Они называли его по имени и перечисляли все его родимые пятна.
Карум покраснел.
– Дважды мы отсылали их прочь, говоря, что ничего не знаем, – продолжала Армина. – Они не только к нам являлись – те же вопросы они задают во всех селениях. Но Длинный Лук обратился за помощью к нам, и наш долг его защитить.
– Он обратился к нам! – возразила Дженна.
– Это значит, что мы все за него в ответе, – сказала Дармина. – Разве Мать Альта вам этого не сказала?
– Но ведь… ведь тебя не было в комнате, когда она говорила с нами, – произнес Карум, глядя то на Дармину, то на Армину. – Это ведь была ты, да? – спросил он Армину, и она улыбнулась. Дармина повторила ее улыбку и ответила:
– Ты разве не понял еще, ученый, что все, что знает моя светлая сестра, знаю и я?
Армина чуть-чуть опустила свой меч.
– Подождем, когда Мать проснется. Она скажет нам, что делать. Моя мать Калилла говорит, что у нас есть потайной ход – он ведет из комнаты жрицы и тянется вдоль реки. Но только Мать Альта знает, как туда попасть.
– Так разбуди же ее – ради нас, ради Альты и ради хейма, – вскричал Карум.
Обе сестры дружно качнули головами.
– Нельзя, – сказала Дармина. – Мать сильно утомлена. Если разбудить ее раньше времени, она будет в помрачении, и мы ничего не добьемся. До утра недолго ждать. – Она указала мечом на окно, мимо которого луна уже прошла. – Спите спокойно – завтра у нас будет много дел.
С этими словами сестры захлопнули дверь и задвинули тяжелый засов.
– Что делать будем? – спросила Пинта.
– А что нам остается? – ответил вопросом Карум.
– Давайте поедим, – сказала Дженна. – А думать потом будем.
Они уселись вокруг подноса и не спеша воздали должное горячему пирогу с голубями, яйцам в маринаде и розовому вину. Вскоре от ужина остались только обглоданные кости да служивший украшением левкой.
Пинта, деликатно рыгнув, улеглась на кровать. Дженна устроилась рядом с ней. Карум, с тоской посмотрев, на свободное место около, лег на полу под окном и укрылся краем входившего в связку одеяла. С кровати слышалось ровное, слитное дыхание девочек. На полу было жестко, и чувствовался даже какой-то торчащий гвоздь. Карум уже приготовился к бессонной ночи, но тут неожиданно для себя уснул. Ему приснилась Дженна, привязанная к стулу, – ее длинные белые волосы закрывали лицо, и их как будто шевелил ветер с моря. Дженна что-то кричала ему, но вместо слов слышался тонкий, отчаянный детский плач.
Проснулись они не от утреннего солнца, а от голоса Армины.
– Мать Альта проснулась и спрашивает вас. Она все помнит. Пошли.
Они быстро поднялись, и девочки по очереди причесались гребенкой Армины. Та принесла им воды в кувшине и таз. Ароматическая вода веяла прохладой. Все это время Карум стоял к ним спиной, а потом велел им выйти.
– Долго же мужчины моются, – заметила Пинта.
– Может, им надо мыть больше, чем нам? – предположила Дженна.
– Вижу, ночь у вас и правда прошла спокойно, – засмеялась Армина.
– Мы спали, – сказала Дженна.
Карум, умытый и причесанный, вышел к ним и сказал:
– Чего бы я только не дал за настоящую ванну.
– Это можно устроить, – сказала Армина. – Днем или ночью?
– Мне все равно – лишь бы горячей воды было вдосталь.
– Все равно? – фыркнула Армина. – Экая невинность.
Пинта с Дженной захихикали, а Карум побагровел.
– Но у нас нет времени на купание… и на все прочее тоже. Мать требует нас к себе. – Армина быстро провела их по задней лестнице.
Дверь у жрицы была открыта, и Мать Альта ждала их.
– Входите, входите скорее. Нам нужно поговорить о будущем Дженны.
– Почему не о моем, Мать? – спросила Пинта, садясь у ее ног. – Или не о будущем Карума?
Рука жрицы потянулась к ней, и Пинта отпрянула.
– Дитя, если Дженна та, кто я думаю, то ее будущее неотделимо от нашего. Она как быстрая река, которая несет нас своим течением. А тебе, милое дитя, нужно научиться думать, прежде чем говорить, и не выскакивать вперед. Пусть твоя голова идет впереди сердца – иначе тебе вовсе никакого будущего не видать.
Пинта поджала губы и насупилась.
– Не обижайся, – сказала ей Дженна. – Ама всегда твердила тебе то же самое.
– А ты, Анна, – сказала, повернувшись к ней, жрица, – должна больше прислушиваться к голосу сердца, и пусть твоя тень удлиняет твой рост. Лучше всего, когда сердце и голова идут рука об руку.
– В последний раз говорю тебе, Мать: я не Анна. Я думала над этим всю ночь, я просила Альту дать мне знак. И…
– И что же? – подалась вперед старушка.
– И ничто не сказало мне о моем предназначении. Ничего не посетило меня, кроме обычных воспоминаний детства.
– Ты полагаешь, что рождение Анны должно сопровождаться громом и молнией? Или что ей следует расти в лесу, где звери бы ее нянчили?
– Но ведь хоть что-то должно быть, – взмолилась Дженна. – Хоть что-то необычное?
– А узнала бы ты это необычное, Джо-ан-энна, если бы оно случилось с тобой? Или истолковала бы его по-своему, чтобы втиснуть в рамки обыкновенной жизни? Будь спокойна. Когда мы с тобой давно уже будем в Пещере, поэты и сказочники придумают тебе самое необычайное рождение.
Дженна потупилась, не в силах смотреть в эти мраморные глаза. Она старалась вникнуть в слова жрицы, но живот у нее разболелся, словно от голода, и в ушах загудело. Потом она поняла, что гул идет из окна.
Мать Альта тоже прислушалась. Пинта подошла к окну, привстала на цыпочки и выглянула.
– Что там такое, дитя?
– Куча верховых за воротами. Они что-то кричат, но я не разбираю слов. Стражницы над воротами отвечают им. Один сидит на сером коне…
Карум метнулся к окну.
– О боги! Люди Короля! А это сам Бык. Теперь мы пропали.
– Бык грозит копьем стражницам, – сообщила Пинта.
– На конце копья что-то есть, – заметил Карум.
– Да, вижу. Ох! Глаза Альты! – Пинта отошла от окна со странным выражением на лице и прошла в угол, где они накануне оставили свои котомки. Вывалив содержимое своей на пол, Пинта перерыла все пожитки и вскрикнула в ужасе.
– В чем дело, Марга? – спросила Мать Альта. Дженна подбежала к окну сама и стала смотреть – при ее росте ей не нужно было вытягиваться.
– Вижу – вот он, Бык. Но что это? Ох, Пинта! Ведь это же моя светлая куколка – та, что я отдала тебе.
– Я не могу найти ее, Дженна, – с отчаянием ответила Пинта. – Наверное, она выпала у меня из котомки.
– Но когда, Пинта, когда?
– Не помню. Она была у меня, когда я пустилась вслед за тобой. Я спала, держа ее в руках.
Дженне живо вспомнилось, как она сама спала на дереве с куклой Пинты в руках.
– И больше я ее не вынимала – положила сверху, и все. Потом мы встретили Карума, и… – Пинта в ужасе осеклась, закрыла лицо руками и содрогнулась.
Мать Альта, не видя ее, верно разгадала это внезапное молчание.
– Ты вспомнила, дитя.
– Во время боя с Гончим Псом я упала на свою котомку, и из нее все высыпалось. Когда мы схоронили его, я все собрала – то есть это тогда я так думала. Выходит, я не заметила куклу в тумане.
– Эх ты, бестолочь! – в сердцах бросил Карум.
– Потише, Длинный Лук, – вмешалась Армина. – Она сражалась за тебя.
– Мы не могли спать так близко к могиле, – тихо продолжила рассказ Дженна, – поэтому отошли немного, а утром уже не вернулись туда.
– Я понимаю теперь, как все было, – кивнула Мать Альта. – Эти мужчины, Люди Короля, пришли по следу Пса на место боя и нашли могилу, а рядом куклу. Кто же мог играть в куклы в глухом лесу, как не юная альтианка? Ведь не мальчик же, которого они искали. Самый ближний хейм здесь – это наш, Ниллский, и они, разумеется, явились сюда.
– Мать, я так сожалею… – начала Пинта.
– Я тебя не виню, дочка. Совсем не виню. Ты всего лишь исполнила свою долю пророчества, записанного задолго до твоего рождения.
Пинта расплакалась навзрыд.
– Слушайте же меня, дети мои, – теперь уже ясно, что будет бой. Этих мужчин не утихомиришь, и они не дураки. Надо попытаться выиграть время. Ночью наши силы удвоятся…
– Неужели ты вправду хочешь сказать, – прервал Карум, – что темные сестры бывают здесь только ночью?
– Ну почему мужчинам так трудно в это поверить? – засмеялась Армина.
– Это всего лишь суеверие. В одном племени Нижних Долин, к примеру, верят, что их женщины зачинают детей от бога реки и рожают прямо в воде. А безармийцы говорят, что сын их бога является им раз в месяц в виде пчелы, чтобы…
– Но Дармина никакое не суеверие. Она настоящая. Ты видел ее. Говорил с ней.
– Довольно, дети, времени нет. Пусть Карум верит, во что хочет. Так уж повелось испокон веков. Мужчины видят все, но не желают верить собственным глазам и ушам. Ступай вниз, Армина, и скажи Зиэне – пусть держит ворота на запоре, что бы там ни было. Да собери ко мне детвору. – Когда дверь за Арминой закрылась, Мать Альта вскричала: – Ох, до какой же беды довела нас моя слепота. Если б я догадалась раньше, я могла бы… могла бы… Я стара, дети мои. Стара, слепа и беспомощна. – Две большие слезы скатились у нее по щекам, и она подняла свои незрячие глаза. – Впрочем, не так уж и беспомощна. Ведь с нами Анна. Конец близок, но и начало тоже.
Дженна и Пинта переглянулись, качая головой, а Карум покрутил пальцем у виска.
– Поди сюда, Джо-ан-энна, – велела Мать Альта.
Дженна, снова переглянувшись со своими спутниками, подошла к ней, и жрица взяла ее руки в свои.
– Слушай внимательно – ведь если это, в самом деле, конец, ты должна знать, что ждет тебя впереди. В пророчестве сказано, что ты будешь владычицей, но властвовать не будешь, и что ты родишь троих детей.
– Мать, но ведь мне всего тринадцать лет, – сказала Дженна.
– И твой женский срок, полагаю, еще не настал, – сказала жрица, склонив голову набок, словно желала услышать, как Дженна кивнет.
– Нет еще, – шепнула Дженна, покраснев до ушей.
– Но если ты станешь королевой, то должен быть и король. Я думаю, что твоя встреча с юным принцем Карумом – не совпадение, а еще одно предзнаменование.
– Мать, – зашептала Дженна, – ему тоже не больше пятнадцати. – Она высвободила руки из пальцев жрицы.
Карум откашлялся.
– Мне семнадцать, Дженна.
– Он сейчас смотрит на тебя?
Дженна смущенно молчала.
– Я вижу по твоему молчанию, что это так.
– Я принадлежу Альте.
– Я тоже, – хмыкнула старушка. – Как и все, кто живет здесь. Однако в наших колыбелях лежат младенцы, и не все они приемные. Наши девушки порой уходят в город и проводят там долгие ночи. Земля вертится, и солнце движется с востока на запад. «Владычица, которая не будет властвовать». Что это может значить, как не то, что ты будешь рожать королю сыновей, но сама на трон не сядешь. Иногда пророчества легко поддаются разгадке.
– Но ведь впереди у нас бой, о Мать. Что же делать?
– Мальчика надо увести отсюда. Нельзя, чтобы Люди Короля нашли его у Альты, и нельзя, чтобы они заподозрили в тебе белое дитя из их же собственного пророчества – ту, перед которой должны склониться Гончая, Бык, Медведь и Кот. Уведите его отсюда, ты и твоя темная сестра.
– Пинта? Значит, о Пинте тоже сказано в пророчестве? – Дженна в порыве благодарности схватила старушку за руки, чуть не стащив ее со стула. Но Мать Альта отвернулась, словно прислушиваясь, и Дженна вслушалась тоже. Крики снаружи становились все громче и злее.
– Возьми вот это кольцо, дитя мое. – Жрица сняла большой агатовый перстень со своего тоненького, увенчанного птичьим когтем пальца. Дженне кольцо едва пришлось на мизинец. – Ты пойдешь из хейма в хейм, предостерегая сестер. Матери каждого хейма ты будешь говорить: «Близится последний срок». Матери поймут. Повтори.
– «Близится последний срок», – пролепетала Дженна. – Ох, Мать Альта, я не та, кто ты думаешь.
– Повтори еще раз!
– «Близится последний срок».
– Хорошо. У меня есть карта всех хеймов. Умеешь ты читать карты?
– Мы обе умеем, – сказала Пинта, но Мать Альта, не отвечая ей, сказала Дженне:
– Подойди к зеркалу. Поверни знак Богини влево. Откроется ящичек, и в нем будет карта. Хеймы на ней обведены красным.
Пинта подскочила к зеркалу первая, сорвала с него покрывало и отступила, испугавшись собственного мертвенно-бледного отражения. Найдя резной знак Богини, она повернула его влево. Раздался щелчок, и знак отошел, открыв темное отверстие. Просунув туда руку. Пинта извлекла пергаментный свиток и объявила:
– Готово, Мать.
– Отдай карту Анне.
Дженна развернула карту, где среди черных паутинно-тонких линий выделялись красные названия семнадцати хеймов. Дженна снова свернула пергамент и спрятала за пазуху.
– Никому ее больше не показывай, – сказала Мать Альта. – Никому.
– Даже Пинте? Ты же сама назвала ее моей темной сестрой.
– Только если смерть к тебе придет. Не раньше.
– Если смерть придет, – прошептала Дженна, не в силах это осмыслить. Смерть? Возможно ли? Даже во время боя с Гончим Псом она не думала, что может умереть, – получить рану другое дело. – Не раньше.
– Теперь ступайте.
– А как же ты, Мать?
– Мои дети позаботятся обо мне – а я о них. Ступайте. Время не терпит.
Дженна пошла к двери и оглянулась на пороге.
– Да благословит тебя Альта, о Мать, – сказала она и поманила за собой остальных.
– Погоди, – сказал Карум. – Армина говорила что-то про потайной ход. Мы могли бы уйти через него.
– Нет никакого хода, – сказала Мать Альта. – Это все сказки, которые выдумывает Армина.
– Мы так и думали, – сказал Карум.
– Увидимся ли мы еще, о Мать? – спросила Дженна.
– В Пещере увидимся непременно, – ответила старушка, и это было ее единственным благословением.
Спускаясь по лестнице, они еще некоторое время слышали дрожащий старушечий голос, поющий погребальную песнь:

Во имя пещеры горной.
Во имя могилы черной…

На середине лестницы они встретили Армину. Она несла на каждой руке по ребенку, и еще двое малюток цеплялись за ее камзол. Следом шли около дюжины девочек, уже миновавших возраст Первого Выбора, и каждая несла младенца. Замыкали шествие пять девочек постарше, тоже с малыми детьми на руках.
Дженна, Пинта и Карум прижались к стене, пропуская их.
– Мать хочет благословить их, – улыбнулась Армина, проходя. – И убрать их подальше от боя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52