна добра ко мне. Я ни в чем не нуждаюсь. Никогда еще мне не доводилось путешествовать с таким исключительным комфортом. Мы едем в отдельном вагоне, нам подают изысканные блюда и тонкие вина. Должно быть, Влад сказочно богат, ведь все это стоит неимоверных денег. Я даже не знаю, кто нас обслуживает, поскольку до сих пор не видел ни одного проводника или официанта. Угощение появляется, словно по волшебству, и потом не менее волшебным образом остатки трапезы и приборы исчезают. В наших апартаментах на колесах поддерживается безукоризненная чистота. Либо Жужанна и Дуня сами прибирают в вагоне, либо это делают слуги, пока я сплю.
Вплоть до сегодняшнего дня я думал, что мы едем не только в отдельном вагоне, но и в специальном поезде. Теперь я понимаю: это доставило бы Жужанне значительные неудобства. Вскоре я объясню причины, заставившие меня переменить мнение.
Дуня – мой дневной страж – невысокая худощавая женщина, такая же черноволосая, как и Жужанна, но в ее кудрях заметен рыжеватый оттенок. Судя по внешнему виду, они со своей хозяйкой принадлежат к одной национальности, хотя по сословной лестнице отстоят весьма далеко друг от друга. Дуня – простая служанка, скрытная и, скорее всего, неграмотная. В Голландии таких не встретишь. Она начисто лишена чувства собственного достоинства. По всей видимости, именно этим и объясняется ее робость. Со мною она почти не разговаривает, а на вопросы отвечает односложно. Иногда ее испуганные темные глаза становятся совсем пустыми (я пришел к выводу, что так бывает, когда Жужанна или Влад контролируют ее разум). Я совершенно уверен, что, когда Дуня наставляет на меня револьвер, дабы помешать мне бежать, ею управляют. В такие моменты она смотрит невидящим взглядом, словно манекен в витрине.
Расскажу о том, что произошло вчера рано утром. Когда рядом со мной находится Жужанна, мое сознание словно бы подернуто пеленой. Мне не удается связно и последовательно думать, мысли путаются и разбегаются. Но утром мое сознание вновь ненадолго обрело ясность. Я почувствовал: Аркадий движется вслед за нами. Он настойчиво призывал меня бежать при малейшей возможности. (Кажется, моменты просветления наступают у меня на рассвете, в полдень и в сумерках; надо будет поточнее заметить время, тогда я смогу проверить, правильны ли мои ощущения.) Я решил выпрыгнуть из поезда. Дуниного револьвера я не боялся, поскольку она не осмелится меня убить. Жужанна постоянно твердит, что у них нет намерений причинить мне вред, и я ей верю.
Итак, ранним утром Жужанна, как всегда, отправилась спать, а Дуня с револьвером в руке уселась напротив меня. Выждав немного, я встал и вышел из купе под предлогом размять ноги и посетить ватерклозет. Вместо этого я поспешил в тамбур и попытался открыть дверь, ведущую на площадку. Дверь оказалась закрытой либо заложенной с обратной стороны. Я безуспешно дергал ее, и в этот момент появилась Дуня, которая тут же наставила револьвер мне на ногу.
Я послушно поплелся за ней назад в купе. А что еще мне оставалось? Возможно, она и не решилась бы меня убить... хотя кто знает?
Теперь напишу о Жужанне.
Находясь рядом с нею, я перестаю быть самим собой. Ее глаза обладают сверхъестественной силой. Я теряю контроль над своим разумом и чувствами и послушно делаю все, что она мне велит. Я краснею от стыда, но не собираюсь утаивать правду. Жужанна опять принимала облик Герды, а я, зная, что настоящая Герда никак не может появиться в купе поезда, тем не менее заключил лже-Герду в объятия и, повинуясь нахлынувшей страсти, овладел ею.
Или Жужанна овладела мною? Стыдно признаваться, но, когда она сбросила облик Герды и я увидел рядом с собой ее дьявольски прекрасное лицо, я не отвернулся, не схватился за голову от содеянного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38