- Я не дам Зину! - плакала она. - Зина, я не дам тебя! Пусть он не приходит! Это наш дом!
Зина еле успокоила её. Она шептала Изюмке в ушко, что никто её не накажет, потому что никакого бога и на свете-то нет. Но уж так шептала, что бабушка ничего не слышала.
Зина с затаённой тревогой ждала, не скажет ли бабушка что-нибудь отцу за ужином, не пожалуется ли на неё. Но бабушка уже опять была весела и приветлива, пила горячий чай, дула в блюдце и с каждой чашкой становилась всё румянее. Зина успокоилась. Вот и хорошо. А зачем отцу знать все их размолвки да маленькие неурядицы - мама велела беречь отца.
Зина стала осторожнее с бабушкой. Не хотелось её сердить. Но что было делать ей, если она сама невольно сердилась на бабушку!
Следующая ссора у них произошла из-за Антона. Зина немножко запоздала из школы. Она пришла, когда Антон садился обедать. Антон не видел, как она вошла, а Зина так и застыла в дверях от изумления. Парнишка, собираясь сесть за стол, стоял перед открытой дверью спальни и, глядя на богородицу, крестился широким крестом.
- А теперь кланяйся боженьке, - учила его довольная бабушка, - «Господи, благослови!»… Вот так. Тебе бог здоровья пошлёт.
- Бабушка! - не сдержавшись, крикнула Зина. - Зачем вы его учите? Зачем, ну?
- А нешто я плохому учу? - возразила бабушка. - Я не плохому учу. У сиротинки бог - первая защита.
- Антон, ты что это… - Зина готова была нашлёпать его от досады. - Богу молишься, да? Отсталый ты человек! Ведь тебя же в пионеры не примут!
- А почему не примут? Вот ещё! - сказала бабушка, наливая Антону супу. - Ещё как примут-то! А нешто мы пойдём в трубы трубить, что богу молимся? Эва! Мы ведь тоже не дураки, жизнь понимаем.
- Значит, обманывать будете?
- Какой тут обман? - Бабушка снисходительно махнула рукой. - Да если и обмануть маленько - с умом, конечно, обмануть, - то какой тут грех? Сиротке простится, ему свою жизнь-то потруднее устраивать, чем у кого отец да мать для него дорогу пробивают. Ничего. Я плохому не научу - кровные, чай, внуки-то, не чужие. Надо к порядку привыкать. А то что же за порядок: садятся за стол - лба не перекрестят, вылезут из-за стола - также. Не поблагодарят отца небесного.
- Отца небесного! - Зина нервно засмеялась. - А за что благодарить-то?
- А за то, что хлеб-соль нам посылает.
- Хлеб-соль нам отец зарабатывает, нам никто его не посылает. А если бы наш папка не работал, то и хлеба-соли не было бы.
Зина пришла домой голодная, но сейчас ей и есть расхотелось.
- У нас скворца говорить обучили - он так же трещал, - сказала бабушка, начиная сердиться. - Птица небесная не жнёт, не сеет, а бог кормит её.
- А зачем же ты-то, бабушка, ходила в колхоз на работу? - не сдавалась Зина. - Ты бы не сеяла и не жала, пускай бы тебе бог посылал!
- А что, не посылал бы? Вот один святой пророк удалился в пустыню, заповеди там писал, и нешто с голоду умер? Не умер же! Потому что ворон ему пищу приносил. Прочитай, прочитай-ка - ведь про это всё в церковных книгах написано!
И чтобы избежать крупного спора - Зина, пожалуй, ещё что-нибудь такое скажет, на что и ответить не найдёшься, - бабушка поспешно подхватила грязные тарелки и скрылась в кухне.
- Антон! - сказала Зина. - Ну, скажи, что это ты вздумал? Ты что, и правда думаешь, что бог есть?
- Бабушка говорит - есть… - смущённо опустив ресницы, ответил Антон.
Зина укоризненно потрясла головой:
- Бабушка в старое время росла, чудак ты! Тогда люди думали, что и правда бог есть. А тебе разве мама говорила, что надо богу молиться?
- А ведь я тогда не был сирота…
- А, бедный! Так уж тебе плохо жить, такой уж ты заброшенный? Надо, чтобы и тебе ворон пищу приносил? - Услышав шаги за дверью, Зина торопливо добавила: - Имей в виду: если ты опять креститься вздумаешь, я буду тебя презирать.
Антон испуганно поглядел на неё:
- Да ведь я так, нарочно. Чтобы бабушка не сердилась, ну!
- Значит, обманываешь?
Антон засопел и насупился. А откуда он знал, что получится обман?
- Ну, что ты не обедаешь, пигалица? - Бабушка явно не хотела продолжать с Зиной предыдущий разговор. - Ешь побольше, ишь худая какая! Человек должен есть как следует. А который худой, так нешто это работник?
Бабушка налила Зине супу. Зина успокоилась; суп был очень вкусный, и туча неудовольствия, сгустившаяся было в доме, рассеялась. И всё пошло своим чередом.
«Бабушка-то хорошая, - думала Зина, - только вот как-то мы всё думаем по-разному… У неё, оказывается, и обмануть не грех, если выгодно… А этот дурачок Антон слушает…»
Бабушка приветливо хлопотала в комнате. Потом села с Изюмкой шить платье для куклы, чтобы Изюмка не мешала Зине и Антону делать уроки… Кажется, всё так хорошо!
И отец, придя с работы, заглянул в комнату, улыбнулся. Зина видела, что отец доволен, что он успокоился за своих детей.
Но Зина не была спокойна. Противоречивые чувства мучили её. С бабушкой хорошо. И плохо с бабушкой, плохо! Может, сказать отцу? Может, она зря одна мучится?
Но вспомнила Зина светлую улыбку отца, которую она подметила в ту минуту, когда он заглянул в комнату, и опять решила:
«Не буду его расстраивать. Бедный папка немножко повеселел - зачем же огорчать его? Поспорим, поспорим с бабушкой, да как-нибудь и поладим… Справлюсь и одна, без папки».
Но Зина ошиблась, понадеявшись на свои силы и на то, что они поладят с бабушкой. Проходили дни, недели, месяцы проходили, а Зине с весёлой, румяной бабушкой Устиньей всё тяжелее и тяжелее становилось жить.
Откуда брался раздор? Откуда он возникал? Чаще всего из-за бабушкиных религиозных убеждений. Молится бабушка, ходит в церковь - это ничего бы… Ну, пусть молится, это её дело. Так её воспитали. Но Зина не могла спокойно относиться к тому, что Антон, мягкий и робкий, начал всё больше и больше поддаваться её влиянию. Он уже привык креститься, садясь за стол. И Зина видела, как мальчику трудно. С одной стороны стоит бабушка, строго смотрит на него: «Опять садишься - лба не перекрестишь?» А с другой - Зина с насмешливой улыбкой: «Вот так будущий пионер! Имей в виду: когда будут принимать тебя в пионеры, дам отвод. В пионерском отряде богомольщики не нужны!»
И Антон крестился, а сам испуганно и жалобно поглядывал на Зину. И, улучив минутку, подходил к Зине, когда она сидела за уроками, обнимал её за шею и шептал на ухо:
- Это я понарошку крещусь. А то она всё ругается… Как тебя нет - так и ругается.
Но Зина поджимала губы и сердито отвечала:
- Ты обманщик! Я тебя не уважаю.
Тогда Антон уходил куда-нибудь в уголок и потихоньку плакал. А у Зины сердце разрывалось от жалости. Но что же ей было делать?
И однажды, после того как она застала Антона в слезах в тёмном углу спальни, Зина решила поговорить с отцом. Вечером к тому времени, как на заводе загудеть гудку, Зина подошла к плотно закрытым воротам заводского двора.
Отец, увидев её, испугался:
- Что случилось?
- Да ничего, ничего! - Зина улыбнулась, чтобы отогнать тревогу. - Просто надумала с тобой поговорить.
- Давай поговорим, - согласился отец, внимательно поглядывая на неё. - Давай, дочка, мужественный человек!
- А вот и не мужественный, - сказала Зина. - Видишь, пришла… Сама не справилась.
- Плохо с уроками?
- Нет, - Зина покачала головой, - не с уроками…
- Дома?
- Да. Дома.
Над улицей висели зимние сумерки. Ни одного цветного отсвета кругом - тёмное небо над тускло-белыми крышами, тёмные квадраты окон, серые заборы, чёрные стволы деревьев… У этого февральского вечера не было никаких красок, кроме белой и чёрной, но и в этом была какая-то особая прелесть.
Зина скупо рассказывала о своих осложнениях с бабушкой. А когда всё рассказала, то увидела, как отец сразу помрачнел и постарел. Зина испугалась:
- А может, не надо бабушке говорить, а? Я уж как-нибудь с Антоном договорюсь. Да ещё, может, мне просто кажется…
- Плохо! - Отец вздохнул. И замолчал до самого дома.
Отец не послушал Зину, он решил вмешаться. За ужином он насмешливо посмотрел на Антона:
- Ну, что же ты не крестишься?
Антон растерялся. Взглянул на Зину, на бабушку, как пойманный зайчонок.
- Ты ведь, я слышал, богомольщиком у нас стал!
Антон, красный и смущённый, молча пододвинул стул. У бабушки в чёрных глазах забегали сердитые огоньки.
- А нешто плохо, если человек, как полагается, перед обедом лоб перекрестит? - сказала она.
- Очень плохо, - стараясь скрыть раздражение, ответил отец. - Ведь ты же, мама, знаешь, что я коммунист. Я воспитываю детей, как учит меня партия, - пойми ты это! Зина у нас пионерка. И Антон - будущий пионер. Они у нас никогда не слышали про бога - и не нужно им про это слышать… Ты, мама, молись. Если веруешь в бога - ну и молись. Мы тебе не мешаем. Но ребят не сбивай. И к обману не приучай.
Бабушка бросила на стол нож, которым резала хлеб:
- К обману?! Это к какому же обману? Это с каких же пор у тебя мать в обманщиках ходит? Да если я не ко двору, то я ведь и уехать могу! Слава богу, дорогу в свой собственный дом мне ещё вьюгой не замело. А то очень-то надо! Ходи тут за ними, обшивай да обмывай, а потом тебе тут всякие грубые слова будут говорить! Вот ещё, да нешто я не могу собраться да уехать?
Отец долго объяснял бабушке, что обижать её не собирается, что он просит её жить, как она хочет, но только пусть не заставляет детей молиться богу, в которого они не верят, что это лицемерие и обман, а обмана он не переносит… А бабушка в ответ только одно и повторяла, что ей недолго собраться да уехать. А если трудно одному с детьми, то кто же ему мешает жениться! Взял да женился бы, вот и хозяйка в доме была бы. А уж она, бабушка-то, довольно поработала на своём веку, ей и в деревне на печке неплохо…
Зина убежала в кухню и стояла там, пока не затихли голоса. Вышла в кухню тётя Груша, вздохнула и прогудела своим простуженным голосом:
- Вот нравная старуха! Ишь ты, как схватилась! А на вид - прямо святая…
Неслышно объявилась в кухне и Анна Кузьминична:
- Ого! Слышали? А всё небось из-за ребят. Ох-ох, уж где ребята, там и брань, известно!
Наконец в комнате стало тихо, и Зина ушла из кухни. Антон, заплаканный, сидел в углу дивана. Изюмка, прижавшись к коленям отца, исподлобья сердитыми глазами смотрела на бабушку. У отца над бровями лежали две тёмные морщины, а бабушка резкими движениями собирала со стола посуду и ни на кого не глядела.
Зина тихо прошла к своему столику.
«Больше никогда ничего не скажу отцу, - думала она. - Бедный! Вон какой он сразу стал измученный… Ой, мамочка, почему тебя нет на свете!»
Она незаметно прошла в спальню. И там, подойдя к портрету матери, висевшему на стене, посмотрела в её улыбчивое, с ямочками лицо, в её светлые глаза, которые словно спрашивали: как живёте, мои детки? Хорошо ли вам? Поглядела и немножко успокоилась. И ещё крепче решила:
«Никогда больше ничего не скажу отцу. Сами справимся! Да теперь и бабушка угомонится, не будет больше толковать про богов. Наверно, не будет, раз папа ей сказал».
Но на другой день, когда она пришла от Фатьмы, к которой ходила заниматься, Изюмка весело рассказала ей:
- Зина, Зина, а где ж ты была так долго? А нам бабушка сказку рассказывала, как Илья-пророк ехал на конях, а боженька его на небо к себе взял, и вместе с лошадьми и с телегой.
Зина сердито сжала губы. Но тут же овладела собой и усмехнулась.
- Ну, что это за сказки! - сказала она. - Вот я тебе прочитаю сказочки, так уж сказочки: про царя Салтана и про Балду. Завтра принесу книгу. Картинки там какие! Вот увидишь тогда. А то Илья-пророк с лошадью на небо поехал! Да разве это интересной
КРАСНЫЙ АМАРИЛЛИС
Антон аккуратно выполнял классное поручение. Его подшефное окно было всегда в порядке, цветы зеленели. Антон поливал их, как научила учительница: не часто, потому что зима, и как следует, чтобы весь ком земли был смочен, а не только верхний слой. Он наливал воды в горшок и следил, как она постепенно проходила сквозь землю и выступала на поддоннике.
Потом он снимал с бегонии пожелтевшие листочки. Протирал сырой тряпочкой жёсткий тёмно-зелёный фикус. И старательно опрыскивал водой пушистую шапку аспарагуса - этот цветок любил влагу.
- Вот какой хороший садовник наш Антон! - сказала сегодня учительница. - Поглядите, какое зелёненькое у него окно! Из всех окон самое хорошее. Это потому, что он хорошо выполняет поручение класса.
- А завтра ещё лучше будет! - сказал Антон.
- Чем же лучше? - спросили ребята.
Но Антон сделал загадочное лицо:
- Увидите!
А когда прибежал домой, то сразу сунулся к цветам. Интересовал его только один горшок - луковица амариллиса. Там, рядом с двумя молодыми нежно-зелёными длинными листьями, поднимался толстый росток с тугой почкой на верхушке.
- Скоро расцветёт! - радостно крикнул он. - Зина! Зина, погляди-ка, уже можно в школу тащить!
Но Зины не было дома. На его зов из кухни пришла бабушка:
- Ты что кричишь? Кого тащить?
- Бабушка, - смеясь от радости, сказал Антон, - видишь, что цветок-то вытворяет? На улице снег, а ему хочется цвести!
- Хороший цветок! - сказала бабушка.
- Я его завтра в школу отнесу! У меня классное поручение за цветами смотреть. А я сегодня сказал, что окно моё ещё лучше будет - вот и правда будет! Как расцветёт весь красный - вот будет красиво! А нет?
- А с какой стати ты его в школу понесёшь, скажи, пожалуйста? - вдруг возразила бабушка. - Не дам я тебе его в школу! Нешто можно? И цветок хороший, и горшок денег стоит.
- Что ты, бабушка! - огорчился Антон. - Мне надо обязательно его в школу отнести. Я же обещал!
- Подумаешь, важность - обещал!
Антон глядел на неё удивлёнными глазами. А разве можно не делать, раз обещал?
- И мне тогда мама разрешила… Она мне этот цветок дала.
- Эх, мама твоя! - Бабушка, открыв комод, энергичными движениями разбирала и укладывала бельё. - Мама твоя, только дай ей волю, всё раздала бы! Копеечку беречь не умела… А жалко, что ли, незаработанного? Муж добудет!
Антон не совсем понимал, что она говорит. Он понимал только одно: бабушка плохо говорит о его маме. Антон насупился, замолчал и принялся ковырять пальцем землю в горшке своего амариллиса. Сердце его возмущалось. Ему было неприятно, что она трогает мамино бельё и кладёт его по-своему… Он смутно чувствовал, что должен защитить свою маму от бабушки, но как защитить?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29