— Выполняй мои указания в точности, поняла? Ничего не забудь.
Женщина серьезно кивнула, и травник протянул ей какие-то листья и семена, завернутые в водоросли.
— Сколько с меня, сир-лекарь?
— Да какой там я сир, — со смехом сказал травник. — Это не про меня. Я всего лишь скромный сам-себе-пастух с далекого острова. Заплати, сколько можешь, добрая госпожа, ни больше, ни меньше.
Старушка робко сунула ему в руку несколько монет и присела в реверансе. Выходя, она даже не взглянула на меня и закрыла за собой дверь.
Теперь травник посмотрел на меня, а я смогла лучше разглядеть его. Этому Гэрровину Гилфитеру было много лет, и никого похожего на него я никогда не встречала, хоть и считала, что знаю представителей всех наций, населяющих Райские острова. Он, конечно, был с Мекате: свет лампы мерцал на жемчужине в контуре кролика на мочке его уха. Только никакого сходства с теми жителями Мекате, которых я видела раньше, у него не было. Все они были смуглыми южанами, вроде почитателей Фелли в высоких шляпах: с прямыми носами, бритыми лицами, глубокими черными глазами. Этот же старик был рыжим и волосатым, широкоплечим, хоть и не очень высоким. Цвет его курчавых волос напоминал имбирь знала, что такой бывает. Волосы стояли торчком, окружая лову травника пышным руном, как у калментского горного баоана. В бороде его, такой же рыжей, виднелась седина. Красный кончик длинного носа казался странно подвижным, и травник принюхивался ко мне, как собака, учуявшая многообещающий запах.
Белая кожа старика, там, где ее можно было разглядеть под густой курчавой порослью, была усеяна веснушками. Вот уж действительно — настоящий рыжий!
Одежда травника соответствовала его странной внешности, хотя и была совершенно не подходящей к жаркому климату косы Гортан: она была из пестрой грубошерстной ткани и казалась не сшитой, а накрученной вокруг тела.
Я снова взглянула в лицо травнику. Никак не удавалось разобрать, какого цвета у него глаза: то ли темно-серые, то ли черные с красноватым отливом…
Эти глаза смотрели на меня с веселым скептицизмом, сомнений в этом не было.
— Ну, так что, добрая госпожа? — спросил меня, наконец, травник. — Нагляделась вдосталь?
— Прошу прощения, — сказала я, поспешно собираясь с мыслями. — Ты Гэрровин Гилфитер, травник?
— Врач, — поправил он меня. — К твоим услугам. Что-то ты, как я посмотрю, не стала ждать своей очереди. — Его выговор был таким мягким и певучим, что смягчал колкость слов.
— Не стала. У меня к тебе срочное дело. А выглядишь ты достаточно здоровой.
Моя подруга нуждается в немедленной операции, иначе она умрет.
Ах, девонька, я ж не хирург. Я крови видеть не могу.
Я перевела взгляд на сундук травника. Его крышка и боковые стенки крепились на петлях, так что могли откидываться. Внутри виднелись квадратные ящички, этикетки на которых прочесть я не могла, многочисленные бутылочки и горшочки. На полу рядом с сундуком стояли ступка с пестиком и маленькая медная жаровня, в которой рдели угли.
Я посмотрела в глаза травнику:
— А дать ей снадобье ты можешь? Чтобы она спала во время операции? Я слышала, что лекари с Мекате знают такой секрет. И еще у тебя, наверное, есть мазь, предохраняющая рану от воспаления.
— Может, и найдется. Тут ничего не скажешь наверняка, знаешь ли.
— Я заплачу тебе десять сету, если ты через полчаса придешь в «Приют пьянчуги». Я приведу хирурга.
— А что ж те мои пациенты? — спросил старик, кивнув на дверь.
— Моя подруга обречена, если не принять немедленных мер.
Глаза травника глянули на меня из-под кустистых рыжих бровей с удивительной проницательностью; кончик носа снова начал шевелиться. Я постаралась не слишком на него глазеть.
— Приду. Кого мне спросить?
— Блейз. Блейз Полукровку. Он кивнул.
— Значит, через полчаса.
Я добралась до рыбного рынка, проявляя всяческую бдительность, но дун-магии по дороге нигде не учуяла. Поиски пивной, о которой говорил Ниамор, тоже оказались делом не трудным. Это была, пожалуй, самая мерзкая дыра на всех Райских островах, а уж запах… Громила у двери не хотел меня пускать — похоже, я была не того пола: в переднюю дверь ходили одни только мужчины. Женщины входили через заднюю, и все они, как одна, принадлежали местному сутенеру.
Да если говорить по правде, не так уж мне и хотелось входить.
Я положила одну руку на рукоять меча, а другой протянула вышибале монету.
— Не здесь ли человек по имени Блойд? — спросила я.
Вышибала заржал:
— Ага. Туточки он, туточки. — Монета исчезла в его ручище. — Поговорить с ним хочешь? Кликнуть могу, чего уж там.
Блойд оказался горой жира и мышц, похожим на циркового борца. Одежда его была достаточно чистой, хоть и пропахла рыбой. Он недоверчиво оглядел меня с ног до головы.
— Я не веду дел с дерьмовыми полукровками, — проворчал он.
— Да брось, — подначил его вышибала, — она ж как раз твоего размера!
— Мне нужны услуги мясника, — сказала я. — И я заплачу. Ты ведь мясник?
— Когда-то был лучшим на всем Большом Калменте.
В это время явилась компания завсегдатаев, и внимание вышибалы отвлеклось. Я потянула Блойда в сторону:
— Ты сохранил инструменты своего ремесла?
— Куда годится мясник без своих ножей?
— Ты сумел бы разрубить тушку лани, чтобы приготовить калментский фаршированный окорок? — Это было самое сложное задание для мясника, какое я только могла придумать: для приготовления этого блюда нужно было не только аккуратно удалить кости, но и умело сшить слои жира и мяса.
— А как же!
— Я заплачу тебе двадцать сету за особую работу. Только ты должен постараться на совесть.
— Двадцать сету? Ты что, хочешь, чтобы я тебе разделал морского пони?
Я рассказала ему, чего хочу.
Через полчаса мы пришли в «Приют пьянчуги», по пути, наведавшись к Блойду за его инструментами. Я заглянула в ящичек: ножи, топорики и пилы Блойда были сделаны на Калменте, а это означало, что к их качеству не придерешься. Да и заботился о них Блойд на совесть: лезвия были наточены так, что рассекли бы на лету волосок.
Гэрровин Гилфитер был уже в гостинице, и мы втроем поднялись наверх. На лестнице старый травник схватил меня за локоть. Повернувшись к нему, я увидела, что кончик его носа подергивается от возбуждения.
— Что это? — прошипел он. — В какие игры ты играешь, девица?
— Прошу прощения?
— Я чую… — сказал Гэрровин. — Чую скверну.
— У тебя есть Взгляд? — Однако, еще не договорив, я поняла, что дело в другом. Будь он одним из обладающих Взглядом, я давно почувствовала бы это.
— Великая Бездна! Нет. Так это дун-магией так воняет?
— Да. — Я была растеряна: как мог он чуять дун-магию, если Взгляда у него нет?
Теперь уже они вдвоем с Блойдом с подозрением глядели на меня. Я поспешно сказала:
— У девушки язва, вызванная заклинанием, и ее нужно удалить, вот и все. Злого колдуна здесь нет.
Мне удалось успокоить их лишь отчасти. Я первая вошла в комнату Флейм, оставив Гэрровина и Блойда за дверью; безмозглая акула и хитрый осьминог присматривались друг к другу гадая, что происходит, и оценивая один другого.
Тор и Рэнсом оба были в комнате Флейм. Она лежала на кровати; опухоль на ее руке как будто немного опала, но глаза лихорадочно блестели.
— Я привела врача, — сказала я без предисловий.
— Врача? Никакой врач мне не поможет. — Флейм пожала плечами, признавая свое поражение. — Даже полукровка не может быть настолько тупой, чтобы этого не понять. — Она повернулась лицом к стене.
Дастелец, сидевший на спинке кровати — вероятно, Руфзе бросил на нее пристальный взгляд и щелкнул клювом.
— Это в ней говорит дун-магия, — сказала я птице. Я кивнула Тору, и тот понял намек, поспешив увести Рэнсома.
— Флейм, — сказала я, — яд главным образом у тебя в руке. Если нам удастся от него избавиться, справиться с остальным с помощью своей силв-магии ты сумеешь.
Флейм резко повернулась ко мне, глаза ее расширились.
— Ах ты, садистка, сука! Ты хочешь, чтобы мне ампутировали руку?
— Почему же нет? Флейм, благодаря силв-магии у тебя есть шанс. Большинство тех, кто умирает после ампутации, умирает из-за инфекции, а ты с ней можешь справиться. Кроме того, чтобы уж все было наверняка, я привела травника с Мекате.
Флейм молчала.
— Разве ты предпочла бы умереть?
Со спинки кровати раздалось возбужденное чириканье. Руарт подпрыгивал и хлопал крыльями.
Флейм прислушалась; на какое-то время ей удалось побороть действие дун-магии. По ее лицу потекли слезы.
— Он говорит, что я должна согласиться.
— Травник с Мекате даст тебе снадобье, и ты ничего не будешь чувствовать, пока врач будет делать свое дело. По крайней мере, большую часть времени.
Флейм доверчиво кивнула:
— Хорошо. В конце концов, чего стоит рука или даже две? — Она с жестокостью улыбнулась. — Руарт ведь обходится вообще без рук.
Я заморгала.
С каждым днем, проведенным здесь, я оказывалась все ближе к тому, чтобы заплакать, — а я-то всегда думала, что слезы вообще в моем организме отсутствуют.

Глава 12
Блойд играл роль врача с величественным достоинством, которое изменяло ему только тогда, когда он открывал рот: выговор у него был совершенно простонародный. Он разложил свои инструменты на столе, который мы принесли с кухни, каждый предмет — на своей белой салфетке; я в это время старательно загораживала собой все приготовления от Флейм. Четыре ножа разной величины, точильный камень, мотки нити, четыре изогнутых иглы. Бутылка виски. Две пилы с зубьями разной величины. Несколько зажимов. Пачка муслиновых салфеток. Все выглядело содержащимся в безупречной чистоте, что обнадеживало… Руарт, впрочем, в тревоге перепархивал с кровати на окно, с окна — на стул, пока я не бросила на него суровый взгляд. Рэнсом, который вместе с Тором вернулся в комнату, был ненамного спокойнее. Кустистые брови Гэрровина, когда он увидел обилие орудий мясника, взлетели так высоко, что едва не слились с лохматыми волосами. Он бросил на меня взгляд одновременно удивленный и насмешливый.
Мы тут собираемся обедать, девонька, или производить ампутацию? Может, тебе нужны приправы, а не лекарственные растения?
— Делай свое дело, — рявкнула я. Старик ухмыльнулся, развязал узелок, который принес с собой, и достал свои горочки и бутылочки. Мы напоили Флейм обезболивающим и снотворным снадобьем.
Блойд в предвкушении потирал руки.
— Ну, начнем, красотка, — жизнерадостно сказал он мне — В последний раз руку я отрезал собственной жене.
Можешь мне поверить — ей ничуточки больно не было. Да и жалеть о руке не пришлось… Ладно, давай посмотрим, в чем там дело.
Мы подняли засыпающую Флейм и уложили на стол; Блойд с отвращением осмотрел ее руку и повернулся ко мне:
— Тридцать сету, и ни на грош меньше. — Голос его был таким же напряженным, как и мышцы. Он знал, что видит перед собой, и знал, какие неприятности ждут его, если дун-маг узнает о его участии в нашей затее.
Я для виду поторговалась, но душа моя к этому не лежала.
Душа моя не лежала и к тому, что за этим последовало.
Снадобья приглушили боль, но полностью сознания Флейм не потеряла. Мы привязали ее к столу, но каждое прикосновение ножа заставляло ее метаться и стонать так жалобно, что мне казалось, будто нож вонзается в мое тело. Это было ужасно…
— Поторопись, — сказала я Блойду. — И на забывай, что ты имеешь дело не с трупом. Она может истечь кровью.
Сразу было видно, что мясник наслаждается работой. Первый разрез он сделал, пока я еще затягивала последнюю удерживающую Флейм веревку. Блойд все время комментировал свои действия и то и дело давал нам с Тором указания: подать то, подать это, подержать там, надавить тут. По какой-то причине — я не совсем поняла почему — он счел необходимым отнять руку выше локтя, а не по суставу. Первый надрез Блойд сделал гораздо ниже, чтобы, как он сказал, иметь достаточно большой лоскут плоти для натягивания на культю. При таком объяснении Рэнсом упал в обморок.
Я не могла позволить себе подобной роскоши. Мне приходилось следить за каждым движением Блойда, но все равно я боялась, что он забудет: режет он живую плоть. Когда Флейм начала стонать громче и стало ясно, что действие снадобья заканчивается, Гэрровин прижал к ее лицу тряпку, смоченную жидкостью из одной из своих бутылочек. Запах был сладкий и тошнотворный… Сначала, когда Блойд принялся пилить кость, Флейм все равно продолжала кричать, но потом, благодарение богам, средство подействовало, и она отключилась. Гэрровин пощупал ее пульс и ободряюще кивнул мне.
— Сердце бьется сильно, — сказал он. — Хоть она и тощая, но крепкая, как скала Синдур. — О такой скале я никогда не слышала, так что его слова меня не особенно утешили.
Блойд был хорошим мясником, должна признать, и его веселая бесчувственность, пожалуй, являлась преимуществом, поскольку означала, что он ничуть не нервничает. Кровь его не пугала, сосуды он перевязывал с безразличным спокойствием, как если бы это было для него обычным делом, а швы делал быстро и аккуратно. Гэрровин острым взглядом следил за ним и постоянно пояснял то, что происходит.
— Ну вот, это, должно быть, главный сосуд. Ты бы, парень, остановил кровотечение, а? А сюда, милый, я бы на твоем месте не лез, лучше вон там пережми. Вот, молодец! Ловко ты наложил шов! — Мне хотелось прикрикнуть на него, чтобы он замолчал. Только много позже я поняла, что успехом операции мы в большой мере были обязаны его советам.
Я расплатилась с Блойдом и предупредила, чтобы языком не трепал (впрочем, тут можно было ничего не опасаться: Блойд знал, чем рискует, если до дун-мага дойдет слух о его участии в спасении Флейм), и проводила до двери. Потом я вернулась, чтобы помочь Гэрровину и Тору забинтовать культю и перенести Флейм на постель. Сознание к ней уже возвращалось, и боль заставляла ее судорожно втягивать воздух сквозь зубы. Однако теперь было нужно, чтобы Флейм оставалась в сознании: ей требовалось избавиться от остатков дун-магии, а также побороть возможную инфекцию, поэтому, когда Гэрровин предложил дать ей еще снотворного снадобья, я покачала головой:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48