– осведомился Тарк, когда жара резко пошла на убыль, предвещая скорые сумерки. – Клянусь силищей Крома, мне скоро надоест сюсюкать с проклятыми бунтарями.
– А вот и ответ. – Нулан вскинул руку в сторону замка, над которым взлетело черное пятнышко.
– По нам! – Тарк вмиг узнал в черном пятнышке снаряд катапульты. – Бежим!
Они бросились в сторону от дороги, что не мешало бы сделать и громадному вознице. Отесанный гранитный валун в полтора обхвата угодил точнехонько в козлы, превратив стражника в кровавую лепешку под днищем кареты. Шестерка перепуганных коней пустилась вскачь, понесла в сторону замка пробитый насквозь экипаж; через бросок копья карета, оставшаяся без задних колес, с грохотом завалилась набок.
Тарк, Лун и Нулан вернулись на дорогу. Киммериец злобно пнул испятнанный человеческой кровью говяжий окорок и взглянул на агадейца.
– И как прикажешь понимать?
Лун недоуменно смотрел на замок.
– Ума не приложу. Говорят, нынешняя молодежь не слишком любит, когда старики лезут с советами. Но ведь граф Парро не простой старик. В его мозгу моя копия, достаточно убедительная, чтобы склонить кого угодно к чему угодно. Нет, я не возьмусь объяснить.
– Лучше бы все-таки взялся, – прорычал Тарк. – Иначе я сожгу этот поганый дворянский улей. У моих парней давно кулаки чешутся.
– Не так-то просто взять эти стены, – Лун подбородком указал на замок. – Там наверняка солидное войско. Только людей зря положишь.
Оскалив крепкие белые зубы, Тарк скользнул взором по высоким гранитным стенам и темным прямоугольникам бойниц. На вид – грозная цитадель. Его тысяча заняла уже четыре таких замка, нигде не встретив отпора. Колдовство Луна всегда срабатывало безукоризненно. А защитники четвертой усадьбы и вовсе сбежали, как последние трусы. Не устоит и эта.
Завтра утром, решил Тарк, прибегнем к запасному плану. Лун в непробиваемых серых доспехах подъедет к крепости и, не обращая внимания на стрелы, позаботится о лучниках. У нас появятся две-три дюжины воинов в замке, они откроют стрельбу по своим и поднимут панику. Лишь бы выломать ворота, тогда, считай, замок наш. В нем от силы две-три сотни защитников. В других было не больше.
«Не завидую этим упрямым болванам», – подумал Тарк.
– Нулан, – сказал он своей «правой руке», самому толковому из девяти сотников, – отведи людей немного назад и разбей лагерь. Прямо на виду у этих благородных ублюдков. Возьми наших «старичков», добавь полсотни новобранцев и выставь секреты на всех дорогах и тропках. По три-четыре человека, пусть меняются ночью, как сами договорятся. Может быть, наши друзья и тут попытаются смазать пятки. Твоя задача простая: не упустить их из виду, но и не спугнуть раньше времени, а то забьются обратно в крепость, выковыривай их потом.
– Будет сделано, Тарк. – Нулан повернулся, но киммериец удержал его за плечо.
– И вот еще что. – Тарк опустил под ноги хмурый взгляд. – Негоже оставлять беднягу на дороге. Он кто был, иракзай? Скажи его землякам, пусть подметут останки и предадут огню, как полагается. Кое-кто, – добавил он с ненавистью, глянув на замок, – дорого за это заплатит.
Глава 12
С запада к благословенному Нехрему тянулся дым далеких пожаров. На набережной полноводной реки, что подарила имя городу, грузный старый монарх, опираясь обеими руками на мраморный парапет, понуро глядел вслед заходящему солнцу.
Токтыгая окружал прекрасный город – золото куполов, невосточная прямизна и ширь улиц, затихающий гомон торговых галерей, чарующий сумрак парков. По дряблым щекам старика текли слезы и срывались на розоватый камень.
– О величайший среди великих, мы в безвыходном положении, – потерянно бубнил Виджа, бывший посол Нехрема в Агадее. – Наверное, сам Митра прогневался на нас, неразумных чад своих, и придумал суровое испытание. Нехрем не погибнет, если вы, мой обожаемый повелитель, не соблаговолите внять призыву агадейского монарха. Но Нехрем лишится древней династии, столь дорогой сердцам ваших подданных. Ибо таково условие Абакомо, честолюбивейшего среди честолюбивых, ставящего свои прихоти над судьбой всего мира. Либо вы склоняете голову перед ним, либо на ваш трон восходит какой-нибудь простолюдин без чести и совести с городских окраин или того хуже, алчный до наших богатств чужеземный наместник, второй Сеул Выжига.
– Виджа, – промолвил нехремский царь, сдерживая всхлипы, – как же ты мог?
– Ваше величество?
– Как же ты мог, мерзавец, вернуться ко мне с такими… с такими… – Токтыгай разрыдался, задергал плешивой головой.
Виджа сокрушенно вздохнул и опустил глаза на мозаичные плитки набережной.
– Никто и не спрашивал моего согласия, о благороднейший среди благородных. Меня вызвали во дворец Абакомо, долго протомили на парадном крыльце, наконец ко мне вышел какой-то мелкий чиновник и высокомерно сообщил, что с этого дня Нехрем не более чем провинция Великой Империи Агадеи. Вам поручается довести это до сведения господина Токтыгая, сказал он, и в случае, если господин Токтыгай согласится принести Великому Императору клятву верности, за ним и его потомками будет пожизненно закреплен пост губернатора. Отказ же господина Токтыгая равносилен бунту – заметьте, ваше величество, бунту, а не объявлению войны, – и повлечет за собой рейд карательных войск.
Мне показывали эти войска, о бесстрашнейший среди бесстрашных! Свет не видел подобной мощи, никакие армии, никакие стены не устоят перед ними. Их кони, подобно мифическому чудовищу Мушхушу, дыханием обращают живых людей в пепел. Их воины в серых доспехах неуязвимы для нашего оружия, а оружие агадейцев – это неотразимый бич самого Нергала, их омерзительного божества.
Ваше величество! Я и мои родичи всю жизнь служили верой и правдой вам, достойнейшему среди достойных, и гордому нехремскому народу. Какую б волю вы ни изъявили, мы будем с вами до конца. Единственное, о чем я вас молю, – о мудрости! Великолепная Бусара, первая по величине и красоте жемчужина вашей короны, лежит в руинах, всех ее несчастных жителей пожрала плотоядная Иштар. Запад государства разорен кровожадными ордами варваров, на севере бушует крамола, на востоке скалит клыки молодой агадейский волк, а на юге, в нищей, ограбленной Пандре, алчный Сеул не внемлет вашим призывам к союзу, к совместному отпору агадейским и апийским полчищам.
Пандра тоже обречена, и Сеул понимает это яснее ясного, как и то, что при любом исходе он не усидит на краденом троне. Абакомо сделает красивый жест, поставит над Пандрой своего губернатора, милостивого и справедливого, – доведенные до отчаяния пандрийцы примут его на «ура», и Абакомо наберет из них надежнейшие войска для новых завоеваний. Но Сеула это нисколько не огорчает, ибо в благодатной Вендии он давно уже построил собственный маленький рай, куда и сбежит при малейшем намеке на опасность.
Мы совершенно одиноки, о храбрейший среди храбрых! У нас нет денег, нет боеспособной армии, – только враги со всех сторон! Подумайте вот над чем, ваше величество: когда-нибудь, где-нибудь агадейская коса найдет на камень. Но до того она непременно успеет рассечь глотку апийскому монстру. Как только падет новоявленная «Великая Империя», благословенный Нехрем воспрянет, и народу хватит мудрости, чтобы не осуждать вас за вынужденную уступку року и с благодарностью водрузить царский венец на вашу голову или на голову вашего наследника. Мы поднимем из пепла Бусару и вернем Даис, мы присоединим Пандру и выйдем на Великий Путь Шелка и Нефрита. И для этого вам необходимо совершить подвиг: пойти на поводу у обстоятельств.
Токтыгай растирал слезы по обвислым щекам, и Виджа никак не мог понять, ободрили монарха его слова или окончательно ввергли в уныние. Бывший посол Нехрема в Агадее и сам чуть не плакал, и к печали примешивалась изрядная толика страха – а вдруг милостивейший среди милостивых придет в ярость, что случается временами, и отправит своего недостойного раба в Зиндан Танцующих, не такой огромный, как в погибшей Бусаре, однако ничуть не менее смертоносный?
Но царь Нехрема, при всей своей подавленности, не был расположен рубить с плеча.
– Может быть, ты и прав, Виджа, – с тоской произнес он, – но не думай, что я сейчас же отправлю гонцов к Абакомо. Я соглашусь на губернаторский пост, – в его голос закрался оттенок брезгливости, – не раньше, чем увижу под стенами Нехрема пресловутую горную гвардию.
Виджа кивнул. Он и сам еще на что-то надеялся. На чудо?
– Ваше величество! – сгибаясь в поклоне, к ним семенил по набережной дворецкий – в других обстоятельствах он показался бы смешным. – Ваше величество, хорошие новости!
Стыдясь слез, царь медленно повернул голову к дворецкому. В душе у Виджи надежда сильнее забилась под спудом отчаяния.
– Из-под Бусары вернулся конный патруль, ваше величество, – доложил взволнованный слуга. – Они привезли раненого начальника пешей городской стражи и мальчика-простолюдина. Каи-Хан передает их устами, что не хочет продолжать войну с Нехремом и уведет орду в Ап, если ему не будут препятствовать. Апийцы еще грабят Бусару, но несколько обозов под усиленной охраной выехали на запад – похоже, Каи-Хан намерен выполнить обещание. Наши войска заметно приободрились, командиры поговаривают о преследовании…
– Передай в войска, – твердым голосом произнес Токтыгай, – чтобы и думать забыли о погоне. Пусть убирается апийский стервятник. Павших бусарцев не воскресишь, а возмездие не любит спешки.
– Если Каи не солгал, – повернулся нехремский царь к Видже, – это значит, что пресветлый Митра дарит нам неповторимую возможность разобраться с Когиром. По моим сведениям, самозваная королева не в чести у доблестного когирского рыцарства, и карательные походы вооруженной черни не прибавляют ей популярности. – Токтыгай окинул Виджу беззлобно-насмешливым взглядом, и у того будто камень упал с души. – Я отправлю на Даис две тысячи конников – мои резервы, которые стерегли выходы из восточных ущелий. Раз уж агадейская мощь так сокрушительна, едва ли стоит бросать войска на верную смерть. Пусть агадейцы спокойно наступают на Самрак, – чует мое сердце, они еще не скоро решатся на открытое вторжение, – а наши конники вместе с когирскими повстанцами к этому времени успеют образумить малышку Зивиллу. Говорят, капля камень точит.
Я соглашусь на губернаторский пост, но по всему Нехрему, по всему Когиру с моего ведома и одобрения неуловимые и бесстрашные отряды партизан будут вылавливать и вешать отборных агадейских солдат. И очень скоро Абакомо убедится, что воевать с противником, пусть плохо вооруженным и необученным, но многочисленным и не уступающим тебе хитростью, гораздо труднее, чем рушить городские стены перед толпами степных бандитов. Ему придется воевать не с армией, а с целым народом. И поверь, Виджа, мало кто ему позавидует.
– Да, ваше величество. – Бывший посол позволил себе робкую улыбку. – Для любой тупиковой ситуации первое правило гласит: «выигрывай время». Кто знает, может быть, всемилостивейший Митра простит нас, видя, что мы не миримся с поражением и не сидим сложа руки.
Токтыгай кивнул и повернулся к реке, не очень вежливо давая понять, что аудиенция окончена. Виджа простился и направился к дверям царского дворца, к коридору, что вел сквозь левое крыло здания к площади.
* * *
Чернокожий воин непрестанно вертел головой – каждый шорох в ночном лесу вынуждал его вздрагивать и хвататься за рукоять увесистой сабли. Невдалеке, всего в пяти бросках копья, засыпало хмельное войско; рядом с Ямбой похрапывали два новобранца и один воин из его десятка. Из его бывшего десятка – трое уцелевших парней уже не считали Евнуха своим командиром. Тарк поставил над ними нового десятника, а перед этим чуть не выпустил им кишки.
Ямбу всякий раз пробирал озноб, когда он вспоминал перекошенное яростью лицо киммерийца. Нелегко, ох, нелегко было убедить его, что вшестером лжекупцы никак не сумели бы отстоять драгоценный обоз. Прощальный посул Флада Кровостока, что Конан сам пригонит телеги в Даис, вызвал у Тарка приступ бешенства, он едва не бросился на Луна с кулаками, когда тот попытался его успокоить. В конце концов, Тарк утихомирился и послал двадцать конников к пограничной гостинице, через сутки они вернулись и привезли Сахима с разрубленным черепом и Флада, вынутого из петли; трупы ужасно смердили, в черной разваливающейся плоти кишели черви. При виде своих незадачливых «копий» Лун побелел, как полотно, а Тарк лишь выругался и плюнул. Ямба отделался разжалованием в простые солдаты, даже без мордобоя обошлось, однако теперь не только бывшие друзья, но и новобранцы посматривают на него косо.
Он стоял в ночном дозоре с полуночи. Глаза слипались – денек не из легких выдался, да и вчера он здорово намаялся с проклятым тараном при штурме безлюдной крепости. Спасибо жутким лесным шорохам – не давали уснуть. Лес, пронизанный двумя дорогами и десятками троп, обступал мятежный замок Парро с трех сторон, на открытом месте встало лагерем войско Тарка, а ветераны лафатского сражения и бегства от Каи-Хана перекрыли лесные пути. Возможно, по этим зарослям бродит вооруженный отряд из вчерашнего замка; за каждым кустом Ямбе мерещился когирец с арбалетом или дротиком. Ничего, подумал он, скоро разбужу сменщика и завалюсь дрыхнуть, пускай он подергается от страха. Ямба вскинул голову – спохватился, что задремал. И обмер – в пяти шагах перед ним чернел силуэт человека.
– Кто? – выкрикнул кушит, хватаясь за саблю.
– А потише нельзя, ты, сонная муха? – Тарк был изрядно сердит, он уже обошел больше половины постов и везде заставал клюющих носами, а то и спящих, часовых. – Вот отрежут мятежники самое дорогое, так и захочешь, не поорешь. – Киммериец бесшумно двинулся к кушиту. – Что, Евнух, не сладко?
Ямба опустил голову и скрипнул зубами. Тарк усмехнулся в темноте.
– Завтра возьмем замок. Отличишься – снова ходить тебе в десятниках.
Кушит поднял голову. Застыл, обратился в слух.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45