— Не уверен… А дальше?— А дальше ногами обвил следующую лапу и спустился на пустующее кресло.— На фиг такое надо… — протянул Шуршик и стал демонстративно смотреть вниз.— Я покажу, — кивнул я. — Вот только следующую опору проедем.— Нет!— Это уж я сам решу.Я помахал рукой Михайловне и начал смотреть на приближающуюся опорную вышку. Стальной канат тускло блестел на солнце. Вышка приближалась. Я отбросил цепочку.— Алекс! — крикнул Шуршик.— Ша, — отмахнулся я. — Со мной все будет нормально. Со мной всегда все нормально, понял?Вышка приближалась, канат резко пошел вверх. Я приготовился. Наверху громыхали пары железных колес, похожие на колеса вагона. Трос прокатывался между ними. Сиденья тряхнуло, и трос пошел вниз. Вышка осталась позади.Я решительно схватил рукой железную лапу и встал на кресле в полный рост.— Алекс!!! — крикнул Шуршик.Кажется, Михайловна тоже что-то крикнула. Тем лучше. Эффектнее. Трос был рядом, я поднял руку и дотянулся до него. Он был теплый и шероховатый — сплетенные стальные жилы. Я сжал кулак крепче, схватился за трос другой рукой и повис. Затем передвинул переднюю руку, качнулся взад-вперед, перекинул вторую руку. И пополз, все дальше от Шуршика.Надо признаться, в реальности это оказалось куда сложнее, чем казалось, пока я сидел на удобном пластиковом сиденье каретки. Трос, матовый и блестящий, на самом деле оказался масляным на ощупь. Тягучая маслянистая грязь пропитала все его поры. Руки сразу же стали черными, потеряли чувствительность, и приходилось сжимать кулаки изо всех сил, чтобы не соскользнуть. Вниз я специально не смотрел. Мне что-то кричали люди, проезжающие мимо на встречных каретках, но я не слушал. Я упрямо полз вперед, и расстояние до Михайловны стремительно сокращалось. Примерно на середине я решил, что проще и безопаснее будет не висеть на руках, а ползти, обхватив канат ногами. Черт с ними, с джинсами, отстираю. Я попробовал закинуть ноти наверх, но это не удалось. Зато я увидел землю. Земля была далеко. Это было не самое высокое место, но тем не менее…Я снова заработал руками и пополз вперед. Оставалось совсем немного, но тут впереди показалась вышка. Я перебирал руками все быстрее, но мне казалось, что я почти не двигаюсь — устали мышцы, и перехваты выходили все короче и короче. Я оглянулся назад. Шуршик кричал и размахивал руками. До Шуршика было очень далеко. Внизу плыла роща. Кажется, тополя. Или платаны. А может, березы? Кто их разберет, эти южные деревья. Я стиснул зубы и снова рывками полез вперед. Глупо! — думал я. Очень глупо. Так нельзя. Я так не хочу. Я не хочу так. Так нельзя.Вышка была уже. близко, вдали громыхнули колеса — это проехала опорную вышку каретка подружки. Михайловна тоже кричала, она залезла с коленками на сиденье и совсем развернулась в мою сторону. Надо прыгать, подумал я. Иначе никак. Я сделал еще три перехвата, но руки вцепились в канат. Вышка была все ближе, канат дернулся под руками и резко пополз вверх, унося меня с собой. В воздухе мелькнули коленки Михайловны. Ну все, подумал я. Нет! — крикнул кто-то внутри. Все, повторил я. Нет! — крикнул голос внутри головы. Все, сказал я и закрыл глаза. Нет!!! — крикнул голос. Хорошо, сказал я и перекинул левую руку на другую сторону. Перед самыми колесами я спрыгну.Но я не спрыгнул. Не знаю почему. Руки держали канат все крепче. Громыхнула на колесах каретка Михайловны и миновала вышку. Колеса вышки приближались — железные, лоснящиеся. Канат прокатывался между ними и, кажется, даже слегка плющился с обеих сторон. По-моему, я что-то крикнул. Помню только, что боли не почувствовал. Это даже была не боль. Будто опустил пальцы в кипяток. Или ударили по рукам с размаху чем-то тяжелым. Ощущение есть, а боли пока нет.Помню, как сверху на лицо брызнула кровь и я полетел вниз. И последнее, что увидел, — оторванный указательный палец, который кружился в воздухе перед моим лицом.Очнулся я на земле. Боли не было. Лежать было уютно. Далеко наверху сквозь ветки деревьев плыла черная нитка канатной дороги с каретками. Сколько времени прошло?Если я мыслю, подумал я, значит, существую. Если существую, следовательно, со мной все в порядке. Не вполне логично, но что поделать — очень хочется жить. Вот только как жить без пальцев?Я долго лежал и боялся посмотреть на свои руки. Затем мне пришло в голову, что руки могут истекать кровью и их надо перевязать. Поэтому я зажмурил глаза и поднес руки к лицу. И резко открыл глаза. Все пальцы были на месте! Я машинально пересчитал их — ровно десять. Более того — ни крови, никаких следов не было на пальцах! Пальцы как пальцы. С такими я родился, такими ковырял в носу в детстве и топтал клавиатуру компа.Я сел на землю, посидел немного, затем встал на ноги и прислушался к своим ощущениям. Все в организме казалось исправным. Наверно, я все-таки спрыгнул в последний момент, подумалось мне. И очень удачно упал с такой высоты — сквозь ветки. Слишком удачно. Куда теперь идти?Я огляделся и прикинул направление. Вверху ползла канатка, сзади торчала злополучная гора, на которую мы поднимались. Значит, надо идти вперед. И я пошел вперед, раздвигая ногами большие южные лопухи. Но не прошел и нескольких шагов, как увидел на лопухах красные брызги. Несомненно, это была кровь. Я пригляделся — один лопух посередине был пробит насквозь. Я приподнял его. На черной земле лежал палец. Бледный, обескровленный. Указательный. Я брезгливо поднял его и осмотрел. Он был точь-в-точь как тот, что рос у меня на руке. Это было непонятно. Это было дико. Я еще раз пошевелил рукой — все пальцы были на месте, все работали, послушно сгибались и разгибались. Хорошие, чистые, белые пальцы. Я посмотрел на ладонь — ладони были черные, в пыли и смазке от стального каната. А пальцы — белые, розовые. Словно никогда не ползали по канату. А отрубленный палец — черный. Я не смог найти этому никакого объяснения. Просто положил палец в карман и пошел дальше,Дороги в лесу не было. Я шел, перелезая через овраги, груды замшелых камней, продирался сквозь кусты. И лишь старался не удаляться от нитки канатной дороги, висевшей высоко над деревьями. Местность то спускалась ниже, то поднималась. Забравшись на очередную груду камней, я увидел впереди за деревьями пересадочную станцию. И тут же услышал топот. Оттуда неслись люди. Впереди бежал Баранов — с очумевшим красным лицом и открытым ртом. За ним, чуть поотстав, неслась Аленка. За ней — Шуршик, и замыкала процессию спотыкающаяся Ольга. Я подождал, пока они подбегут поближе.— Эй! — окликнул я и помахал рукой. — Куда это вы?Баранов остановился как вкопанный, Аленка с размаху врезалась в него. Баранов поднял голову вверх и стал смотреть на ползущие вверху каретки.— Я здесь! — сказал я. — Внимание на кучу камней!Баранов и Аленка, как по команде, уставились на меня. К ним медленно подошел Шуршик, а за ним Ольга.— Привет! — сказал я. — Куда это вы несетесь?— А… — сказал Баранов тупо и показал пальцем вверх, а затем на меня.— Что такое? — спросил я. — В чем дело? И стал неспешно спускаться к ним.— Ты это… Как? — наконец выдавил Шуршик.— Все нормально, — сказал я. — Просто захотелось прогуляться понизу.— Но… — сказал Шуршик. — Ты совсем?— Что — совсем?— Совсем цел?— Совсем. — Я вытянул вперед руки и пошевелил пальцами.Аленка бросилась мне на шею и заплакала.— Надо выпить, — сказал наконец Баранов. — А то я ничего не понимаю.— Ты же упал и разбился? — сказала Ольга.— Кто сказал? Никто не разбился, никто не упал. То есть упал, но не разбился.— У тебя кровь на лице, — сказала Ольга. — На лбу. Я поплевал на пальцы и потер лоб.— А так?Ольга заботливо вынула платочек и стала тереть мне лоб.— Все, — сказала она. — Теперь нету.— И отлично, — сказал я. — Пойдемте, нам еще надо успеть на обратный автобус.И мы пошли. Дошли до пересадки канатной дороги, к нам бросилась бабулька-смотритель.— Ну что? — закричала она. — Нашли?— Кого нашли? — спросил я холодно.— Ну кто у вас там вниз упал?— Никто у нас вниз не падал, — сказал я. — Откуда такая информация?Бабулька посмотрела на меня сурово, поджала губы, но ничего больше не сказала. Мы сели на канатку и без приключений спустились вниз, в долину. И на автобус успели, и вернулись в поселок у моря, где снимали сарайчик. Мы весело болтали всю дорогу и, казалось, уже забыли, что кто-то падал сегодня с канатной дороги вниз. Да и мне уже казалось, что ничего этого не было.Неприятность ждала нас в поселке при выходе из автобуса. На остановке стоял милицейский фургончик, возле него толпились трое скучающих ментов. По-южному загорелые и поджарые, они ленивыми глазами провожали всех, кто вылезал из автобуса, но прицепились почему-то только к нам.— Ребята, документики готовим, — сказал один из них.— А что случилось? — спросил я.— Ничего, — пожал плечами милиционер. — Проверка. Документики. Регистрация. Отдыхающие?— Отдыхающие.— Значит, регистрация должна быть. Если нет регистрации — штрафчик.Регистрации у нас, конечно, не было, какая там регистрация, на две недельки к морю выбрались.— Штрафчик? — спросил я грозно.— Алекс, Алекс, не надо, — зашептала сзади Аленка, нежно положила мне ладони на плечи и успокаивающе помассировала.— Готовим, готовим документики, — сурово сказал второй милиционер, подходя вплотную.— Побыстрее, пожалуйста, — сказал третий. Паспорта у нас были с собой, мы вручили их милиционерам.— Угу, — сказал первый милиционер. — Регистрации нет? Готовим штраф.Баранов вздохнул.— А может, договоримся как-нибудь? — сказал он и подмигнул милиционеру.— О том и речь, — спокойно сказал милиционер, — Штрафчик заплатим — и свободны.— Только рюкзачки и кармашки покажем, — пробурчал второй милиционер.— Это зачем? — спросил я.— Мало ли что. Знаем мы вас, приезжих. Оружие, наркотики.— Какие наркотики? — обиделся Баранов.— Уж не знаю, какие у вас наркотики, но выкладывайте все, какие есть, — кивнул первый милиционер.— Хорошо, — сказал Баранов и расстегнул свой рюкзачок.Первый милиционер наклонился, просунул руку и пошуровал внутри. Естественно, ничего там не нашел. Ольгина куртка, мятая пластиковая бутылка с минералкой и прочий мусор отдыхающих студентов. Милиционер внимательно ощупал кармашек рюкзака. Там хрустели маленькие пакетики.— Что это? — спросил милиционер.— Я при женщинах стесняюсь отвечать, — сказал Баранов.Милиционер расстегнул кармашек и заглянул внутрь,— Понятно, — сказал он. — А зачем такое количество?!— Люблю я это дело, — мечтательно вздохнул Баранов.Второй милиционер тем временем похлопал меня по карманам. Я вытащил мобильник и носовой платок.— А в этом кармане что? — спросил милиционер.— Пустой, — сказал я и вывернул карман наружу. В пыль плюхнулся палец — тусклый и посиневший. Наступила зловещая тишина. Второй милиционер проворно нагнулся, поднял палец и подул на него, сдувая пылинки и налипший сор. После чего торжествующе показал палец коллегам.— Н-у-у-у… — протянул первый милиционер. — Все понятно.— Что вам понятно? — спросил я. — Это мой палец. Милиционеры переглянулись. Баранов открыл рот и посмотрел на Шуршика. Шуршик посмотрел на Баранова.— Придется проехать, — сказал первый милиционер, — Быстро, быстро в машину.Нас энергично затолкали в фургончик и повезли. Ехали мы молча. Сидеть на деревянной скамейке в душном железном ящике было неудобно, к тому же машина неслась по горной дороге, и ее мотало в разные стороны.Наконец машина остановилась, дверь распахнулась, и мы вышли наружу. Это был дворик сельского отделения милиции. Я огляделся. Отделение милиции находилось в каменном двухэтажном особняке, крашенном в противный желтый цвет. Неподалеку грудились пятиэтажные дома, далеко внизу колыхалось море, а наверху в сиреневой дымке маячили горы, и надо всем этим, в темнеющем южном небе, висела яркая луна, идеально круглая.— Быстро заходим в помещение, — скомандовал первый милиционер.Нас провели внутрь, мимо стойки дежурного, мимо клетки обезьянника, где на каменном полу храпел в стельку пьяный мужик. Быстро обыскали еще раз, отобрали все вещи и заперли в камере. Это была самая настоящая тюремная камера. По крайней мере именно так я ее себе и представлял. Вдоль исписанных стен тянулись деревянные лавки. Мы сели на них. Я на одну, ребята — на противоположную. На меня они не смотрели. Долгое время мы сидели молча. Наконец сказал:— Ребята, честное слово, я сам не знаю, как это. Ребята молчали.Распахнулась дверь, и вошел незнакомый пузатый милиционер.— Матвеев! — сказал он грозно и оглядел комнату, — К следователю!Я молча встал и пошел к двери.— Стоп, — сказал пузатый и положил руку на кобуру. — Вперед на расстоянии! Двигаться и останавливаться по моей команде!Я пожал плечами и кивнул. Милиционер провел меня по крохотным коридорам до лестницы, заставил подняться на второй этаж и довел до двери с яркой табличкой “Старший дознаватель Серпухов А.Г.”.— Стоп! — сказал пузатый. — Входи.Я толкнул дверь и вошел в кабинет. Кабинет был обставлен бедно — в углу стоял сейф, рядом кресло и письменный стол, на краю которого торчала лампа на длинной железной ножке. Напротив стола белела крашеная табуретка. Окно было забрано решеткой.— Садись на табуретку, — сказал пузатый, запер дверь и сел в кресло.— А где следователь? — спросил я.— Я следователь, — сказал пузатый.Он достал из кармана кителя очечник, нацепил на нос очки, неспешно порылся в ящике стола, вынул лист бумаги и ручку. Разложил это все перед собой. На секунду задумался и залез под стол. Долго там копошился и шуршал проводами, наконец звякнул штепсель, и лампа на столе зажглась неожиданно ярко.Толстячок вылез из-под стола, довольно потер ладони и повернул лампу так, чтобы она била мне в лицо.— Ну-с, — сказал он. — Начнем. Рассказывай!— Матвеев Алексей Леонидович, — сказал я. — Студент Института автоматики, старший лаборант кафедры вычислительных машин, по совместительству работаю начальником отдела информационных технологий московского представительства “ЕМ-софт”.— Помедленней, — сказал толстяк, выводя на листе бумаги фразу за фразой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47