– Дурак, она не будет тебя спрашивать, что тебе интересно. Ты же песчинка в лавине.
– Постараюсь отойти в сторону.
– Как же ты отойдешь, если ты ее не слышишь? – засмеялся Ахмет.
Когда подъезжали к Ялте, Андрей спохватился, что Иваницких он не предупредил, хотя можно было телеграфировать из Симферополя. Сейчас, в одиннадцатом часу ночи, появляться без предупреждения неприлично. А в доме отчима никого нет – да и как ночевать в доме, где произошло страшное преступление?
– Ты сам где будешь ночевать? – спросил Андрей.
– У своего человека. Конечно, ты можешь там переночевать, только тебе не очень удобно будет.
– Наверное, я остановлюсь в гостинице, – сказал Андрей.
– Во «Франции»? Или в «Мариано»?
– В «России».
– Там дорого. Там великие люди жили.
– Она наверху – оттуда недалеко до дома отчима…
– А до дома, где твоя Лидочка живет, – два шага?
– Ты провидец, Ахмет!
– Тогда у меня есть предложение – посмотрим на дом? Мне тоже интересно.
– Спасибо, мне неловко было тебя просить об этом.
– Ехать на моей машине от самого Симферополя ему ловко, а до дома доехать неловко.
Дом Берестова был неосвещен. Андрей увидел его издали, от поворота, когда машина медленно взбиралась в гору. Старинным зловещим ночным замком он поднимался над откосом. Странное чувство полной нереальности владело Андреем. Он не имел отношения к этому дому и тому страшному, что было с ним связано. Он был не более чем читателем этой повести, понимающим, что все эти ужасы созданы воображением романиста. И отчим его, странная фигура на велосипеде с трубкой, и Глаша, и Филька, что выбегает к калитке, чтобы встретить гостя, – все они – давно читанная книга.
Андрей потер виски, чтобы отделаться от наваждения.
Ахмет затормозил, не доезжая до калитки. Свет фар осветил синий мундир и оранжевый галун на синем погоне. Полицейский поднял руку, защищаясь от света фар, и шагнул вперед, положив пальцы другой руки на эфес шашки.
– Кто такие? – спросил он громко.
Андрей вышел из машины и подошел к полицейскому.
– Моя фамилия Берестов, – сказал он. – Я сын господина Берестова.
– Завтра, – сказал полицейский. – Завтра с утра будет здесь следователь, господин Вревский. А сейчас прохода нет.
– Простите, – сказал Андрей, – а вы не знаете, в какой больнице находится жившая здесь женщина Глафира?
– Не могу знать, – сказал полицейский. – Завтра приходите.
– В больницу поздно, – сказал Ахмет.
Когда машина, развернувшись, поехала вниз, Ахмет сказал:
– Мои опасения подтверждаются. Они оставили пост.
– А чего в этом такого?
– Где и когда ты слышал, чтобы у ограбленного дома, где никто не живет, через четыре дня после событий стоял ночью полицейский? Власти тоже думают, что это не простое ограбление.
Ахмет остановил машину возле «России». Широкие веранды были темными. Портье спал, положив голову на стойку. Места в гостинице были – сколько угодно. Отдавая Андрею ключ, портье сказал, что впору закрывать отель. Людям не до Ялты. А раньше в «Россию» записывались заранее. Даже Горький и Бунин.
Положив чемодан, Андрей вышел на веранду. Набережная была обозначена редкими фонарями. Между ними зияли темные ночные пространства. Это была совсем не та Ялта, что весело бурлила совсем недавно. Даже в октябре жизнь в ней не стихала до полуночи.
Невидимые волны накатывались на камни и мерно ухали, потом шуршали, уползая назад. Спать совсем не хотелось. В маленькой комнате было слишком тихо, и потому воображение начало строить картины – кричащая Глаша, Сергей Серафимович, лежащий на ковре в луже крови… Откуда они узнали о тайнике под ковром? Кому Сергей Серафимович мог рассказать о нем, кроме Андрея? О нем знала Глаша, но Глаша вне подозрений. Зачем отчиму рассказывать о тайнике другим людям?.. Шпион? Немецкий шпион? Засланный в Ялту много лет назад? И ничем не выдавший себя за эти годы? Ну даже если это так, то зачем было его грабить?
Больше ходить по комнате из угла в угол не было сил. Андрей спустился вниз. Портье снова спал, на этот раз свернувшись калачиком на скамейке у входа. Андрей прошел мимо, не разбудив его.
Он поглядел направо, туда, где темнела, закрывая половину неба, крона старого платана. Платан – свидетель… Андрей свернул наверх, к армянскому храму. Улица была совсем не освещена, ни один фонарь не горел, и только луна, прорываясь порой сквозь облака, рассеивала темень.
Не доходя до переулка, Андрей услышал сзади шаги. Он замер. Может, в иной день он и не придал бы этому звуку значения – мало ли кто возвращается поздно к себе домой? Но тут звук сразу показался зловещим. Андрей внутренне подобрался. Пошел быстрее. Шаги, заглушаемые собственными шагами и стуком забившегося сердца, тоже участились.
Андрей остановился, шаги простучали – раз… два… три… И видно, преследователь, услыша, что Андрей встал, тоже замер.
Господи, этого еще не хватало! Андрей полез в карман – в кармане лежали лишь ключи от московской квартиры и немного мелочи – это не оружие.
Что делать? Близок поворот в Загородную, где живут Иваницкие. Свернуть туда, добежать до их дома и позвать на помощь? Нет, это слишком стыдно. Может, за ним бредет подгулявший местный обыватель, который не менее Андрея боится грабителей. Андрей пошел дальше, все ускоряя шаги. Преследователь спешил следом.
И тогда Андрей испугался и побежал вниз, к набережной, где все же можно встретить людей. Его гнал безотчетный, инстинктивный ужас.
Опомнился Андрей уже у платана. Неподалеку горел фонарь. По набережной шагали в обнимку три матроса, медленно двигалась влюбленная парочка. Вот влюбленные остановились, обернулись к морю и, приблизившись друг к дружке, начали страстно целоваться. Прижавшись спиной к стволу платана, Андрей обернулся – дорожка, по которой он бежал, была пуста. Андрей обогнул ствол так, чтобы его не было видно сверху. Он старался дышать медленно и глубоко. Кружилась голова. Он считал до ста, потом до двухсот.
И тут сквозь шум волн он услышал шаги – они были совсем близко. Ранее он их не слышал из-за шума прибоя.
Метрах в двадцати от него медленно прошел человек. Он был одет в темный пиджак и татарские штаны, заправленные в чоботы. На голове было низко надвинутое кепи. Человек миновал платан, не посмотрев в ту сторону, и Андрей, касаясь спиной ствола, передвинулся от него так, чтобы не попасть на глаза, если тот обернется.
Он не мог разобрать лица преследователя, но по фигуре и движениям понимал, что тот молод.
Не обнаружив своей жертвы, преследователь вышел на набережную, посмотрел в обе стороны вдоль нее и быстро пошел в сторону гостиницы.
Андрей уже был готов и сам вернуться в «Россию», но не хотел, чтобы преследователь увидел его даже в относительной безопасности набережной. И подумал, что теперь он может спокойно дойти до дома Иваницких и мысленно пожелать спокойной ночи Лидочке.
Андрей сорвал с клумбы три астры и быстро поднялся до дома Иваницких. Несколько раз он останавливался и затаивал дыхание, с замиранием сердца ожидая снова услышать шаги. Но никто его не преследовал.
Свет в доме не горел. Окно в комнату Лидочки было закрыто. Андрей стоял на улице, глядел наверх и мысленно повторял: «Спокойной ночи, я здесь, Лидочка».
Было так тихо, что Андрей услышал, как в соседнем доме кто-то кашлянул во сне. Андрей подошел к двери в дом и потянул ее. Дверь скрипнула. Андрей замер. Дальше он тянул ее на себя сантиметр за сантиметром, и, когда образовалась щель, достаточная, чтобы проскользнуть внутрь, он вошел и осторожно прикрыл дверь за собой. Все же она стукнула, как стучит о стол стакан, который ты хочешь поставить беззвучно. Ощупью ведя перед собой носком ботинка, Андрей подошел к лестнице. Но как только ступил на первую ступеньку, она предательски заскрипела. Андрей понял, что, пока дойдет до второго этажа, перебудит весь дом. Ничего не оставалось, как положить астры на нижнюю ступеньку.
Так же осторожно он покинул дом и снова вышел в переулок, но не успел отойти на несколько шагов, как услышал: окно в комнате Лиды открылось. Шевельнулась занавеска.
– Андрей? – услышал он шепот Лиды. – Это ты?
Андрей рванулся было назад, но тут же возник второй голос – Евдокии Матвеевны. Он был пугающе громким:
– Что случилось, Лида? Ты почему встала?
Хлопнуло соседнее окно. Андрей метнулся к забору и прижался к нему, чтобы его не было видно из окна.
– Душно, мама, – откликнулась Лида.
– Ты с ума сошла! На улице почти мороз.
Спиной касаясь забора, Андрей спустился по переулку и пошел к гостинице. Изнутри было тепло и радостно. Она почувствовала, что он здесь!


* * *

Утром Андрей спустился вниз. В небольшом зале ресторана было пусто, пожилой усач в мундире земгусара ел простоквашу. Военный летчик, штабс-капитан, левая рука на черной перевязи, сидел, насупившись, над рюмкой коньяка. Андрей попросил кофе и булочку.
В ресторан вошел Вревский.
Андрей сразу догадался, что этот человек – следователь Вревский. Не по мундиру и петлицам, а по ищущему взгляду, которым он обшарил зал. По тому, как взгляд его удовлетворенно остановился на Андрее и замер, изучая.
Вревский был совсем не похож на следователя. У него было простонародное топорное лицо, а когда он снял фуражку, под ней обнаружился светлый, соломенный бобрик жестких волос.
– Разрешите, господин Берестов, – сказал Вревский, подходя к столу, и, не ожидая разрешения, уселся. – Моя фамилия Вревский, Александр Ионович Вревский. Я приглашен для расследования дела вашего отчима.
– Очень приятно, – сказал Андрей, который за минуту до того размышлял, пристойно ли первым делом пойти к Лидочке, а уж потом заняться печальными делами. – Как вы меня нашли?
– Ялта – маленький город, – сказал Вревский. – Я даже знаю, что вы приехали на авто господина Керимова и имели беседу с урядником, охраняющим дом Сергея Серафимовича.
Официант принес кофе для Андрея. Вревский заказал чашечку по-варшавски.
– Я как раз иду к вам и думаю – хорошо бы застать вас, Берестов, в ресторане. День холодный, чашка кофе вселяет бодрость.
Несмотря на тяжелый подбородок и скулы, было во Вревском нечто лисье – от косо посаженных желтых глаз, от мелких зубов.
– А я как раз собрался к вам.
– Знаю, знаю, иначе зачем вам ехать в Ялту? Трагическое событие. И загадочное во многом. Я очень надеюсь на ваше сотрудничество. Может быть, вдвоем сможем внести ясность.
– Для меня это полная неожиданность.
– Верю. Верю. Для порядка разрешите полюбопытствовать, где вы находились в ночь преступления?
– Как так где? В Москве. В университете.
– И, разумеется, найдутся люди, могущие это подтвердить?
– Ну хотя бы моя квартирная хозяйка. Я получил телеграмму моей тети шестого. Седьмого я выехал, вчера был в Симферополе, сегодня – девятое.
– Разумеется, – согласился с улыбкой следователь. – Чтобы быть в Ялте в ночь убийства, вам пришлось бы воспользоваться аэропланом. Но я и не числю вас среди подозреваемых. Не числю, но обязан спросить. А что хотели спросить вы?
– Первое: как себя чувствует Глаша?
– Глафира Станиславовна находится в тяжелом состоянии, – сказал Вревский. – Но мы рассчитываем, что она придет в себя и нам поможет.
– Могу я ее навестить?
– Вряд ли доктор разрешит разговаривать с полутрупом.
Андрей даже поморщился. Следователь вызывал в нем антипатию. Такой молодой, лет тридцать, а уже два просвета в петлицах.
– Меня пригласили вести это дело, – сказал Вревский, как бы отвечая на невысказанный вопрос Андрея, – потому что я случился здесь по совсем другому делу. Однако, узнав о случившемся, великий князь, Александр Михайлович, который был знаком с вашим отчимом, лично попросил найти для дела опытного специалиста. Ему пошли навстречу. – Вревский наклонил голову и превратился в желтого низколобого ежика.
Он принялся пить кофе, отставив толстый крепкий мизинец, и этот жеманный жест усилил неприязнь Андрея к следователю.
– Вижу, вы покончили с завтраком? – сказал Вревский, поднимаясь и не сомневаясь, что Андрей последует его примеру. – На улице прохладно. Может быть, вам следует одеться?
– Нет, спасибо, – сказал Андрей.
– Тогда продолжим наш разговор на набережной, – сказал Вревский, – по дороге в дом господина Берестова.
Он пропустил Андрея в стеклянную дверь.
– Я вообще не сторонник формальных методов расследования, – сказал следователь, щурясь от холодного осеннего солнца и натягивая фуражку чуть набекрень, отмерив пальцем середину козырька. – Доверительная беседа на свежем воздухе может дать более чем долгий и изнурительный допрос.
– Мне кажется, – сказал Андрей, – что вы разговариваете со мной как с подозреваемым. Но я же не имел ни физической, ни психической возможности совершить преступление.
– Что касается физической возможности, это мы проверим, а вот касательно интересов иного плана – тут все сложнее. Вы ведь наследник господина Берестова?
– Я и не знал.
– Знали, голубчик, знали. Кому как не вам наследовать его имущество?
– Есть Глафира.
– Ах оставьте, – усмехнулся Вревский. – При чем здесь Глафира?!
Одноглазый чистильщик пиратского вида сидел под балконом у ванн Роффе, рядом с ним на невысокой табуретке – молодой человек в пиджаке и кепи. «Не он ли, – подумал Андрей, – преследовал меня ночью? Сказать об этом следователю? Ни в коем случае».
Чистильщик узнал Андрея, подмигнул ему и крикнул:
– Чистить-блистить, добро пожаловать!
Молодой человек встал и медленно пошел по набережной так, чтоб Андрей не видел его лица.
– Существует заверенное нотариусом завещание, – сказал Вревский, – на ваше имя. Оно составлено несколько странно, я с ним ознакомился, однако вы пока что прочесть его не можете, так как официально ваш отчим числится без вести пропавшим, а не усопшим.
– Значит, и вы не имели права читать завещание.
– Совершено преступление, господин Берестов. Я представляю собой правосудие, и я сам решаю, какие шаги надо предпринять, чтобы оно восторжествовало.
– Есть закон, и он выше любого следователя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43