Самое ужасное было в том, что от правой половины человека сохранилось достаточно, чтобы можно было понять: когда-то он был не менее красив, чем сидевший с работорговцами щеголь. Я прочла в глубине глаз слуги что-то, что меня встревожило: отражение трагедии, трагедии такого потрясающего масштаба, что немногие могли бы это оценить.
Во мне шевельнулось сострадание, чего со мной обычно не случалось.
— Как тебя зовут? — спросила я, протягивая монету в знак того, что не имею в виду ничего дурного. На косе Гортан следовало быть чертовски осторожным, интересуясь личностью собеседника.
Слуга искоса взглянул на меня, и струйка слюны побежала из его перекошенных губ на подбородок.
— Можешь называть меня Янко. В любой момент к твоим услугам, зеленоглазка. — Он умудрился превратить последнюю фразу в непристойное предложение, схватил монету, тоненько захихикал, что странно противоречило его внешности, и заковылял прочь.
Я вздохнула. Так мне и надо за проявление сочувствия в таком притоне, как «Приют пьянчуги». Я подумала, не становлюсь ли мягкотелой: в былые времена я и минутной жалости к подобному типу не ощутила бы. Может быть, я с возрастом размягчаюсь, как случается с жемчугом. Такая мысль меня не порадовала. Для отверженной вроде меня злость, вызванная презрением белокурого мальчишки, гораздо полезнее благородного сострадания. Лучше мне быть такой же жесткой и шершавой, как раковина жемчужницы, чем гладкой и приятной на ощупь, как сама жемчужина. Стать мягкой означало подвергнуть опасности свою мечту, заработать достаточно денег, чтобы купить себе комфорт и безопасность. Кровоточащие сердца редко сочетаются с богатством; хуже того — в моей профессии они чаще всего накликают смерть.
Пойло мне принесли быстро; судя по синякам, покрывавшим его лицо, мальчишка, разносивший кружки, пожалуй, нуждался в моей жалости больше, чем Янко. Я улыбнулась ему, но служка потупился и торопливо засеменил прочь. Обычно я не пугаю людей настолько сильно… Я откинулась на спинку стула и стала прихлебывать местное пиво, следя за тем, что происходит в зале.
Тут обнаружилось, что сюрпризы, ожидавшие меня в «Приюте пьянчуги», не кончились: по лестнице спустилась женщина, красивее которой я в жизни не видела. Она была голубоглазой, белокурой мечтой с золотистой кожей — цирказеанкой, конечно: только на Цирказе рождаются люди с подобной внешностью. С виду ей было не больше двадцати. Длинные стройные ножки красотки заставили всех мужчин в зале пускать слюнки, а ее округлости, не будучи вызывающими, намекали на отменные сексуальные радости. Как и я, девушка была одета в обычную дорожную одежду — штаны и подпоясанную тунику. Впрочем, как бы она ни оделась, значения это не имело бы: все равно все взгляды устремились к ней, да так и не смогли оторваться.
Включая мой собственный взгляд. У меня никогда не возникало желания затащить в постель другую женщину, да и теперь не возникает, если уж на то пошло. Меня заинтересовала не сексуальная привлекательность незнакомки. Все же я подвинула ногой свободный стул у моего стола так, чтобы на него было удобно сесть, почему-то надеясь, что она выберет именно его. Вместо этого на спинку вдруг опустилась птица — неприметное сероватое существо. Явно не испытывая страха, птица повертела головой, высматривая крошки на полу. Я попыталась ее прогнать, но птица не обратила на меня никакого внимания.
Девушка помедлила на последней ступеньке лестницы и оглядела зал. Выбора у нее особого не было: кроме стула у моего стола, незанятыми были только места рядом с высоким суровым мужчиной в углу и с юношей — обладателем длинных ресниц. Птица возбужденно запрыгала по спинке стула и захлопала крыльями. Теперь на нее падал луч солнца, и я разглядела, что спинка у птицы синяя, а по грудке тянется пурпурная полоса, блестящая на свету, как переливчатый шелк.
В этот момент на меня обрушилось зловоние дун-магии, такое удушающее, что я чуть не поперхнулась. Запашок, который я раньше почувствовала, когда ко мне подошел Янко, не шел с этим ни в какое сравнение: то был след давнего заклинания, теперь же чары были наложены только что. Кто-то прибег к дун-магии здесь и сейчас, и этот кто-то должен был быть мастером своего дела — не новичком, не посредственностью. Я никогда еще не сталкивалась с подобной силой, и никогда еще я так ясно не ощущала всю мерзостность дун-магии. Зал сразу же просто провонял злом. Я поспешно поставила кружку на стол, чуть не расплескав содержимое, и проверила, легко ли вынимается меч из ножен.
По полу разлилось багровое сияние, неощутимое и гнусное, оскверняя на своем пути всех нас и оставляя за собой ржавые следы, похожие на сгустки засохшей крови. Я только с усилием удержалась от того, чтобы не отдернуть ногу, когда багровая струйка затекла под стол и коснулась моего сапога. Мне хотелось стряхнуть эту гадость — как будто возможно избавиться от следов дун-магии, — но я преодолела искушение. Ради собственной безопасности не следовало позволять магу — кем бы он или она ни был — догадаться о том, что я могу все видеть. Немного погодя я все же рискнула посмотреть вниз; багровый след на моем сапоге быстро таял, но я скрыла свое облегчение, как раньше скрыла отвращение. Я почти жалела о том, что обладаю Взглядом: без него я ничего не заметила бы и так же не подозревала об опасности, как и все остальные.
Я сделала глубокий вдох и попыталась проследить поток силы, чтобы определить, кто ее использовал, а также — это, возможно, было даже более важно, — кто намеченная жертва. И впервые в жизни я потерпела полную неудачу. Сила магии оказалась слишком велика. Скверна заполняла все помещение, и я не смогла определить ее источник. Я никогда еще не видела, чтобы багровое сияние дун-магии распространялось так широко и дышало таким злом. Единственное, в чем я могла быть более или менее уверена, — это что направлено заклинание не на меня. И все равно во рту у меня стало сухо, а ладони вспотели. Я не привыкла к тому, чтобы Взгляд подводил меня, и мне стало страшно.
О боги, на что только я пошла ради денег! Мне не следовало возвращаться на косу Гортан: слишком много зла могло здесь случиться, особенно если учесть, что кто-то прибег к магии. На мгновение я почувствовала сомнение в том, стоит ли овчинка выделки; неприятное чувство окатило меня, как неожиданный холодный ливень, но я поспешила прогнать его.
Янко, хромая, пересек зал и подал мне заказанную рыбу; птица, сидевшая на спинке стула, улетела, а белокурая девушка выбрала, наконец, за какой стол сесть. Не обращая внимания на корабельщика, который столкнул пьяного соседа со стула и делал приглашающие жесты, она прошла к столу юноши с ресницами. Могу поклясться: он покраснел, когда понял, куда она направляется. Он вскочил, едва не опрокинув стул, потом снова сел с видом человека, которого только что огрели по голове дубинкой. Девушка улыбнулась ему — такая улыбка могла бы развеселить даже Янко — и села за стол.
Я принялась за свою рыбу. Мне хотелось побыстрее убраться из зала: если уж что было мне ни к чему, так это оказаться замешанной в дела, связанные с дун-магией.
Я уже обсосала почти все косточки, когда свободный стул у моего стола скрипнул, и, подняв глаза, я обнаружила, что на него усаживается гибкий красавчик из компании работорговцев. Очаровательная улыбка, на которую я раньше обратила внимание, теперь цвела не только на его губах, но и провела тонкие морщинки в углах глаз.
— Ниамор, — представился красавчик, — также известный как Посредник. — Имя показалось мне столь же смутно знакомым, как и лицо.
Я улыбнулась в ответ и назвала единственное имя, которое считала своим, хотя иногда использовала и некоторые другие:
— Блейз Полукровка.
На лице моего нового знакомца отразилось изумление. Вторая часть моего имени явно была прозвищем, и его, должно быть, озадачило, что я подобным образом пожелала подчеркнуть свой статус. Откуда ему было знать, что извращенность всегда была моим слабым местом… Впрочем, он не выразил своего удивления вслух и только сказал:
— Я где-то видел тебя раньше.
— Возможно. Я уже бывала здесь. Он щелкнул пальцами:
— Вспомнил! Лет пять или около того ты искала работу и, в конце концов, нанялась на корабль работорговца. — Ниамор усмехнулся. — По правде сказать, не думал, что увижу тебя живой. Уж такая была у того корабля репутация… Поговаривали, что капитан балуется дун-магией.
Воспоминание заставило меня поморщиться.
— И правильно поговаривали, — То путешествие было адски тяжелым, и я едва не досталась на обед морскому дракону, но за то, чтобы я проникла на тот корабль под видом члена команды, мне посулили кучу денег, а в те дни не было такого дела, за которое я не взялась бы ради заработка. Теперь я, пожалуй, на такое бы не решилась, — я стала несколько более осмотрительной, а может быть, чуть менее алчной.
— Ты прибыла только сегодня утром, — продолжал Ниамор. Я кивнула. Похоже, Ниамор готов был заговорить о делах. — Насколько мне известно, ты интересуешься рабами, выставленными на продажу. Как я слышал, ты расспрашивала об одной рабыне еще до того, как сняла комнату в гостинице.
Я поковыряла рыбью голову, извлекая последний кусочек сочного мяса.
— Верно. Типичная для Гортанской Пристани ситуация: сплетни распространялись здесь со скоростью запаха тухлых креветок, и все старались влезть в чужие дела, если только могли сделать это без ущерба для себя.
— И тебе нужен совершенно особенный товар, — настойчиво продолжал Ниамор.
Восхитительный кусочек рыбы растаял у меня во рту. Даже в «Приюте пьянчуги» не могли испортить свежую зубатку. Я небрежно ответила:
— Мой заказчик имеет очень изысканный вкус.
— «Нужна молодая цирказеанка», — процитировал Ниамор. — Они дешевыми не бывают, знаешь ли. — Его взгляд скользнул в сторону красотки за соседним столом; Ниамор оценивал ее в качестве рабыни с полной бесчувственностью.
Я отодвинула тарелку в сторону.
— Угу. Только о той и не думай, Ниамор. Обращаю твое внимание, на случай, если ты еще не заметил: это классная штучка. Неприятности мне ни к чему. Я покупаю девушку, которая уже является рабыней, а не благородную госпожу, несомненно, находящуюся под чьей-нибудь защитой.
Ниамор с сожалением пожал плечами:
— Твой заказ может оказаться труднее выполнить.
— Насколько мне известно, только вчера прибыл корабль с товаром с Цирказе.
— Верно. Только товар поступил прямиком из тамошних тюрем — по милости самого суверена. Он весьма косо смотрит на продажу в рабство цирказеанских красавиц, хоть и не брезгует возможностью подсунуть ничего не подозревающим покупателям своих преступников-мужчин.
Я фыркнула. Из того, что я о нем слышала, было ясно: суверен Цирказе не отказался бы продать в рабство собственную мать, если бы сделка принесла ему достаточно прибыли и не вызвала неприятностей. Как и властитель Брета, еще одного из Средних островов, это был тиран из тиранов, и мир стал бы более приятным местом без любого из них… однако свое мнение я оставила при себе. Я уже давно обнаружила, что свои политические взгляды лучше не высказывать: их неизменно припоминали тебе как раз в тот момент, когда важно было сохранять нейтралитет.
— Поищи для меня товар, хорошо? — сказала я Ниамору. — У меня такое чувство, что ты сможешь устроить мне подходящую сделку, если постараешься. Сколько ты берешь?
— Пять процентов. Плюс расходы. Я кивнула:
— Только не вздумай раздувать расходы. — На самом деле я не собиралась ему платить, как не собиралась платить и за рабыню, если мне удастся ее найти.
Покончив с делами, Ниамор переключился на личные темы (недаром его прозвали Посредник: он точно знал, что начинать нужно с самого важного, а к удовольствиям переходить потом). Он кивнул в сторону моего меча:
— Твой наниматель с Калмента?
— Может быть. Какое это имеет значение?
— Да никакого. Я просто полюбопытствовал. Я слышал, что калментцы не делают мечей для любого желающего — уж очень они гордятся своим искусством. Говорят, они куют мечи для чужеземцев только в уплату кровного долга.
— Может, ты и прав, — безразлично ответила я. Конечно, он был совершенно прав: мой меч был именно такой платой — однажды я спасла жизнь сыну владетеля Малого Калмента. Я, наверное, даже рассказала бы эту историю Ниамору, если бы в воздухе все еще не висел запах дун-магии. Откуда мне было знать, не Ниамор ли прибег к ней? Ни его удивительно приятная внешность, ни обаяние не моги заставить меня вступить с ним в какие-либо отношения, кроме чисто деловых, пока я не буду уверена, что он чист. Жаль, конечно: от одного взгляда на него я чувствовала желание — ведь мужчины в моей постели не бывало уже давно.
Я допила, пойло и поднялась:
— Найдешь меня в моей комнате, если захочешь предложить сделку. — Я вежливо кивнула Ниамору и двинулась к лестнице. По пути я кинула взгляд на цирказеанку, думая о том, что такой красавице здесь не место, как и молокососу, с которым она сидела. Она не останется в безопасности и суток, если только не найдет себе покровителя. При условии, конечно, что не она была источником дун-магии… Ну а если все же нет, то стол она выбрала неудачно. Ей повезло бы больше, сядь она рядом со мной. Мне, естественно, не было дела до ее безопасности, но я предложила бы ей защиту в обмен на информацию, — от смазливого же мальчишки ей будет столько же прока, как от мачты без парусов — основа превосходная, но без снаряжения какая от нее польза?
Я мысленно пожала плечами и стала подниматься по лестнице.
Дойдя до первой площадки, я оглянулась и встретилась глазами с высоким суровым южанином, одетым в черное. Выражение его лица не переменилось, но что-то заставило меня помедлить. Неожиданно острое чувство узнавания… С его или с моей стороны? Как ни странно, я не могла этого определить. Я не могла вспомнить, видела ли его раньше, а его лицо по-прежнему оставалось бесстрастным — и, тем не менее, в воздухе между нами повисло это странное чувство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48