Особенно поразило её маховое колесо в прокатном цехе. Оно было такое огромное: половина его уходила под пол, а другая половина поднималась к потолку. Такое колесо даже и во сне не может присниться.
- Ох, громадина! - почти вскрикнула, увидев это колесо, Фатьма.
И Зина подхватила:
- Никогда, никогда я бы не подумала, что такие бывают! А ты?
- И я!
Руки их как-то сами собой протянулись друг к другу. Но подошла Тамара, решительно взяла Зину под руку и отвела в сторону.
- Колесо, колесо! Ну что особенного! - сказала она. - А вот послушай, что мне сейчас Агатова сообщила: на совет отряда вызывают.
- Кого? - испугалась Зина.
- Ну, меня! - Тамара иронически усмехнулась. - Маша Репкина постаралась. А как же - староста класса! Это для неё важнее всего - староста класса. А всё из-за одной только двойки! Тоже друг называется!
- Зачем же прямо на совет отряда? - расстроилась Зина. Оглянувшись, она отыскала глазами Машу и пробралась к ней.
- Зачем же прямо на совет отряда? - сказала она Маше. - Разве нельзя было нам самим с ней поговорить? Из-за одной двойки!
- Не из-за одной двойки, - твёрдо возразила Маша, - а из-за всего. Из-за опозданий. Ты вот пробовала заходить за ней… Ну и что? Сама опоздала. Я пробовала - то же самое. Только я не ждала её, как ты, а просто уходила, и она всё равно опаздывает. Елена Петровна вызвала её мать. Мать не пришла. Наверно, Тамара не передала записку. А я - староста класса, я отвечаю!.. Ого! - вдруг подтолкнула она Зину. - Гляди, гляди, что делается!
Из огромного ковша хлынул в опоки огненный ручей. Над котлом вспыхнул столб яркого света.
Зина на мгновение закрыла глаза, но и сквозь веки она увидела красный отблеск, словно от пожара Среди оживлённых восклицаний подруг Зина различила голос Фатьмы:
- Жидкий огонь течёт! Ой, как интересно!
И вдруг так досадно стало Зине и так захотелось ей отмахнуться, словно от надоевшей мухи, от Тамары, когда та снова проворчала около неё:
- Обещают дружить до самой смерти и помогать… а сами - на совет отряда!
Но Зина не отмахнулась, сдержалась, чтобы не обидеть её. Но и не ответила ничего, сделала вид, что не слышала. А впрочем, было не до разговоров - школьницы подошли к печам.
Вдоль всего цеха бешено гудели мартены. Рабочих совсем не было видно. У каждой печи стоял только один человек. Пахнуло жаром. Огонь в печах так завывал, что заглушал голоса, и рабочие делали своё дело бесшумно и молчаливо. Иногда кое-кто из них оборачивался к девочкам и глядел на них сквозь квадратные тёмные очки, прикреплённые к защитному козырьку. Печи были закрыты заслонками, и только сквозь круглое отверстие заслонок было видно бушующее пламя.
Но вот подъехал к одной печи кран, развернулся, держа на круглом хоботе мульду с металлом. Рабочий, стоявший у приборов, нажал кнопку и открыл заслонку. Кран рывком тронулся с места и направил в бушующее пламя хобот с мульдой, наполненной металлом, перевернул эту мульду, высыпал весь металл в печь и отъехал к стене. Крышка снова захлопнулась, однако Зина успела увидеть, как бешено крутится в печи огненный вихрь, выбрасывая искры прямо в цех.
У входа в цех, где стояли девочки, был устроен кран с прохладной газированной водой. Один из рабочих подошёл напиться.
- Интересно? - спросил он, и белые зубы сверкнули на покрытом сажей и гарью лице.
- Да, - несмело ответили девочки.
- Ты, Сергей, дай им в свои очки посмотреть, - попросил рабочий, провожавший экскурсию.
- А ты что сегодня - выходной? Или сбежал с вальцовки? - спросил белозубый парень.
- Да вот приказано экскурсию проводить. До смены успею.
- Ну как я им очки-то свои дам? - замялся рабочий.
- А что?
- Да кепка-то моя… того. Прокопчённая. Гарью пахнет.
- А от нашего отца тоже всегда гарью пахнет! - сказала Зина. - Как приходит, так и снимает всё. А всё равно пахнет.
- И от нашего! - сказал кто-то из девочек.
- И от нашей матери - тоже!
- Э, да тут всё рабочий класс собрался! - засмеялся сталевар и подал Зине свою кепку с очками.
В это время как раз открыли одну печь, и Зина могла спокойно глядеть, как взвиваются языки огня и кипит металл. Но глядеть долго не пришлось: другие девочки отняли у неё очки. Потом глядела в эти очки и Елена Петровна, и их молоденькая, аккуратненькая старшая вожатая Ирина Леонидовна…
Только Тамара не просила очков; она стояла поодаль, словно боясь запачкаться… Неужели и её отец приходит с завода такой же пропахший гарью? Впрочем, почём она знает - ведь он приходит поздно, а потом долго моется под душем… Может быть, поэтому и моется так долго…
Опять вспомнилась встреча с отцом в первом цехе, и Тамаре показалось, что он прошёл мимо какой-то далёкой-далёкой, своей дорогой… А она живёт рядом и не знает о нём ничего…
Подходя к прокатному цеху, девочки ещё издали, через широкие открытые ворота, увидели, как по полу ползут бесконечные огненные полосы. Исчезает одна, вильнув хвостом, как змея, а следом уже ползёт другая…
- Здесь тянут проволоку, - объяснил провожатый. - Видели там стальные чушки?.. Видели. А здесь вот такую чушку протягивают сначала через один стан, потом через другой, потом через третий… пока чушка не станет толщиной в пять миллиметров, а то и в три с половиной, если нужно.
- Такую огромную чушку сделают тонкой проволокой? - удивились девочки. - Как же это?
- А вот смотрите как. Только не баловать, - строго прибавил он и окинул школьниц острым взглядом небольших серых глаз, - и не кричать ничего! Тут работа рискованная, отвлекать человека нельзя.
- Девочки, тихо стоять! - предупредила и Елена Петровна.
Она остановила весь класс у самых ворот. В стороне сидели рабочие - покуривали, отдыхали, ждали своей смены.
Раскалённые оранжевые полосы - потолще и потоньше - выползали из отверстий станов. Меж двух станов стоял рабочий-вальцовщик с большими клещами в руках. Зина чуть не вскрикнула вроде Тамары: «Папа!», но вовремя сдержалась и даже закрыла ладонью рот. У стана стоял её отец.
Да, эта работа требовала большого уменья, точных движений и напряжённого внимания. Из стана справа выскакивала раскалённая полоска стали и устремлялась вперёд. Но вальцовщик точным и необыкновенно ловким движением хватал её клещами и направлял в отверстие стана, стоящего слева. Огненная змея, сделав полукруг около его колена, так же стремительно уходила в другой стан. Но в то время как бежала эта полоска, из второго зажима справа вылетала ещё одна раскалённая змея, словно стремясь выскочить из стана и убежать совсем из цеха. И опять тем же непринуждённым, красивым и точным движением вальцовщик схватил её и снова, окружив свои колени огненным кольцом, отправил гибкую, полыхавшую жаром полосу в левое отверстие стана… Между тем первая полоса скрылась, вильнув обрубленным хвостом, но справа уже показалась следующая, такая же стремительная, готовая вырваться из стана и пробежаться по всему цеху…
Девочки стояли затаив дыхание. Так же молча, не спуская с вальцовщика глаз, стояла рядом с ними и Елена Петровна. Все они были под одним и тем же необыкновенным впечатлением - впечатлением красоты человеческого труда. И сам вальцовщик Стрешнев был очень красив в эти минуты. Молодое лицо его, серьёзное и сосредоточенное, слегка покрасневшее от жара, освещалось снизу багряным отсветом раскалённой стали. Те же жаркие отсветы глубоким огнём отражались в его спокойных тёмных глазах. Он стоял прямо, слегка выставив вперёд правую, защищённую панцирем ногу, и лишь чуть-чуть склонялся, то принимая из стана полосу, то направляя её в другой стан. Казалось, он чувствует каждое движение этих огненных полос. Он опускал клещи именно тогда, когда из отверстия показывалась оранжевая головка, подхватывал полосу именно в тот момент, когда она готова была уйти от него, и спокойно подводил очень точно к небольшому отверстию, куда и выпускал её. Он работал так чётко, так ритмично, что работа его была на грани искусства. Поэтому и стояли люди и глядели не отрываясь на этого человека, сумевшего свой тяжёлый труд сделать таким красивым.
- Из этого стана сталь вышла в пятнадцать миллиметров, - пояснил провожатый, - а из следующего выйдет уже не в пятнадцать, а в десять. А потом пройдёт через третий стан - и уже толщина её будет пять миллиметров. Так вот дойдёт и до трёх с половиной…
Уходя, девочки видели под навесом бунты готовой проволоки. Некоторые из них ещё светились малиновым отсветом, остывая на холодноватом воздухе.
Зина шла домой задумчивая и счастливая. Ей казалось: теперь она ещё больше любит своего отца и гордится им. Но как права была мама, когда говорила: «Не будем расстраивать его, а то ещё задумается от неприятностей, да и случится что-нибудь. Ведь работа у него опасная!»
Да, очень опасная у него работа! Чуть ошибётся, не успеет вовремя подхватить огненную змею - она вырвется из рук и прижмёт вальцовщика к стану или опояшет огненным кольцом! Хоть и защищает его железный столб, но неизвестно ведь, как повернётся и взовьётся эта живая раскалённая сталь.
Зина шла, думала об отце и совсем не слышала, что говорила ей Тамара. Зина машинально отвечала ей что-то.
- А правда, как мой отец ловко работает? - вдруг с тайной гордостью спросила она, Но Тамара взглянула на неё с недоумением - видно, она говорила Зине о чём-то совсем другом…
Отец!.. Тамара тоже думала о своём отце. Но почему-то говорить о нём ей не хотелось.
ЗА ДЕЛО БЕРУТСЯ ПИОНЕРЫ
В пионерской комнате заседал совет отряда. В школе уже было тихо, только уборщицы хлопали дверьми и шаркали щётками.
Первым на совете отряда стоял вопрос о поведении Тамары Белокуровой.
- Бранить её бесполезно, - сказала Маша Репкина. - Я староста класса. Ну и что же? Я должна терпеть, что она опаздывает? Но ей что ни говори - будто не слышит. Она затыкает пальцами уши - и всё.
- На звене - тоже, - подтвердила Оля Сизова, вожатая звена. - Стали говорить, так она зажала уши и сидит.
Оля вспомнила про эту обиду и насупилась.
- Девочки, вы только жалуетесь на неё, а ничего не предлагаете, - сказала Сима Агатова. - Ну, не говорить, ну, не ругать. А что же делать? Ведь и отступиться от неё мы тоже не имеем права.
Вечно прищуренные смешливые глаза Симы в эту минуту были серьёзны и остры. Сима сейчас была не просто школьница, которая не прочь и пошалить, и понасмешничать, и пробежаться по лестнице через три и четыре ступеньки. Сейчас Сима была прежде всего пионерка, председатель совета отряда, которая должна выполнить свою обязанность, очень сложную и важную, - найти путь к сердцу человека.
- Давайте напишем про неё фельетон! - предложила Катя Цветкова, редактор отрядной газеты. - Ты, Сима, напишешь, а Зина нарисует. Можно так смешно сделать, что вся школа будет смеяться. Ой-ой! Я представляю!
И худенькая, бледная Катя рассмеялась, словно уже видела эти смешные картинки, и порозовела от смеха.
Но Зина поспешно отказалась:
- Нет, нет! Нельзя так… А если бы это над тобой вся школа смеялась? Нет, это очень обидно.
- Боюсь, что мы Тамару ещё больше этим оттолкнём, - задумчиво согласилась Сима. - Тогда с ней нам и совсем не подружиться.
- Может быть, сходить к её матери? - предложила Оля. - Пожаловаться?
- Нет, нет, - возразила Зина, - к её маме не надо ходить! Я знаю…
Сима обернулась к ней:
- Вот ты, Зина, всё: то не надо, другое не надо. Ну, а что же, по-твоему, надо?
Зина потупилась. Разглаживая на колене свой чёрный фартук, она начала несмело:
- Девочки… Может, я неверно…
- Ну, говори, говори, - подбодрила её Сима.
- Может, так сделать… Вот нам сейчас надо будет готовиться к празднику. Пускай Тамара возьмёт какую-нибудь интересную работу…
- И завалит её, - докончила Маша. - Вот выбрали её в редколлегию, а она работать не стала!
Зина поглядела на Машу:
- А может, не завалит? Девочки, вот мы будем ставить «Морозко». Будем же мы шить костюмы? Для снежинок, для сиротки Дашеньки… Пусть и она с нами шьёт!
Маша покачала головой:
- Не будет. На фартуке крючок пришить не может, а то…
- Маша! - остановила её Зина и значительно поглядела на неё. - А разве мы с тобой не поможем ей?
Но Маша не поняла её взгляда.
- А почему всё именно мы с тобой? - возразила она. - Что мы с тобой - няньки, к ней приставленные?
«Маша всё забыла! - удивилась и огорчилась Зина. - Ой! Мы же обещались…»
- Ну и что ж, что не умеет крючка пришить, - сказала она, решившись быть твёрдой, - а мы возьмём да научим. И все раньше не умели. А как начнёт костюмы шить - так ей и понравится… И подружится со всеми… Вы ещё не знаете, какая она… Она в душе хорошая…
Сима, прищурившись, слушала Зину. Глаза её опять загорелись весёлыми огоньками.
- Но до чего ж наша Зинка тихоня! И хитрая - всё как-нибудь потихоньку, осторожно, чтобы подружку свою не обидеть. Знаю я тебя! - И добавила уже серьёзно: - Мне кажется, что Зина права. Давайте так и сделаем. А поговорить с ней поручим Зине. Вот пускай Тамара в спектакле участвует, снежинку будет танцевать!
- А главное, надо подтянуть её по русскому и по математике, - сказала Маша.
- Пускай Зина поможет, раз она её подружка! - предложила Оля Сизова.
И все поддержали:
- Пускай Зина!
- Хорошо, - коротко ответила Зина.
С вопросом о Тамаре Белокуровой было покончено, и девочки с удовольствием перешли к другим делам. А эти «другие» дела были очень интересные.
Старшая вожатая принесла целый ворох белой, розоватой и голубой марли - для костюмов «снежинкам». «Снежинки» будут кружиться и танцевать вокруг оставленной в лесу сиротки Даши.
- Дашу играет Соня? - спросила Зина.
Ей почему-то подумалось, что Тамаре непременно захочется играть эту самую главную роль. Но она тут же возразила самой себе: а почему она так думает? Тамара ещё ничего никому не говорила. Она вообще держит себя так, будто и не знает ничего об этом спектакле.
- Да, Соня Поливанова из седьмого «А», - ответила Сима. - Она очень подходящая к этой роли. Правда, девочки?
- Правда! - раздались голоса со всех сторон. - Она очень хорошенькая. И тихая такая же, как та Дашенька…
- А нашу Зину тоже можно было… - сказала Сима. - И тихая и хорошенькая!
- Как не стыдно! - отмахнулась Зина и покраснела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29