– Посмотри, есть ли у тебя личное дело полковника Уильяма Хамбрехта, – попросил я Кейт и показал первую страницу. – Вот так оно выглядит.
Даже не взглянув, Кейт ответила:
– Я знаю, как оно выглядит. Я запросила его в пятницу, когда мы получили задание встретить Халила в аэропорту. Я только час назад прочла его.
– Ты меня удивляешь. Похоже, папочка кое-чему тебя научил.
– Папочка учил меня, как делать карьеру, а мамочка научила быть проницательной.
Я улыбнулся и раскрыл личное дело. Первая страница содержала общие сведения: дата и место рождения, домашний адрес, ближайшие родственники и тому подобное. Я узнал, что полковник Уильям Хамбрехт был женат на Розе, имел троих детей, в марте ему бы исполнилось пятьдесят пять лет, лютеранин, группа крови А, резус положительный.
Я перешел к следующим страницам. В основном они скупым военным языком рассказывали об этапах безусловно выдающейся карьеры. Я думал, что полковник Хамбрехт, возможно, был связан с разведкой ВВС, отсюда и интерес к нему со стороны экстремистов. Однако, судя по послужному списку, он прошел путь от пилота до командира авиационного крыла. Отлично проявил себя во время войны в Персидском заливе, имел множество наград и благодарностей, служил в различных странах, был прикомандирован к штаб-квартире НАТО в Брюсселе, затем получил назначение в Англию, на базу Королевских ВВС Лейкенхит. Ничего необычного, за исключением того факта, что он раньше уже служил на этой авиабазе – с января 1984 года по май 1986-го. Возможно, в то время у него и появились там враги. Может, соблазнил жену какого-нибудь местного жителя, его перевели во избежание скандала, а через десять лет, когда он вернулся на базу, обманутый муж и отомстил ему. Это объясняло использование топора в качестве орудия убийства. Так что вполне возможно, Асад Халил не имел никакого отношения к этому.
Я уже собрался было отложить личное дело в сторону, но на последней странице обнаружил запись: «Информация уничтожена, приказ 369215-25, основание – национальная безопасность. Совершенно секретно».
Я задумался. Информация в личном деле может быть уничтожена по различным причинам, однако ничто не исчезает навсегда. Она где-то хранится – в другом досье с грифом «Совершенно секретно». Невозможно было определить, когда и какая информация была уничтожена, но я понимал, что сделано это по приказу Министерства обороны и президента США. В целях национальной безопасности.
Конечно, номер приказа давал кому-то доступ к секретным записям, но этим кем-то был не я. Я задумался над тем, какого рода информация могла быть уничтожена. Обычно изымают сведения, связанные с секретными миссиями, но в данном случае подобная информация могла иметь отношение к убийству полковника Хамбрехта. А может, и то и другое. Либо ни то ни другое. Может, это была информация о связи полковника с женой местного жителя.
– Ну? О чем задумался? – спросила меня Кейт.
Я поднял голову и посмотрел на нее.
– Нашел то, чего здесь нет.
– Понятно. Я уже направила запрос Джеку, он переправит его по цепочке Директору, а тот запросит более подробно. Это может занять несколько дней, а то и больше, хотя я и поставила гриф «Срочно». Чтобы добраться до секретной информации, требуется четыре дня, а уж до совершенно секретной и того больше.
Я кивнул.
– А еще кто-то наверху может посчитать, что нам не следует знать эти сведения, либо решат, что к нашему делу они не имеют отношения. Тогда мы никогда не увидим эту информацию.
– Возможно, она действительно не имеет отношения к нашему делу, если только не касается убийства полковника. Но почему тогда она совершенно секретная?
Кейт пожала плечами:
– Этого мы можем никогда не узнать.
– Ну нет, мне не за это платят деньги, – возразил я.
– А какой у тебя допуск? – поинтересовалась Кейт.
– Шесть футов и один дюйм. Прости, это старая шутка. У меня допуск для информации под грифом «Для служебного пользования», но я работаю и с секретными документами.
– У меня допуск к секретным документам, но у Джека к совершенно секретным. Поэтому он сможет просмотреть эти изъятые сведения, если ему потребуется ее узнать.
– Как он поймет, требуется ее узнать или нет, если неизвестно, что за информация уничтожена?
– Кто-то из тех, у кого есть допуск к ней, скажет Джеку, нужно ли ему ее знать.
– Кто, например?
– Не ты, во всяком случае. У федералов больше возможностей, чем у полиции, надеюсь, ты это уже понял.
– Убийство есть убийство. А закон есть закон. С этого я начинал свои лекции в академии. – Я снял трубку телефона и набрал номер Энн-Арбора, штат Мичиган. Этот номер я нашел в досье с пометкой «Нет в справочнике».
После нескольких звонков включился автоответчик. Голос женщины средних лет, наверняка он принадлежал миссис Хамбрехт, произнес:
– Дом Хамбрехтов, мы не можем сейчас подойти к телефону, пожалуйста, сообщите ваше имя и номер телефона, мы вам перезвоним.
Если под этим «мы» она имела в виду полковника Хамбрехта, то он уже никогда не подойдет к телефону. Дождавшись звукового сигнала, я сказал:
– Миссис Хамбрехт, меня зовут Джон Кори, я звоню по поручению командования ВВС. Прошу вас, перезвоните мне как можно скорее, дело касается полковника Хамбрехта. – Я продиктовал свой прямой номер и добавил: – Или позвоните мисс Мэйфилд. – Продиктовав номер Кейт, я положил трубку.
В этот момент зазвонил телефон Кейт – оказалось, что на проводе Джек. Через несколько секунд Кейт сказала мне:
– Возьми трубку.
Я нажал на своем телефоне кнопку с номером линии Кейт и снял трубку.
– Кори.
– Ты огорчаешь меня, Джон.
– Понимаю, сэр.
– Ты не выполнил приказ, отказался лететь во Франкфурт, а вчера вечером вообще пропал без вести.
– Да, сэр.
– Где ты был? Ты обязан оставлять контактный номер телефона.
– Да, сэр.
– Так где ты был?
У меня на этот счет имелась хорошая шутка, и если бы подобный вопрос мне задал один из моих бывших боссов, то я бы ответил: «Мою подружку арестовали по подозрению в занятии проституцией, и я всю ночь провел в каталажке». Однако, как я уже говорил, федералы не понимают тонкого юмора, поэтому я ответил Джеку:
– У меня нет объяснений, сэр.
В наш разговор вмешалась Кейт.
– Я звонила в оперативный штаб и сообщила дежурному офицеру, что мистер Кори и я находимся у меня дома. Там мы пробыли до восьми сорока пяти утра.
После небольшой паузы Джек промолвил:
– Понятно. – Откашлявшись, он проинформировал нас: – Я возвращаюсь в Нью-Йорк, у себя буду около восьми вечера. Если вас не затруднит, будьте, пожалуйста, на месте.
Мы заверили, что нас это не затруднит. Я воспользовался случаем и спросил:
– Сэр, вы можете ускорить запрос Кейт по поводу уничтоженной информации из личного дела полковника Хамбрехта?
Снова пауза, затем Джек ответил:
– Министерство обороны сообщило, что эти сведения не имеют отношения к убийству, а значит, не имеют отношения и к нашему делу.
– А к чему они имеют отношение?
– Хамбрехт имел доступ к ядерному оружию. Уничтоженная информация касается именно этого. Это стандартная процедура, они изымают из личных дел сведения о работе с ядерным оружием. Так что не трать попусту время.
– Ладно. – Я знал, что это правда. Несколько лет назад мне пришлось заниматься делом, к которому имел отношение офицер ВВС.
Джек сменил тему – поговорил об убийстве в Перт-Амбое, поинтересовался, как дела, затем спросил, что нового в утренних газетах.
– Моя фотография, – ответил я.
– Они правильно написали твой адрес? – со смехом спросил Джек. Кейт тоже засмеялась, а я ответил:
– Теперь вы мой должник.
– Что ты хочешь этим сказать?
– То, что в мои обязанности не входит изображать из себя мишень. Так что, когда мне потребуется от вас услуга, я напомню об этом. – На самом деле я не думал, что стану мишенью, но пусть так думает Кениг.
– Но твои же парни знают, как вести наружное наблюдение, не так ли? – спросил Джек.
Под «моими парнями» он подразумевал, конечно же, полицейских.
– Все равно вы мой должник, – уперся я.
– Ладно. Что ты хочешь?
– Как насчет правды?
– Я как раз работаю над этим.
Это был намек и своего рода признание в том, что есть в этом деле нечто такое, чего мы не знаем.
– Вспомните девиз наших друзей из ЦРУ – вы узнаете правду, и правда сделает вас свободным.
– Но правда может сделать и мертвым. Ты очень умен, Кори, но эта телефонная линия не защищена.
– Ауфвидерзеен, – буркнул я и положил трубку.
Кейт еще немного поговорила с Джеком, а я тем временем прочитал небольшую заметку об убийстве во Франкфурте мистера Лейбовица. Ничего нового для себя я из нее не почерпнул. Поднявшись из-за стола, я сказал Кейт:
– Пойду разыщу Габриеля. Ты не будешь возражать, если останешься здесь, чтобы нам не пропустить звонок миссис Хамбрехт?
– Конечно. О чем ты собираешься спросить ее?
– Пока точно не знаю.
– Ладно, иди.
Я вышел из помещения оперативного штаба и направился по коридору туда, где размещались комнаты для допросов. Габриеля я увидел возле одной из комнат, он разговаривал с детективами из Департамента полиции Нью-Йорка.
Увидев меня, он оставил своих собеседников и подошел.
– Получил мою докладную записку? – спросил Габриель.
– Да. Спасибо.
– Эй, я видел в газете твою фотографию. И еще ее видели все, кого я сегодня допрашивал.
Я проигнорировал эти слова и сказал:
– Последнее время здесь так много арабов, что надо заказать молитвенные коврики и повесить указатель, в какой стороне Мекка.
– Хорошая идея.
– Есть что-то новое?
– Конечно. Я позвонил в Вашингтон – городским полицейским, а не в ФБР. Я подумал, что мистер Халил точно не знал, куда его повезут – в Нью-Йорк или в Вашингтон. Поэтому поинтересовался, не пропадали ли в Вашингтоне таксисты, выходцы с Ближнего Востока.
– И что?
– Получил отчет о пропавших людях. В списке есть парень по имени Дауд Файзал, водитель такси, ливиец. Ушел из дому в субботу и не вернулся.
– Может, он пошел поменять имя?
Габриель, привыкший к моим шуткам, продолжил:
– Я поговорил с его женой – на арабском, разумеется, – и она сказала, что он уехал по заказу в аэропорт и не вернулся. Знакомая история?
Я задумался. Как предполагал Габриель, этого водителя могли нанять для того, чтобы он забрал Халила из аэропорта, если бы самолет приземлился в Вашингтоне. В какой-то момент организация, стоящая за Халилом, будь то ливийская разведка или какая-то экстремистская группа, точно узнала, что их человека повезут в Нью-Йорк. Однако к этому времени Дауд Файзал уже слишком много знал, поэтому его либо убили, либо похитили и упрятали на время выполнения операции.
– Так, а что мы сможем сделать с этой информацией? – спросил я у Габриеля.
– Да ничего. Очередной тупик. Но все свидетельствует о тщательно спланированной операции. У нас нет посольства Ливии, но ливийцы работают в штате посольства Сирии, которая сочувствует Каддафи. Все арабы похожи, правильно? ЦРУ и ФБР знают об этих уловках, но закрывают глаза, поскольку это дает им возможность следить за ливийцами. Однако, видимо, никто не следил в пятницу вечером, когда кто-то явился домой к Файзалу с черным чемоданом. Так сказала миссис Файзал, почти теми же словами, что и миссис Джаббар. Поздний вечер пятницы, посетитель, черный чемодан, муж встревожен. Да, все сходится, но это уже вчерашняя новость.
– Но она подтверждает тщательное планирование операции и наличие сообщников в нашей стране.
– Но это тоже вчерашняя новость.
– Верно. А могу я спросить тебя... как араба? Попробуй поразмышлять, как Халил. Что у этого парня на уме?
– Давай сначала поговорим о том, чего Халил не стал делать. Он не стал тайком пробираться в нашу страну. А прибыл сюда за наш счет... в прямом и переносном смысле.
– Согласен. Продолжай.
– Он вымазал нам лица верблюжьим дерьмом. Это доставляет ему наслаждение. Но еще больше ему нравится вести с нами рискованную игру.
– Я думал об этом. Но зачем ему это надо?
– Это уже психология араба. – Габриель улыбнулся. – Частично это чувство неполноценности по отношению к Западу. Экстремисты подкладывают бомбы в самолеты и все такое прочее, но они понимают, что, по сути, это трусливые поступки, поэтому время от времени появляются люди, желающие продемонстрировать неверным храбрость воинов ислама. У арабов есть легенда об одиноком всаднике, который сражается с армией врагов и побеждает. Понимаешь?
– Понимаю. Так что же у него на уме?
– Не знаю. Просто говорю тебе, кем он может себя представлять.
– Ясно. Но к чему обычно стремятся такие люди?
– Да кто его знает. Он уже убил триста двадцать человек, но продолжает свое кровавое дело.
– Спасибо, Габриель, отличная работа. Как дела у Фади?
– Ее теперь зовут Мария, она работает уборщицей в церкви Святого Патрика, – с улыбкой ответил Габриель.
– Ладно, еще увидимся. – Я уже повернулся, чтобы уйти, но слова Габриеля остановили меня.
– У Халила какая-то серьезная цель.
Я обернулся.
– Он слишком сильно ненавидит кого-то, кто, по его убеждению, причинил ему зло, или оскорбил ислам, или надругался над Ливией. И он хочет отомстить лично.
– Так, продолжай.
Габриель на мгновение задумался.
– У арабов есть поэма, которая называется «Кровная месть».
– А разве это не любовная поэма?
– Это поэма о ненависти, мой друг. И конечно же, о кровной мести.
– Понятно.
– Араб может проявить чудеса храбрости во имя Аллаха и иногда во имя своей страны. Но очень редко во имя чего-то абстрактного вроде политической идеи и даже политического лидера. Арабы часто не доверяют своим лидерам.
– Тут я согласен с арабами.
– Но есть еще кое-что, что по-настоящему движет арабами. Это личная вендетта. Понимаешь? Как у сицилийцев.
– Понимаю.
– Скажем, если ты убил моего сына или отца, либо изнасиловал мою дочь или жену, то я буду преследовать тебя всю свою жизнь, буду убивать всю твою родню, пока не доберусь до тебя.
– Я подозревал, что босс моей бывшей жены спит с ней. Я послал ему ящик шампанского.
– Арабы так не поступают.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88