https://wodolei.ru/catalog/dushevie_ugly/90x90cm/
– Твоему прыжку позавидует любая обезьяна. А моей магии – любой, кхи-хи, император Великой Агадеи.
Шар уверенно поднимался, хотя его ноша утяжелилась почти вдвое. Конан медленно лез по канату к корзине. Очень мешал меч, его никак не удавалось спрятать в нежны.
– Конан?! – Бен-Саиф отшатнулся от стенки корзины, но изумление и страх тотчас уступили злорадству. Киммерийский бродяга, его проклятье, болтается в поднебесье на жалком канате. Теперь ему точно конец. Достаточно разок-другой полоснуть кинжалом, и…
Он снова вспотел от страха. Его кинжал остался внизу вместе со всем оружием!
Ломая ногти, он теребил бесформенный узел под брюхом шара. Тщетно – слишком толст канат, слишком туго затянули узел бесчисленные рывки.
Перо! Стальное перо! Он вонзит его в глаз киммерийцу, едва тот поднимет голову над краем корзины! И Конан от страха и невыносимой боли разожмет пальцы и камнем улетит вниз!
Бен-Саиф вытащил перо из-за пазухи, стиснул в кулаке и опустился на корточки.
– Это еще что такое?? – возмутился на земле Анунна. – Грязные приемчики? Как не стыдно, Бен-Саиф?! Ты же сотник горной гвардии! Солдат императора Великой Агадеи! Кхи-кхи-хи…
Из-под шара на плечи Бен-Саифа упал конец ремня, что перекрывал отверстие в оболочке. Упал и обвил шею.
– Сам виноват, – сказал Ну-Ги, когда бездыханное тело сотника повалилось на дно корзины. – С такими, как Конан, надо драться честно. Правда, Иярчик?
Он поднес к лицу насмерть перепуганного попугая. Ласково подул на плешивую макушку.
– Лети, пичужка. Лети следом за шаром. А то бедненький глупенький император ждет нас с тобой, не дождется.
Он подбросил попугая, тот захлопал крыльями, и отшельник невесомо, как пушинка одуванчика, взмыл над горящим дворцом.
Глава 3
Словно моровое поветрие пронеслось по многолюдным кварталам величественной агадейской столицы. Личным указом Абакомо распорядился выселить в окрестные села светское население; даже весь его двор, за исключением жрецов, спешно перебрался в загородную резиденцию императора.
Шетра готовилась встретить божество.
Никакой иной город или село Междугорья, уже не говоря о монастырях с полигонами, специально предназначенными для всевозможных катастроф (а разве не чревато катастрофой приглашение в мир живых божества такого пошиба?), не годились для приема верховного бога агадейского пантеона. Столица облачилась в торжественно-праздничный наряд: море цветов, государственные флаги на каждом фасаде, зеленые и желто-коричневые процессии жрецов, парадные мундиры на тысячах солдат горной гвардии. Все священнослужители и воины Междугорья собирались на городской площади и строились в безупречные шеренги вдоль монументальных мраморных стен подиума из шлифованных мраморных блоков, на котором возвышался циклопический позолоченный трон с расширяющейся кверху спинкой и закругленными подлокотниками.
Король, надевший сообразно случаю мундир тысяцкого горной гвардии, ждал как на иголках, когда последние священники и гвардейцы займут свои места в строю. Его вельможи и адъютанты несколько ночей не смыкали глаз, готовя столицу к великому событию, к переломному моменту в истории Агадеи (да что там Агадеи – всего мира!), и теперь едва держались на ногах от усталости.
Преподобные Кеф и Магрух смахивали на оживших мертвецов, им досталась самая сложная работа: поиск безотказного средства для вызова божества. Они переворошили библиотеки всех храмов, закопались в окаменелые пласты фольклора, не побрезговали даже языческой эзотерикой, но отыскали, в конце концов, способ, который вчера, на испытании в Храме Откровения Инанны, за северной околицей Шетры дал ощутимый и зримый результат. В белокаменной молельне Храма, напоенной чадом ароматических лучинок и трав, золотая клетка над Кефом и Магрухом раскололась, и в пролом вступила бледная дева в желто-коричневом одеянии, и назвалась богиней Инанной, и возложила ледяные длани на макушки изнуренных пастырей, и рекла страшноватое пророчество: «Тот, кого вы разбудить мечтаете, встанет и придет, но горе вам, если он встанет не с той ноги». И улыбнулась обворожительно, и исчезла, а клетка, что обуздывала их души, рассеялась в пыль, в неуловимые золотые лучи, сгинула без следа. Больше она не появлялась ни над великомудрым императором Агадейским, ни над его просвещенными подданными. Богиня любви и распри сняла чары злого духа Анунны, и в сем Абакомо видел доброе предзнаменование.
– Все готово, о повелитель, – склонился перед императором дородный царедворец в зеленой расе ануннака, верховного жреца храма Эрешкигали.
Абакомо позавидовал ему. Ибн-Мухур – хлопотун, каких поискать, радеет не за страх, а за совесть, но с его щек никогда не сходит здоровый румянец. Перед уходом из дворца Абакомо глянул на себя в серебряное зеркало: под глазами коричневые полукружья, щеки ввалились, обострились скулы. Конечно, разве могли не сказаться на облике ночные бдения, бесчисленные попытки пробить золотую клетку? Чего только не вытворял Анунна, загробный интриган, как только не глумился над юным монархом! Каких только монстров не подбрасывал из небытия! Но все-таки Абакомо переиграл коварного чародея, и теперь их должен рассудить сам Нергал. Император нисколько не сомневался, что суд закончится в его пользу.
– А раз готово, – произнес Абакомо, внутренне содрогаясь от волнения, – чего же мы ждем?
Ибн-Мухур повернулся к Кефу и Магруху и картинно воздел руки – подал верховным жрецам знак начинать. Те направились к своей пастве: худощавый седой инаннит – к шеренгам священников в желто-коричневых мантиях, низенький плешивый эрешит – к строгим зеленым рядам. Абакомо взобрался по лестнице на подий и встал спиной к трону, а лицом – к суровым горногвардейцам.
– Верные сыны Агадеи! – воззвал он к собравшимся на площади. – Храбрые защитники отечества и смиренные радетели веры! Возлюбленные подданные мои!
Шеренги отозвались гулким благоговейным вздохом. В благодатной долине меж трех горных кряжей молодой властелин снискал всеобщее обожание. Как и его отец, и дед, и другие венценосные предки.
– Все вы знаете, зачем мы здесь собрались. Наш маленький гордый народ – в кольце врагов. За нашими горными хребтами, – император повел руками кругом, – полыхают войны. Владыки соседних государств, все как один, желают нам смерти.
Снова дружный вздох, на сей раз с оттенком возмущения.
– Скажите, дети мои, – Абакомо прижал ладони к груди, – разве мы этого заслуживаем?
– Не-ет! – шумно выдохнули шеренги.
– Разве мы желаем или желали кому-нибудь зла?
– Не-е-ет!
– Да! Вот именно! Мы желаем всем только блага! Десятки лет мы трудимся не покладая рук, мечтая лишь о том, чтобы принести мир, любовь и достаток в раздираемые хаосом страны. Не покидая этой крошечной долины, – он снова показал кругом, – мы прошли огромный путь и сегодня как никогда близки к успеху. Во славу нашего грозного и справедливого божества, великого Нергала, мы готовы пересечь кряжи и пройти через все королевства победным маршем, и возвести на престол мира царя и царицу, которые устроят всех! Имена им – Порядок и Мудрость!
Священники и солдаты зачарованно внимали. Император выпрямил руки, указывая на землю.
– Но там, – он почтительно понизил голос, – в обители милосердных богов, не всем, оказывается, по нраву наши благочестивые устремления.
Он сделал паузу. Окинул шеренги испытующим взглядом. Решимость, застывшая на лицах. Преданность, окаменевшая во взорах. О таких подданных другие властелины могут только мечтать.
Он невесело улыбнулся и с горечью пояснил:
– Анунна, коего мы почитаем, как святого. Увы, годы загробных испытаний помрачили разум достойного Ну-Ги. Он нарушил обет невозвращения, недеяния… Он восстал из праха и строит козни. Он снова прибег к колдовству, от коего зарекался прилюдно и гласно. Он хочет нам помешать! Он стал нашим врагом!
Изумленное молчание. Потрясенный вздох. Возмущенный гул.
– Он говорит, – продолжал Абакомо громче, – что богов только раздражает наше глупое подвижничество. Что всемогущий Нергал сладко спит, и горе ничтожным смертным, кои дерзнут его разбудить. Смеясь мне в лицо, Анунна уверял, что с тех пор, как вечный сон сморил владыку Кура, в мире людей только прибавилось порядка и мудрости. Но скажите, возлюбленные мои: можем ли мы верить тому, кто с такой легкостью нарушает обеты?
– Не-ет, – проревела площадь.
– Несколько лет назад, наследуя отцовскую корону, я дал обет: пока на земле бушуют войны, пока в людских душах царят злоба и алчность, я буду идти дорогой, завещанной великими предками! И не познает моя душа покоя раньше, чем его познают все сопредельные царства! Раньше, чем все человечество возьмется за ум! Раньше, чем люди увидят в вас избавителей от хаоса, от косности, от вековой бессмыслицы!
– Люди, – назидательно произнес старческий голос за спиной Абакомо, – гораздо охотнее повесят тебя на твоей же кишке.
Молодой монарх развернулся на каблуках. Лицо его исказилось гневом, кулаки сжались до белизны в суставах. Ну-Ги сидел верхом на каменном подлокотнике трона, обхватив его костлявыми ногами, а в цепких пальцах держал полуощипанного зеленого попугая.
Гнев на лице императора сменился злорадством.
– Видите?! – вскричал Абакомо, поворачиваясь к подданным. – Я не обманул вас! Вот оно, выжившее из ума привидение! Вот кто сует нам палки в колеса! Да вы только поглядите на это драное пугало! – Император снова обернулся к Ну-Ги. – Что тебе тут надо, грязнуля? Кто тебя сюда звал? По какому праву ты расселся на троне верховного божества Агадеи?
– Я пришел, – беззлобно ответил призрак, – в последний раз предупредить тебя, детка. С огнем играешь.
– Сейчас, возлюбленные чада мои, – сказал Абакомо шеренгам, – мы призовем самого Нергала. И он придет, и накажет эту обнаглевшую сущность. – Монарх ткнул большим пальцем за плечо. – А потом мы поведаем всемогущему богу, что совершили во славу его и что хотим совершить, и будем молить его о благословении и поддержке. Ибо в долгом и трудном пути нам понадобится его помощь.
– Кхи-кхи-хи! Поможет он тебе, как же!
Абакомо снова резко повернулся к призраку. Вскинул кулак.
– Слушай, исчез бы ты, а? Неужели еще не понял, что никому здесь не нужен? И никто тебя не боится.
– А и не надо, чтоб боялись, – философски произнес Анунна и выдернул у попугая щепоть зеленых перьев. – Надо, чтобы слушались.
– Уходи. Я тебя по-человечески прошу.
Отшельник выдернул еще щепотку перьев и развеял их над каменным сиденьем трона.
– Ваше императорское величество, ну, что вы привязались к пожилому покойнику? «Уходи! Исчезни!» Разве воспитанные мальчики так себя ведут? А покойник, между прочим, прилетел сюда аж из Собутана, где некий бродяга благополучно разделался и с вашим ловким сотником Бен-Саифом, и с его людьми. Я устал и проголодался. Занимайтесь своими глупостями, водите хороводы вокруг этого дурацкого трона, распевайте псалмы. А я отдохну и позавтракаю.
Попугай в его руках задергался и зашелся человечьим криком. И умолк. Анунна безжалостно свернул ему клювастую голову, молниеносно ощипал тушку и поднес ко рту.
Абакомо отвернулся. За его спиной раздалось противное чавканье.
– Не обращайте на него внимания, – велел монарх подданным. – Пора начинать. Итак, напоминаю: гвардия повторяет молитву за Ибн-Мухуром, священнослужители – за преподобными Кефом и Магрухом…
– Кстати! – Чавканье оборвалось. – Извини, забыл тебе сказать. Кхи-кхи-хи… Сущая мелочь – немудрено, что из головы выскочила. Сюда летит твоя смерть. Я и до десяти сосчитать не успею, как она будет здесь.
Абакомо не ответил отшельнику. Он знал, что бессилен против чар распоясавшегося привидения. Ничего. Если исполнится пророчество Инанны, если сюда явится Нергал… драному пугалу о многом придется пожалеть.
Царственным жестом он дал Ибн-Мухуру знак начинать.
– О Нергал, владыка подземного царства! – прокричал дородный священник, и солдаты глухим хором повторили:
– О Нергал, владыка подземного царства!
– Раз! – промолвил Анунна и снова зачавкал.
– Мы, народ Агадеи, твой народ, смиренно взываем к тебе! – нараспев изрек Магрух перед строем инаннитов.
– Два.
– Мы, народ Агадеи, твой народ, смиренно взываем к тебе! – откликнулись жрецы и монахи в желто-коричневых рясах.
– Три. Ням-ням.
– Прерви свой божественный сон и вознесись из чертога вечных сумерек в наш светлый мир! – торжественно пробасил Кеф, и эрешиты в зеленых одеждах повторили слово в слово.
– Три с полови-иной! – дурашливо протянул Анунна. – Шучу. Четыре.
– Запакво саламая дудуриха, бархыр макачача юйю-у! – тщательно выговорил Ибн-Мухур первую строку древнего заклинания.
Горногвардейцы повторили, как строку присяги.
– Шесть.
«А где же пять?» – едва не сорвалось с языка у Абакомо но монарх спохватился и сразу почувствовал, что краснеет. Волнение, будь оно неладно. Мозги от него набекрень.
– Саагрим вагрим олла якко, мага лхасаух Нергал!
– Саагрим вагрим олла якко, мага лхасаух Нергал!
– Семь.
«Ублюдок! – мысленно обругал Абакомо отшельника. И подумал растерянно, ощущая дрожь под коленями: – А ведь я боюсь! Вдруг не получится?»
– Пахалида кисса врегиста мур! – Низкорослый эрешит воздел руки над блестящей лысиной. Зеленые шеренги гулко повторили.
– Восемь. Ну, и девять заодно.
Осталась последняя фраза. Решающая. Если Нергал не явится на зов, сегодня же по всей Агадее поползут слухи о неудаче молодого императора. Сегодня – слухи, завтра – сомнения, послезавтра – крамола. За спиной глумливо хихикало безумное привидение. Только сейчас Абакомо осознал, что рискует очень многим. Возможно, даже головой.
– Сайда вундалига хоа, Нергал, хоа вундалига!
– Десять. Ну, что я говорил?
– Летит! – вскричали священники и солдаты, не успевшие повторить за Ибн-Мухуром фразу заклинания. – Нергал нас услышал! Вон он! Летит!
В небесной синеве появилось черное пятнышко. Оно летело с юга и увеличивалось на глазах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Шар уверенно поднимался, хотя его ноша утяжелилась почти вдвое. Конан медленно лез по канату к корзине. Очень мешал меч, его никак не удавалось спрятать в нежны.
– Конан?! – Бен-Саиф отшатнулся от стенки корзины, но изумление и страх тотчас уступили злорадству. Киммерийский бродяга, его проклятье, болтается в поднебесье на жалком канате. Теперь ему точно конец. Достаточно разок-другой полоснуть кинжалом, и…
Он снова вспотел от страха. Его кинжал остался внизу вместе со всем оружием!
Ломая ногти, он теребил бесформенный узел под брюхом шара. Тщетно – слишком толст канат, слишком туго затянули узел бесчисленные рывки.
Перо! Стальное перо! Он вонзит его в глаз киммерийцу, едва тот поднимет голову над краем корзины! И Конан от страха и невыносимой боли разожмет пальцы и камнем улетит вниз!
Бен-Саиф вытащил перо из-за пазухи, стиснул в кулаке и опустился на корточки.
– Это еще что такое?? – возмутился на земле Анунна. – Грязные приемчики? Как не стыдно, Бен-Саиф?! Ты же сотник горной гвардии! Солдат императора Великой Агадеи! Кхи-кхи-хи…
Из-под шара на плечи Бен-Саифа упал конец ремня, что перекрывал отверстие в оболочке. Упал и обвил шею.
– Сам виноват, – сказал Ну-Ги, когда бездыханное тело сотника повалилось на дно корзины. – С такими, как Конан, надо драться честно. Правда, Иярчик?
Он поднес к лицу насмерть перепуганного попугая. Ласково подул на плешивую макушку.
– Лети, пичужка. Лети следом за шаром. А то бедненький глупенький император ждет нас с тобой, не дождется.
Он подбросил попугая, тот захлопал крыльями, и отшельник невесомо, как пушинка одуванчика, взмыл над горящим дворцом.
Глава 3
Словно моровое поветрие пронеслось по многолюдным кварталам величественной агадейской столицы. Личным указом Абакомо распорядился выселить в окрестные села светское население; даже весь его двор, за исключением жрецов, спешно перебрался в загородную резиденцию императора.
Шетра готовилась встретить божество.
Никакой иной город или село Междугорья, уже не говоря о монастырях с полигонами, специально предназначенными для всевозможных катастроф (а разве не чревато катастрофой приглашение в мир живых божества такого пошиба?), не годились для приема верховного бога агадейского пантеона. Столица облачилась в торжественно-праздничный наряд: море цветов, государственные флаги на каждом фасаде, зеленые и желто-коричневые процессии жрецов, парадные мундиры на тысячах солдат горной гвардии. Все священнослужители и воины Междугорья собирались на городской площади и строились в безупречные шеренги вдоль монументальных мраморных стен подиума из шлифованных мраморных блоков, на котором возвышался циклопический позолоченный трон с расширяющейся кверху спинкой и закругленными подлокотниками.
Король, надевший сообразно случаю мундир тысяцкого горной гвардии, ждал как на иголках, когда последние священники и гвардейцы займут свои места в строю. Его вельможи и адъютанты несколько ночей не смыкали глаз, готовя столицу к великому событию, к переломному моменту в истории Агадеи (да что там Агадеи – всего мира!), и теперь едва держались на ногах от усталости.
Преподобные Кеф и Магрух смахивали на оживших мертвецов, им досталась самая сложная работа: поиск безотказного средства для вызова божества. Они переворошили библиотеки всех храмов, закопались в окаменелые пласты фольклора, не побрезговали даже языческой эзотерикой, но отыскали, в конце концов, способ, который вчера, на испытании в Храме Откровения Инанны, за северной околицей Шетры дал ощутимый и зримый результат. В белокаменной молельне Храма, напоенной чадом ароматических лучинок и трав, золотая клетка над Кефом и Магрухом раскололась, и в пролом вступила бледная дева в желто-коричневом одеянии, и назвалась богиней Инанной, и возложила ледяные длани на макушки изнуренных пастырей, и рекла страшноватое пророчество: «Тот, кого вы разбудить мечтаете, встанет и придет, но горе вам, если он встанет не с той ноги». И улыбнулась обворожительно, и исчезла, а клетка, что обуздывала их души, рассеялась в пыль, в неуловимые золотые лучи, сгинула без следа. Больше она не появлялась ни над великомудрым императором Агадейским, ни над его просвещенными подданными. Богиня любви и распри сняла чары злого духа Анунны, и в сем Абакомо видел доброе предзнаменование.
– Все готово, о повелитель, – склонился перед императором дородный царедворец в зеленой расе ануннака, верховного жреца храма Эрешкигали.
Абакомо позавидовал ему. Ибн-Мухур – хлопотун, каких поискать, радеет не за страх, а за совесть, но с его щек никогда не сходит здоровый румянец. Перед уходом из дворца Абакомо глянул на себя в серебряное зеркало: под глазами коричневые полукружья, щеки ввалились, обострились скулы. Конечно, разве могли не сказаться на облике ночные бдения, бесчисленные попытки пробить золотую клетку? Чего только не вытворял Анунна, загробный интриган, как только не глумился над юным монархом! Каких только монстров не подбрасывал из небытия! Но все-таки Абакомо переиграл коварного чародея, и теперь их должен рассудить сам Нергал. Император нисколько не сомневался, что суд закончится в его пользу.
– А раз готово, – произнес Абакомо, внутренне содрогаясь от волнения, – чего же мы ждем?
Ибн-Мухур повернулся к Кефу и Магруху и картинно воздел руки – подал верховным жрецам знак начинать. Те направились к своей пастве: худощавый седой инаннит – к шеренгам священников в желто-коричневых мантиях, низенький плешивый эрешит – к строгим зеленым рядам. Абакомо взобрался по лестнице на подий и встал спиной к трону, а лицом – к суровым горногвардейцам.
– Верные сыны Агадеи! – воззвал он к собравшимся на площади. – Храбрые защитники отечества и смиренные радетели веры! Возлюбленные подданные мои!
Шеренги отозвались гулким благоговейным вздохом. В благодатной долине меж трех горных кряжей молодой властелин снискал всеобщее обожание. Как и его отец, и дед, и другие венценосные предки.
– Все вы знаете, зачем мы здесь собрались. Наш маленький гордый народ – в кольце врагов. За нашими горными хребтами, – император повел руками кругом, – полыхают войны. Владыки соседних государств, все как один, желают нам смерти.
Снова дружный вздох, на сей раз с оттенком возмущения.
– Скажите, дети мои, – Абакомо прижал ладони к груди, – разве мы этого заслуживаем?
– Не-ет! – шумно выдохнули шеренги.
– Разве мы желаем или желали кому-нибудь зла?
– Не-е-ет!
– Да! Вот именно! Мы желаем всем только блага! Десятки лет мы трудимся не покладая рук, мечтая лишь о том, чтобы принести мир, любовь и достаток в раздираемые хаосом страны. Не покидая этой крошечной долины, – он снова показал кругом, – мы прошли огромный путь и сегодня как никогда близки к успеху. Во славу нашего грозного и справедливого божества, великого Нергала, мы готовы пересечь кряжи и пройти через все королевства победным маршем, и возвести на престол мира царя и царицу, которые устроят всех! Имена им – Порядок и Мудрость!
Священники и солдаты зачарованно внимали. Император выпрямил руки, указывая на землю.
– Но там, – он почтительно понизил голос, – в обители милосердных богов, не всем, оказывается, по нраву наши благочестивые устремления.
Он сделал паузу. Окинул шеренги испытующим взглядом. Решимость, застывшая на лицах. Преданность, окаменевшая во взорах. О таких подданных другие властелины могут только мечтать.
Он невесело улыбнулся и с горечью пояснил:
– Анунна, коего мы почитаем, как святого. Увы, годы загробных испытаний помрачили разум достойного Ну-Ги. Он нарушил обет невозвращения, недеяния… Он восстал из праха и строит козни. Он снова прибег к колдовству, от коего зарекался прилюдно и гласно. Он хочет нам помешать! Он стал нашим врагом!
Изумленное молчание. Потрясенный вздох. Возмущенный гул.
– Он говорит, – продолжал Абакомо громче, – что богов только раздражает наше глупое подвижничество. Что всемогущий Нергал сладко спит, и горе ничтожным смертным, кои дерзнут его разбудить. Смеясь мне в лицо, Анунна уверял, что с тех пор, как вечный сон сморил владыку Кура, в мире людей только прибавилось порядка и мудрости. Но скажите, возлюбленные мои: можем ли мы верить тому, кто с такой легкостью нарушает обеты?
– Не-ет, – проревела площадь.
– Несколько лет назад, наследуя отцовскую корону, я дал обет: пока на земле бушуют войны, пока в людских душах царят злоба и алчность, я буду идти дорогой, завещанной великими предками! И не познает моя душа покоя раньше, чем его познают все сопредельные царства! Раньше, чем все человечество возьмется за ум! Раньше, чем люди увидят в вас избавителей от хаоса, от косности, от вековой бессмыслицы!
– Люди, – назидательно произнес старческий голос за спиной Абакомо, – гораздо охотнее повесят тебя на твоей же кишке.
Молодой монарх развернулся на каблуках. Лицо его исказилось гневом, кулаки сжались до белизны в суставах. Ну-Ги сидел верхом на каменном подлокотнике трона, обхватив его костлявыми ногами, а в цепких пальцах держал полуощипанного зеленого попугая.
Гнев на лице императора сменился злорадством.
– Видите?! – вскричал Абакомо, поворачиваясь к подданным. – Я не обманул вас! Вот оно, выжившее из ума привидение! Вот кто сует нам палки в колеса! Да вы только поглядите на это драное пугало! – Император снова обернулся к Ну-Ги. – Что тебе тут надо, грязнуля? Кто тебя сюда звал? По какому праву ты расселся на троне верховного божества Агадеи?
– Я пришел, – беззлобно ответил призрак, – в последний раз предупредить тебя, детка. С огнем играешь.
– Сейчас, возлюбленные чада мои, – сказал Абакомо шеренгам, – мы призовем самого Нергала. И он придет, и накажет эту обнаглевшую сущность. – Монарх ткнул большим пальцем за плечо. – А потом мы поведаем всемогущему богу, что совершили во славу его и что хотим совершить, и будем молить его о благословении и поддержке. Ибо в долгом и трудном пути нам понадобится его помощь.
– Кхи-кхи-хи! Поможет он тебе, как же!
Абакомо снова резко повернулся к призраку. Вскинул кулак.
– Слушай, исчез бы ты, а? Неужели еще не понял, что никому здесь не нужен? И никто тебя не боится.
– А и не надо, чтоб боялись, – философски произнес Анунна и выдернул у попугая щепоть зеленых перьев. – Надо, чтобы слушались.
– Уходи. Я тебя по-человечески прошу.
Отшельник выдернул еще щепотку перьев и развеял их над каменным сиденьем трона.
– Ваше императорское величество, ну, что вы привязались к пожилому покойнику? «Уходи! Исчезни!» Разве воспитанные мальчики так себя ведут? А покойник, между прочим, прилетел сюда аж из Собутана, где некий бродяга благополучно разделался и с вашим ловким сотником Бен-Саифом, и с его людьми. Я устал и проголодался. Занимайтесь своими глупостями, водите хороводы вокруг этого дурацкого трона, распевайте псалмы. А я отдохну и позавтракаю.
Попугай в его руках задергался и зашелся человечьим криком. И умолк. Анунна безжалостно свернул ему клювастую голову, молниеносно ощипал тушку и поднес ко рту.
Абакомо отвернулся. За его спиной раздалось противное чавканье.
– Не обращайте на него внимания, – велел монарх подданным. – Пора начинать. Итак, напоминаю: гвардия повторяет молитву за Ибн-Мухуром, священнослужители – за преподобными Кефом и Магрухом…
– Кстати! – Чавканье оборвалось. – Извини, забыл тебе сказать. Кхи-кхи-хи… Сущая мелочь – немудрено, что из головы выскочила. Сюда летит твоя смерть. Я и до десяти сосчитать не успею, как она будет здесь.
Абакомо не ответил отшельнику. Он знал, что бессилен против чар распоясавшегося привидения. Ничего. Если исполнится пророчество Инанны, если сюда явится Нергал… драному пугалу о многом придется пожалеть.
Царственным жестом он дал Ибн-Мухуру знак начинать.
– О Нергал, владыка подземного царства! – прокричал дородный священник, и солдаты глухим хором повторили:
– О Нергал, владыка подземного царства!
– Раз! – промолвил Анунна и снова зачавкал.
– Мы, народ Агадеи, твой народ, смиренно взываем к тебе! – нараспев изрек Магрух перед строем инаннитов.
– Два.
– Мы, народ Агадеи, твой народ, смиренно взываем к тебе! – откликнулись жрецы и монахи в желто-коричневых рясах.
– Три. Ням-ням.
– Прерви свой божественный сон и вознесись из чертога вечных сумерек в наш светлый мир! – торжественно пробасил Кеф, и эрешиты в зеленых одеждах повторили слово в слово.
– Три с полови-иной! – дурашливо протянул Анунна. – Шучу. Четыре.
– Запакво саламая дудуриха, бархыр макачача юйю-у! – тщательно выговорил Ибн-Мухур первую строку древнего заклинания.
Горногвардейцы повторили, как строку присяги.
– Шесть.
«А где же пять?» – едва не сорвалось с языка у Абакомо но монарх спохватился и сразу почувствовал, что краснеет. Волнение, будь оно неладно. Мозги от него набекрень.
– Саагрим вагрим олла якко, мага лхасаух Нергал!
– Саагрим вагрим олла якко, мага лхасаух Нергал!
– Семь.
«Ублюдок! – мысленно обругал Абакомо отшельника. И подумал растерянно, ощущая дрожь под коленями: – А ведь я боюсь! Вдруг не получится?»
– Пахалида кисса врегиста мур! – Низкорослый эрешит воздел руки над блестящей лысиной. Зеленые шеренги гулко повторили.
– Восемь. Ну, и девять заодно.
Осталась последняя фраза. Решающая. Если Нергал не явится на зов, сегодня же по всей Агадее поползут слухи о неудаче молодого императора. Сегодня – слухи, завтра – сомнения, послезавтра – крамола. За спиной глумливо хихикало безумное привидение. Только сейчас Абакомо осознал, что рискует очень многим. Возможно, даже головой.
– Сайда вундалига хоа, Нергал, хоа вундалига!
– Десять. Ну, что я говорил?
– Летит! – вскричали священники и солдаты, не успевшие повторить за Ибн-Мухуром фразу заклинания. – Нергал нас услышал! Вон он! Летит!
В небесной синеве появилось черное пятнышко. Оно летело с юга и увеличивалось на глазах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45