Других слов, чтобы описать это, у меня нет.
Я не собиралась стонать — не собиралась доставлять им такого удовольствия.
Я начала кричать и не могла остановиться. Собственных воплей я не слышала — боль не позволяла мне ни слышать, ни видеть, ни думать. Только чувствовать…
Если бы желания умереть было достаточно, я была бы мертва в первые же секунды.
Для тех, кого пытают, время значения не имеет. Тридцать секунд агонии кажутся длящимися всю жизнь. Если пытка не прекращается, уже не остается представления о том, что такое жизнь, — остается только страстное желание умереть. Смерть — мечта, которая отгоняет безумие; сознание того, что рано или поздно она придет, — единственное спасение от бесконечной боли. Я думала, что боль меня убьет, и радовалась этому.
Не знаю, долга ли я пролежала с кровяными демонами на моих ранах. Когда мои мучители сняли их, я поблагодарила бы их, если бы имела на то силы. На небе все еще светило солнце; стайка птичек чирикала в траве, над волнами летали чайки. Все было так, как бывает в самый обычный день…
К моим губам поднесли мокрую губку, и я жадно глотнула воды, наконец-то разлепив губы и наслаждаясь сладостью влаги, прекращением невероятных мучений. Теперь мое тело всего лишь болело. Хуже всего было сознание того, что рано или поздно я скажу своим палачам то, что они хотят знать. Шесты, к которым я была привязана, расшатались, пока я билась и извивалась, и Домино с Сиклом забили их глубже.
— Назови имя, сучка, — прошептал мне в ухо Домино. — Назови того выродка, что вместе с тобой освободил Деву Замка. Быстро, иначе мы посадим на тебя кровяных демонов на целую неделю.
Я открыла глаза и увидела перед собой бесстрастное лицо Сикла. Он менее откровенно, чем Домино, наслаждался моими страданиями. Сикл, такой же, как я, полукровка… Профессионал-палач… Я поставила на кон жизнь единственного мужчины, которого когда-нибудь любила.
— Тор Райдер. Тор Райдер из «Приюта пьянчуги». — Я запнулась, выговаривая это имя.
«Любимый, прости меня».
Молчание моих мучителей длилось слишком долго.
Наконец Домино процедил:
— Ну и что?
И Сикл покачал головой:
— Нет. Она слишком хитра. Хозяин думает, она служит хранителям, а они выбирают только лучших. И к тому же она полукровка. — Сикл цинично усмехнулся. — Тебе невдомек, Дом, что это значит, но я-то знаю. Брошенная с младенчества, голодавшая в сточной канаве. Девять из десяти полукровок не доживают до того, чтобы стать взрослыми, на всех островах, кроме этого. Только самые крутые поднимаются так высоко, как она или я. По какой-то причине она хочет, чтобы мы занялись этим Райдером, — тут или ловушка, или ложный след. Может, она решила отомстить любовнику, который ее бросил. Правильное имя после всего одного знакомства с кровяными демонами она не назовет. Кто другой проговорился бы, но только не она. — Сикл улыбнулся мне и уронил кровяных демонов на мои раны.
Я тонула в волнах боли, зовя на помощь всех, кого только знала, умоляя о прощении, взывая к Богу, в которого никогда не верила. Красный и оранжевый огонь жег мои глаза, я была расчленена, и куски вялились на солнце. Когда мне было пять, я дралась за объедки на задворках Ступицы; в шесть лет отбивалась от сексуальных притязаний старших мальчишек; в семь бредила в лихорадке в склепе кладбища; в тринадцать была навсегда изуродована хирургами-хранителями; в четырнадцать вонзила нож в изнасиловавшего меня подонка, а несколькими днями позже расплатилась своим телом с вонючим капитаном корабля, на котором добиралась до Фена; в пятнадцать продала душу хранителям ради того, чтобы оставаться в живых…
Ты был прав, Ниамор. Жизнь — дерьмо.
Флейм, милая Флейм, сможешь ли ты продержаться еще немного?
Я должна умереть…
Никто не может жить, испытывая такую боль.
Жизнь на таких условиях мне не нужна..
Как же хороша была вода…
Назову я вам имя, только убейте меня!
— Датрик. — Боже, как же он возмутился бы, что его могут счесть обладающим Взглядом, а не силвом! — Хранитель-советник. Скажите о нем дун-магу. Мне все равно. — Он вряд ли поверит в обладающего Взглядом советника, но кто знает… — Только убейте меня.
— Нет, сучка, нет. Мы еще не кончили. «Любимый…»
Вечность мучений — долгое время. Достаточно долгое, чтобы даже палачи, наслаждающиеся зрелищем, устали.
Игра надоела им, когда я стала снова и снова терять сознание, лишая их триумфа, да еще и заставив снова и снова вколачивать колья, которые я выдергивала из песка, когда билась и металась. Мучители выбросили кровяных демонов и принялись расписывать мне другие пытки, которые меня ожидали, — издевательства такие изощренные, что я не могла вообразить, как можно их вынести. Половина удовольствия для палачей — смаковать ужас и отчаяние жертвы.
Не знаю, был ли это все тот же день, но солнце начало заходить за дюны. Морские пони выползли на берег и лежали на песке; они свились в один клубок и вылизывали друг друга, наслаждаясь вечерней прохладой. На их зеленоватых шкурах играли розовые отблески заката. Сикл окатил меня ведром морской воды, смыв кровь и песок. Соль жгла мои раны, но такая боль могла показаться удовольствием по сравнению с адской пыткой кровяными демонами, если бы я не знала, что это всего лишь прелюдия к новым мучениям.
Я дрожала от ужаса, но мне повезло: до следующего акта трагедии, задуманной палачами, дело не дошло.
Домино наклонился, чтобы проверить веревки, — и получил стрелу в ягодицу. Оперенное древко качалось из стороны в сторону, как хвост у переодетого зверем актера на ярмарочном представлении; однако стрела была самой настоящей, и Домино взвыл от боли и ярости. Сквозь туман терзающей меня боли все это казалось мне абсурдным: брыкающийся осел, криками развлекающий зрителей… Потом Сикл, все еще разинув рот, глазевший на Домино, получил стрелу в плечо, и я перестала лежать неподвижно, словно пораженная молнией, и начала дергать несколько ослабевшие путы на руках и ногах.
Еще одна стрела, на этот раз попавшая в бедро, заставила Сикла с визгом покатиться по песку. Домино удирал на четвереньках, из его задницы торчала вторая стрела — еще более карикатурное подобие хвоста. Я высвободила правую руку, хоть к ней все еще оставался привязан кол, и потянулась к мечу, лежавшему на куче одежды.
— Я здесь, любовь моя, — сказал мне в ухо чей-то голос. — Все кончилось.
Этот голос был райским блаженством.
Я закрыла глаза и перестала бороться, перестала испытывать боль, прекратила отчаянные попытки позаботиться о себе. Первый раз в жизни я вверила себя чьей-то заботе.
Он перерезал веревки и нежно приподнял меня.
— Насколько сильно ты пострадала? — спросил он, и в голосе его была та боль, которой я больше не испытывала.
— К счастью… я не обгораю на солнце. Я немного изодрана… в некоторых местах… но все не так страшно, как кажется. — Или чувствуется… Впрочем, теперь уже и не чувствуется.
— Не хочешь ли, чтобы я распял этих мерзавцев и скормил их кровяным демонам? — В тоне Райдера была констатация того факта, что он узнал знаки на моем теле, — и понял, что они означают.
Я открыла глаза и огляделась. Домино исчез, но далеко уйти он не мог. Сикл пытался доползти до морских пони, но раны его были тяжелыми, и успех ему не улыбался.
— В этом была бы… поэтическая справедливость, Тор, но… нет. Не думаю, что таков… твой стиль. Ты не должен делать этого… ради меня.
Он заколебался:
— Не мой стиль? Да, пожалуй… но соблазнительно, Блейз, очень соблазнительно. Я готов, если это тебе поможет. Ради тебя я сделаю что угодно.
— Просто убей их, Тор. Подобным существам не следует позволять существовать.
Тор ненадолго оставил меня, чтобы покончить с Сиклом: он оглушил его рукоятью моего меча, а потом перерезал горло с безжалостной эффективностью. Когда он отвернулся от тела, словно не желая признаваться себе в том, что сделал, выражение его лица пронзило меня, как острый коралл.
Я подняла руку и остановила Тора, когда он двинулся следом за Домино.
— Не надо, Тор. Оставь его.
Он не сумел скрыть облегчение, хоть и пытался. Что-то в том, что мне было известно об этом человеке, друг другу противоречило, но я была не в таком состоянии, чтобы разгадывать эту загадку.
Тор вернулся ко мне и поднес к моим губам мех с водой, потом обмыл раны и помог мне одеться, растер запястья и щиколотки, чтобы восстановить кровообращение, прикасаясь ко мне нежно и осторожно.
— Как Флейм? — спросила я, не в силах больше скрывать терзавшего меня страха.
— Она все еще держалась, когда я видел ее в последний раз — часа четыре назад. Это она сказала мне, где тебя искать. Когда утром ты не вернулась, она встревожилась и послала стаю дастелцев искать тебя по всей косе. Один из них тебя увидел и сообщил ей. Ты ведь знаешь о птицах — островитянах Дастел?
— Знаю, — ответила я и добавила заколдованных дастелцев к списку того, о чем Тор не должен был знать, но каким-то образом знал. — Приспешники дун-мага ждали меня у дома Ниамора. Им было известно, что это я освободила Флейм. Понятия не имею, как они узнали… и не могу догадаться, как они узнали, где меня искать.
— Мы нашли мальчишку-служку со следами издевательств дун-мага. Не может это иметь какого-то отношения к нападению на тебя?
— Дерьмо! О да, так все и было, конечно. Моя вина — я спрашивала его, как пройти к дому Ниамора. И мальчик знал, что Флейм вернулась: он сказал мне, что видел, как она входила в гостиницу. И еще ему было известно, что прошлой ночью я отправилась ее искать. Проклятие! Бедный малыш…
— Он все же остался в живых. Удалось тебе узнать, кто является магом?
Я покачала головой.
— Может быть, стоило задержаться в темнице Флейм и посмотреть, кто поднимется по лестнице.
— Только если бы с ним оказалось достаточно головорезов, мы, возможно, были бы уже мертвы.
— Возможно. Думаю, он все-таки видел, как мы вылезали в окно, и понял, что, как обладающие Взглядом, мы невосприимчивы к его магии. Удары, которые он нанес нам вслед, были проявлением гнева: на самом деле убить нас он не рассчитывал… Мне нужно вернуться — ради Флейм.
— Рэнсом отправился просить хранителей о помощи. Может быть, они уже что-нибудь предприняли.
Тор осторожно помог мне подняться на ноги. Я огляделась. Домино скрылся в прибрежных дюнах.
— Ты явился один?
— Да. Я нанял морского пони.
— Копье Калмента наносит новый удар… Ты посылаешь меткие стрелы, Тор. — Он все еще не носил меча, но, по крайней мере, был вооружен ножом и луком со стрелами.
Тор слегка улыбнулся:
— Совсем наоборот. Я хотел убить их, а вместо этого натыкал в них стрел, как иголок в игольницу. Практики не хватает. Я не держал в руках лука с тех пор… с тех дней на Малом Калменте. — Если подумать, очень может быть, что тогда и в меня он стрелял… Должно быть, та же мысль пришла и Тору, потому что неожиданно он сделался сдержанным и далеким.
Я вопросительно коснулась его руки:
— В чем дело, Тор?
Он обратил на меня застывший взгляд.
— Я опоздал помочь тебе. И сейчас я не знаю, как тебе помочь.
Мне было ясно, что это была только половина правды. Что-то еще его тревожило, но я не стала докапываться и вернулась к тому, что Тор упомянул.
— Ты спас мне жизнь. Избавил от пыток. Чего еще может хотеть попавшая в беду леди? Что касается настоящего момента, то ты можешь по-прежнему меня любить. Это все, что мне нужно. Я ведь крепкая, как высушенная на солнце морская звезда, Тор. Я родилась полукровкой, и мало чему можно научить меня по части выживания. Но чтобы кто-нибудь меня любил — это радость, которой раньше я не знала. — Не обращая внимания на боль, которая только усилилась, когда я встала, я сообщила ему самое главное: — То, как ты сейчас смотришь на меня, делает жизнь стоящей всего, что еще может выкинуть судьба, — даже пытки. — Я сделала глубокий вдох, чтобы привести в порядок свои путаные мысли и взбудораженные чувства, и убрала руку с руки Тора. — Только сейчас у нас нет времени для этого — я должна вернуться к Флейм.
Тор снова стал деловитым.
— Ты сможешь ехать на морском пони?
— Конечно. Далеко отсюда до Гортанской Пристани?
— Три часа езды вдоль берега. Ты уверена, что выдержишь?
Я заставила себя усмехнуться:
— Перестань изображать заботливую наседку, Тор. Я к такому не привыкла.
Он против воли улыбнулся и обхватил меня рукой.
Не знаю, почему эти животные называются морскими пони они ничуть не похожи на маленьких мохнатых лошадок, которых я видела на островах Хранителей. Морские пони лучше плавают, чем бегают, — у них есть боковые и хвостовой плавники, а ног нет. Теперь их редко встретишь где-нибудь, кроме косы Гортан. Люди стали предпочитать лошадей, которых вы привезли на острова. Вы еще не видел морского пони? Больше всего они, пожалуй, напоминают гигантских дождевых червей, хотя сходство и неполное. У червяка шеи нет, а у морского пони шея длинная — выше человеческого роста — и кончается головой, которая, впрочем, мало отличается от остальной шеи. Тело морского пони состоит из сегментов, каждый из которых покрыт жестким панцирем. Глаза на стебельках, усы и ротовое отверстие расположены спереди головы, а дыхало — сзади. Каждое животное может нести пять или шесть всадников, — побольше, чем эти ваши лошади.
Так или иначе, в тот день я порадовалась, что у нас есть морской пони, скажу я тебе. Тор посадил меня перед собой на тот же сегмент — он знал, как я слаба, и хотел, чтобы мне было на кого опереться во время поездки: морской пони движется рывками. По суше он передвигается, сгибая заднюю часть и выбрасывая вперед остальное тело, так что если не соблюдать осторожность, то можно слететь на землю и сломать шею. Ездить на морских пони нужно уметь, но мне приходилось ездить на всех животных, какие только используются для этой цели на Райских островах, и тут проблем не было. Я вдела ноги в специально вырезанные в панцире отверстия и прислонилась к сидящему позади Тору. Он натянул поводья, прикрепленные к узде, надетой на голову животного.
— Готова?
Я обернулась, чтобы сказать ему, что готова, и судорожно втянула воздух:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48