Очкастый смотрел на меня через зеркало в салоне рассеянным унылым взглядом. Я осматривался.— Видел передачу, — сказал безбровый, и я узнал хрипловатый голос. — Хорошая передача.Я молчал.— Да только верится с трудом, — сказал безбровый. — Тебе пальцы отрезало, и новые выросли. Выходит, так? Я молчал.— Повторить сможешь? — спросил безбровый.— Что, отрезать и вырастить новые? Нет.— Что мешает? — Безбровый слегка наклонил голову.— Неприятное дело.— Не спорю. Неприятное. Но этот вопрос решается, верно?— Не думаю, — сказал я, подумав.— Значит, ты гнал в передаче туфту и за базар не отвечаешь?— Не гнал.— Что мешает повторить?— Больно. Неприятно. Не вижу смысла. — Я решил ничему не удивляться.Безбровый цыкнул зубом.— Больно — это рабочие мелочи, это решается. Сам вопрос обсуждаемый?— А зачем? — спросил я. — Вам пальцы нужны для пересадки?— — Нет, просто так. Тебе это не проблема, верно? Деньги хорошие. Десять штук евро. Чик — и свободен.Я призадумался. Безбровый помолчал и продолжил:— Анестезия будет. Врач будет. Лезвия будут стерильные.— Десять за один палец? — спросил я.— Один. Мизинец.— Десять мало, — сказал я. — Пятьдесят — это минимум.— Видишь, в чем дело, — цыкнул зубом безбровый, — за пятьдесят я могу у кого хочешь отрезать, хоть у президента.Сидящий передо мной господин в очках вдруг заговорил не поворачиваясь — медленно и без интонаций:— Алексей, посмотри вокруг. Что ты видишь?Я молчал, но он, казалось, и не ждал моего ответа.— Мы в центре Москвы. По улицам ходят люди. Одни мечтают о хорошей машине, об отдельной квартире, другие — о новых ботинках и вкусной еде. Как ты думаешь, сколько найдется людей, готовых продать свой мизинец за полтинник?Я промолчал.— И даже за штуку евро перед нами очередь выстроится из бомжей.— Но вам же не нужны пальцы бомжей, некачественные? — спросил я.— Нам без разницы, — сказал безбровый.— Тогда зачем разговор со мной?— Интересен, — степенно откликнулся господин в очках, — вопрос сотрудничества. Мизинец — десятка. Дальше будем обсуждать. Торговаться не надо. Согласен — беседуем дальше. Не согласен — разбежались и больше не встретились.— Допустим, согласен. Поехали отрежем.— Не сегодня, — сказал безбровый. — Послезавтра. Сначала будет репетиция.— Два раза отрезать мизинец? Так мы не договаривались.— Отрежем один раз. Под хорошей анестезией, быстро, безболезненно. А до этого все остальное придется репетировать и учить.— Что — остальное?— Вопли, — сказал господин в очках. — Вопли ужаса.Мама вошла на кухню, когда я задумчиво мешал сахар в чашке и думал о предстоящем завтра собеседовании — похоже, я все-таки нашел работу намного лучше, менеджером в филиале Энергетического банка. И еще я думал о предложении бандитов — мысленно я их называл именно так. Мама села рядом.— Леша, — сказала она и заглянула мне в глаза. — Нам надо с тобой поговорить. Это очень важно. Я встречалась с тетей Леной, она дала мне книгу. Я прочла ее и многое поняла.— Мама, это ты говорила и про прошлую книгу тети Лены. Помнишь? Про травоедение. “Мята от всех болезней” — кажется, так?— Леша, не паясничай, — строго сказала мама. — Послушай меня. Тебе знакомо такое слово — “программирование”?Я поперхнулся чаем.— Нет предела совершенству, мама. Тетя Лена меня научит программированию…— Леша, это не смешно, — сказала мама. — Ты в большой опасности. Тебе знакомы такие слова, как “драйвер”, “подключение” и “вирус”?— Я не верю, что тетя Лена тебе дала Справочник по программированию. Ну вот не верю я. Как книжку зовут?— Книжка называется — послушай меня! — “Самая главная книга”.— Библия?— Нет, не Библия. Просто “Самая главная книга”.— Еще главнее?— Прекрати паясничать! Почему с тобой никогда нельзя говорить серьезно?— А кто автор?— Ты его не знаешь. — Мама скосила глаза под стол, там на коленях она держала книгу. — Автор — Евгения Чмот.— Чмо?— Чмот. “Т”. Она психолог и парапсихолог. Эта книга объясняет все. Я тебе сейчас прочитаю отрывок, только ты не перебивай. “Энергетический вампир подсоединяется к ауре при помощи информационного канала и начинает качать биоэнергию. Делает он это так — внимание! — мама подняла палец и посмотрела на меня, — так, что жертва не замечает опасности!”— И на какой скорости происходит перекачка энергии? — спросил я.— Леша, это очень серьезно. Это касается всего, что с тобой происходит. Слушай дальше.— Я весь во внимании.— Действия энергетического вампира обычно не ограничиваются перекачкой энергии. Также вампир может поставить на ауру жертвы вирус, драйвер, эгрегор и порчу.Я вздохнул.— Мам, а можно ты это почитаешь тете Лене, а не мне? У меня завтра собеседование, послезавтра — еще одно важное дело. Почему я должен это слушать?— Вот! — сказала мама. — Одно из проявлений вируса на ауре — жертва отказывается слушать близких, которые хотят помочь снять вирус и драйвер!— Мам, все это безумно интересно. Но какое отношение это имеет ко мне?— Как это какое? — удивилась мама. — А со здоровьем твоим что творится? Только недавно неотложку вызывали! Когти, клыки, уши! Еще неизвестно, все ли хорошо закончилось! Это явно сделано. И сделано недоброжелателями.— Какие недоброжелатели, мама?— Сынок, ты хорошо учишься, оканчиваешь институт. У тебя сейчас очень хорошая работа. Конечно, многие тебе завидуют черной завистью. И многие среди них — энергетические вампиры. Ты совсем отрицаешь биоэнергетику?— Не задумывался.— И этим они пользуются! Ты беззащитен перед вампирами.— Безумие, — вздохнул я.— Послушай меня! — сказала мама. — Давай проверим. Есть очень простой метод обнаружить, присосались ли к твоей ауре вампиры, вот. — Она полистала книжку. — Подними руку.Я поднял руку.— Ладонью, ладонью вверх. Вот! Теперь надо представить вокруг себя энергетическую сферу. Представил?— Ну, допустим.— Это очень важно. Ты чувствуешь покалывание в пальцах или тепло?— Ни того, ни другого.— Так не может быть, — огорчилась мама. — Если тепло — значит, аура цела. Если покалывание — значит, пробит энергетический канал. Вот у меня аура сначала цела, а если я держу руку долго, то покалывание — значит, энергетический канал пробивается.— Может, у меня пальцы не те? Может, мне отрастить вампирские?— Нет! — сказала мама твердо. — Вся твоя болезнь от сглаза.— Тетя Лена сказала?— Я ей рассказала все, что с тобой было, — кивнула мама. — Она сказала, что это мог кто-то навести порчу.— Можно я пойду спать?— Ну иди, раз не хочешь со мной разговаривать, — огорчилась мама и отложила книгу. — До беды доиграешься!Но беды никакой не было. Напротив, собеседование в банке прошло успешно. Условия, которые я поставил, назвать скромными было трудно. Не знаю, что им во мне понравилось, подозреваю, что уверенность в своей правоте. Но ответ был утвердительным, и мы договорились, что уже с понедельника я приступаю к новым обязанностям.А на следующий день я поехал к бандитам. Не то чтобы мне были нужны деньги — в последнее время я зарабатывал прилично. И бандиты были мне неприятны. Но я чувствовал — в этом есть какой-то шанс. Я заметил, что в последнее время у меня появилось чутье на шансы. Даже не то чтобы на шанс, словно какая-то сила заставляла меня исследовать любую возможность, реагировать на все, что меня окружало. Ведь я не хотел идти на эту передачу. И будь дело еще год назад — ну точно бы не пошел. Постеснялся. Чтобы не показаться дураком, не опозориться. Вообще, как я теперь понимаю, очень многое в моей жизни происходило под девизом “не опозориться бы”. И ведь постоянно так и выходило, что все равно позорился! Теперь же — как рукой сняло. Однажды — это было, конечно, после той поездки на дачу — я много думал об этом и в итоге рассудил так: вот я живу на земле. Жить мне здесь осталось, ну, хорошо, если пятьдесят лет. И чего дальше? Ну и кто будет вспоминать, был ли такой Лекса, как он себя вел, чего делал, в каких делах и проектах опозорился? Да никто не вспомнит, у потомков своя жизнь и свои проблемы. Они тоже будут жить и думать — не опозориться бы. Ну и спрашивается, ради кого мне тут стараться? Буду жить как живется, как хочется — и плевать я хотел на то, что и как обо мне там подумают. И вот как только я начал жить по этому принципу — вот тут-то и оказалось, что никакого позора и нет. С таким настроем и на улице уже не поскользнешься на банановой кожуре. И глупость сказать в разговоре, о которой потом жалеешь, — и то не удается. Если ты твердо знаешь, что делаешь только то, чего хочешь сам, и тебя не волнует мнение окружающих, то и окружающие начинают воспринимать тебя как Человека, Который Не Делает Ошибок. И если ты поскользнулся на банановой кожуре, засмеялся, встал и отряхнулся, то они думают — вот ведь жизнь у человека! Здорово он поскользнулся, вон как доволен! А если ты бред несешь в разговоре, но со знанием дела, то и окружающие воспринимают это как само собой разумеющееся. Говорит человек загадками, знает, что говорит, куда уж нам, тупым, понять его…О чем я рассказывал-то? А, ну да, как я на стрелку с бандитами поехал. Приехал, короче. Оделся прилично — костюм свой рабочий, дорогой, галстук там, все нормально. Поймал тачку, приехал. Сидят голуби в своей тележке, ждут. Ну, только без главного своего, очкастого. Сел к ним, поздоровались, поехали. Привезли меня, короче, в полную задницу. Далеко за городом, через три шоссе, особняк у них. Мне даже на моей новой работе на такой особняк копить лет восемьдесят, да и то если при этом ничего не есть, а вечерами еще в переходе метро песни петь. Ехали мы в этот особняк не меньше часа. И молчали всю дорогу. Они вообще, как я понял, ребята неразговорчивые. Но час молчать! Я, конечно, тоже молчу, чего я буду чирикать, если все молчат?Короче, приехали. Они типа так вежливо мне издали показали — вот, мол, здесь у нас офис. Три этажа. Но водить по особняку не стали, так, издали показали. И провели сразу в подвал. Подвал у них — это надо видеть, конечно. Еще три этажа вниз. И отделаны тоже как офис. Привели меня в одну из комнат. Комнатушка — мелкая, выходит в коридор. Точнее, коридор идет мимо. Я так понимаю, на это у них весь расчет был. И выходит ихний главный, который пожилой, в очках. “Здравствуйте, Алексей”. Типа вежливый. И руку подает. Рука у него очень противная — мягкая, скользкая, педераст, что ли?— Вот тут, — говорит, — мы и будем с вами работать. Концепция тупая, но ее надо освоить.— Нет проблем, — говорю, — излагайте.— Концепция такая, — говорит очкастый, — сначала плач и крик “отпустите меня!” и “что вы со мной делаете?”. Затем идут наши реплики в некотором количестве, затем снова повторяется “отпустите меня!” и “что вы со мной делаете?”. И плач.— Ни фига, — говорю, — так мы не договаривались. Откуда я вам плач возьму? Я вам не этот. Не Станиславский-Немирович. Так что давайте мне текст упростим.— Нет, — говорит очкастый, — будем делать плач. По крайней мере слезы должны быть.— И где я их возьму?— У нас все продумано, — отвечает очкастый. — Слезы будут.— Лук нюхать?— Зачем лук? Будешь нюхать нашатырный спирт. И с точки зрения клиента нашатырный спирт будет смотреться уместно — типа мы тебя в чувство приводим.— Ох, — говорю, — парни. Зря вы со мной связались. Ой зря. Лучше бы вам кого-нибудь из своих натурально покалечили.— Спокойно, — говорит очкастый. — Если все будет хорошо, нам еще с тобой работать много в этом направлении. И расценки повысим. Так что будешь жить хорошо.— Да я, — говорю, — и так живу неплохо.— А кем ты работаешь? — говорит очкастый и словно впервые мой костюм замечает.А костюм у меня неплохой, очень неплохой. Полторы сотни иностранных рублей! Вообще такой стоит больше раз в пять, это я его купил по случаю за полторы, в инете нашел подержанный. На переговоры в нем ходить — самое дело. Начальство, которое большими деньгами ворочает, очень это дело понимает. Хоть с виду костюм — ну совсем ничего особенного. Я бы такой сроду не купил. Но понимающий человек сразу видит, что за качество ткани и вообще почем штучка. Вот только не знаю, зачем его надел сегодня.— Это, — говорю, — не ваше дело.— Не хами, — говорит очкастый с сомнением, еще раз поглядев на мой костюм. — Не знаешь, с кем разговариваешь. Делай что говорят. Если все пройдет удачно — сработаемся, не обидим.— А если неудачно?— А что может быть неудачно? — поднимает бровь очкастый. — Неудачно будет, если у тебя мизинец обратно не прирастет. Но это, сам понимаешь, проблемы твои. Не надо было свистеть в программе. Никто тебя за язык не тянул, что ты пальцы умеешь обратно выращивать. Пробазарил — ответь. Понял? Заявление нам подпишешь — и проблемы дальше твои.— Что за заявление?— Потом принесут. Сейчас репетируем “отпустите меня!” и “что вы со мной делаете?”. Затем “не надо! не надо!”. Затем “папа! папа, помоги! папа!”.— Папа?— Папа — это ключевое в концепции, — говорит очкастый, — “папа, помоги!” и еще “не надо! Пожалуйста, родненькие, пожалуйста, миленькие! все, что хотите, сделаю!”.— Все?— Все. И дальше чик и мизинец отрезаем. Предупреждаю сразу, чтобы не было вопросов. Нет вопросов?— А какие вопросы? — говорю. — Только вопрос денег. Деньги вперед.— Гоша, принеси десятку, — говорит очкастый через плечо безбровому и снова поворачивается ко мне. — Деньги не вопрос. Вопрос, в другом. Объясняю еще раз. Ты сам на это подписался. Подписался?— Подписался.— А раз подписался, раз сюда приехал, то поворота обратно нет. Ясно?— В каком смысле? — говорю.— В том смысле, — говорит очкастый, — что у нас через два часа клиент приезжает. И через четыре часа — второй клиент. И встречу нам срывать нельзя. Поэтому если ты, к примеру, сейчас в штаны наложишь, мизинчик свой пожалеешь и к воротам побежишь, то сам понимаешь. Сукой будешь. И поступим с тобой как с сукой. Ясно?— Не надо грязи, — говорю. — Не с тем разговариваешь. Сказал — значит, сделаю.— А никуда не денешься, — говорит очкастый. — Отсюда не убежишь. Еще раз повторяю, если ты не понял. Мизинец мы отрезаем совсем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47