– Вы устроили неплохую стоянку, – заметил Нарстил, – чистота, порядок.
– Захламленное жилище есть признак захламленного ума, – пожал плечами Кааладор. – Хорошо, что ты заглянул к нам, Нарстил. Мы слыхали, что тут неподалеку стоит войско. Оно причиняет тебе какие-нибудь хлопоты?
– У нас с ними соглашение, – ответил Нарстил. – Мы не крадем у них, а они оставляют нас в покое. Собственно, армия, что стоит в Натайосе, – вовсе и не армия, а шайка мятежников. Они хотят свернуть правительство.
– А кто не хочет-то? Нарстил рассмеялся.
– Собственно говоря, эта мятежная свора в Натайосе очень даже благотворна для моих дел. Полиция знает о них и предпочитает сюда не соваться, а одна из причин, по которой они нас терпят, та, что мы грабим проезжих и тем отваживаем людей, шныряющих в окрестностях Натайоса. Кроме того, мы ведем с ними весьма оживленную торговлю. Они скупают почти все, что мы крадем.
– И далеко отсюда этот самый Натайос?
– Милях в десяти. Это древние развалины. Скарпа – так зовут человека, который там всем заправляет, – устроился там со своими мятежниками несколько лет назад. Он укрепил город, и с каждым днем туда прибывает все больше его сторонников. Лично на него мне плевать, но дело есть дело.
– Что он за человек, этот Скарпа?
– Чокнутый. Временами он свихивается настолько, что воет на луну. Он свято убежден, что в один прекрасный день станет императором, и, думается мне, очень скоро он выведет свое отребье из джунглей – в победоносный поход. Здесь-то он покуда в полной безопасности, но на открытой местности атаны живо превратят его в собачий корм.
– А что, нам должно быть до этого дело? – осведомился Бевьер.
– Да мне лично – ни малейшего, – заверил Нарстил «одноглазого» забияку. – Вот только мое дело от этого пострадает.
– Стало быть, кто угодно может свободно войти в Натайос? – как бы между прочим поинтересовался Келтэн.
– Если ведешь мула, нагруженного едой и выпивкой, тебя примут с распростертыми объятиями. Я каждую неделю посылаю туда повозку с бочонками пива. Вы же знаете, как солдаты любят пиво.
– Это уж точно, – согласился Келтэн. – Я сам знавал в свое время нескольких солдат, и для них весь мир останавливался, когда открывали новый бочонок.


***

– Сие происходит от нашего умения управлять светом, что мы излучаем, – пояснял Кедон. – Зрение же весьма сильно зависит от света. Уловка сия, само собой, не вполне совершенна. Мы не в силах избегнуть слабого мерцания и принуждены зорко следить за тем, чтобы наши тени не выдали нашего присутствия, однако при должной предосторожности мы можем оставаться незамеченными.
– Какие любопытные различия, – заметила Афраэль. – Тролли-Боги играют со временем, вы – со светом, я – со вниманием людей, от которых хочу укрыться, и все это служит одной цели – достичь невидимости.
– Ведом ли тебе, Божественная, кто-нибудь, кто может быть воистину невидим? – спросила Ксанетия.
– Мне – нет, а тебе, кузен? Эдемус покачал головой.
– Впрочем, мы способны становиться вполне невидимы, – продолжала Афраэль. – У настоящей невидимости были бы свои недостатки. Идея хороша, анари Кедон, но я не хочу, чтобы Ксанетия подвергала себя опасности. Я слишком люблю ее.
Ксанетия слегка покраснела и бросила на Эдемуса почти виноватый взгляд. Сефрения рассмеялась.
– Должна я предостеречь тебя, Эдемус, – проговорила она, – дабы не спускал ты глаз со своих приверженцев. Моя богиня – известная воровка. – Она сдвинула брови размышляя. – Если Ксанетия может незамеченной пробраться в Супаль, это было бы весьма полезно. Ее способность проникать в чужие мысли позволила бы ей быстро узнать, там ли находится Элана. Если там, мы могли бы действовать. Если Эланы там нет, стало быть, Супаль – лишь новая увертка наших врагов.
Кедон взглянул на Эдемуса.
– Думается мне, Возлюбленный, что принуждены мы будем вмешаться в дела остального мира далее, нежели предполагали прежде. Тревога Анакхи за участь жены воистину поглощает все его мысли, и его обещание, данное нам, находится в опасности, покуда не вернется к нему супруга живой и невредимой.
Эдемус вздохнул.
– Боюсь, что истинны твои слова, дражайший мой анари. Хотя и тревожит сие мою душу, однако сдается мне, что должны мы на время забыть о наших несогласиях и объединиться в поисках супруги Анакхи, помогая ему всем, чем мы в силах помочь.
– Ты и впрямь уверен, Эдемус, что хочешь ввязаться в это дело? – осведомилась Афраэль. – Твердо уверен?
– Я ведь уже сказал об этом, Афраэль.
– И тебя ничуть не интересует, отчего это меня так беспокоит судьба двоих эленийцев? У них ведь есть собственный Бог. Почему, как ты думаешь, я в них так заинтересована?
– Отчего это ты так любишь говорить обиняками, Афраэль?
– Потому что мне нравится преподносить сюрпризы, – сладким голосом пояснила она. – Кузен, я от всей души хочу поблагодарить тебя за то, что ты так озабочен судьбой моих отца и матери. Ты тронул меня до слез.
Эдемус потрясенно воззрился на нее.
– Как ты могла?! – выдохнул он.
– Кто-то же должен был это сделать, – пожала плечами Афраэль. – Кому-то нужно было присматривать за Беллиомом. Анакха – дитя Беллиома, но, покуда его сердце в моей руке, я могу более или менее управлять его поступками.
– Но они же эленийцы!
– Брось, Эдемус, что за ребячество! Эленийцы, стирики, дэльфы – какая разница? Всех их можно любить, если сердце твое открыто любви.
– Но они едят свинину!
– Знаю. – Афраэль содрогнулась. – Поверь мне, знаю. Над этим я тоже работаю.


***

Сенга был добродушный бандит, в чьих жилах перемешалось так много кровей, что трудно было понять, к какой нации он относится. Он много ухмылялся, был громогласен и шумлив и заразительно хохотал. Келтэну он понравился с первого взгляда, да и Сенга, похоже, нашел родственную душу в эленийском разбойнике по имени Коль. Он хохотал, шагая по захламленному лагерю, где прямо на голой земле неуклюжими грудами были свалены мебель и другие предметы домашнего обихода.
– Эгей, Коль! – крикнул он, подходя к дереву, под которым поставили свой шатер Келтэн, Бевьер и Кааладор. – Ты бы поехал со мной, что ли! Повозка, груженная пивом, открывает все двери в Натайосе.
– Не люблю я армии, Сенга, – ответил Келтэн. – Офицеры вечно пытаются тебя завербовать – обычно с мечом к горлу – а генералы, на мой вкус, чересчур привержены нравственности. От слов «по законам военного времени» у меня отчего-то стынет кровь в жилах.
– Скарпа вырос в таверне, друг мой, – ухмыляясь, заверил его Сенга, – и мамаша его была шлюхой, так что он привык к темным сторонам человеческой натуры.
– Как твоя торговля? – спросил Келтэн. Сенга осклабился, закатил глаза и позвенел туго набитым кошельком.
– Здесь достаточно, чтобы я начал подумывать о честной жизни и собственной пивоварне. Плохо только то, что наши приятели из Натайоса пробудут здесь недолго. Если я устрою здесь пивоварню, а мои покупатели отправятся на войну и атаны настрогают из них жаркое, мне придется выпить все самому, а уж это чересчур для самой сильной жажды.
– А с чего ты взял, что мятежники готовятся выступить?
– Да так, ничего особенного, – отозвался Сенга, растянувшиеь на земле и передав Келтэну свой бурдюк с вином. – Последние пару недель Скарпа где-то пропадал. Он и двое-трое эленийцев в прошлом месяце уехали из Натайоса, и никто не мог мне сказать куда и зачем.
Келтэн старательно сохранял на лице равнодушное выражение.
– Я слыхал, он чокнутый, а чокнутым ни к чему искать причину, куда и зачем их носит.
– Скарпа, конечно, чокнутый, но своих мятежников он способен довести до неистовства. Когда он берется произнести речь, лучше сразу найти местечко, где бы присесть, – потому что слушать его придется самое малое шесть часов. Как бы то ни было, он уехал, а его войско принялось готовиться к зиме. Все изменилось, когда он вернулся.
Келтэн тотчас насторожился.
– Вернулся?
– Вот именно, друг мой. Эй, дай-ка и мне глотнуть! – Сенга схватил бурдюк и, запрокинув его, направил тугую струю вина прямо себе в глотку. – Он и его дружки-эленийцы прискакали в Натайос дня четыре тому назад. И с ними, говорят, были две женщины. Келтэн тяжело сел на землю и принялся сосредоточенно поправлять пояс с мечом, чтобы скрыть свое волнение.
– Я думал, Скарпа ненавидит женщин, – проговорил он нарочито небрежным тоном.
– Это верно, друг мой, но, судя по тому, что я слышал, эти женщины не какие-нибудь шлюшки, которых он подобрал по пути развлечения ради. Во-первых, у них были связаны руки, и парень, с которым я толковал, говорил, что, хотя вид у них был жалкий, они вовсе не походили на продажных девок. Он, правда, не сумел хорошо их разглядеть, потому Скарпа сразу загнал их в дом, который явно приготовили для особого случая – шикарная мебель, кругом ковры и все такое прочее.
– В этих женщинах было еще что-то особенное? – спросил Келтэн, едва удержавшись от того, чтобы затаить дыхание.
Сенга пожал плечами и снова глотнул вина.
– Просто с ними обращались совсем не так, как с теми девками, которые обычно таскаются за войском. – Сенга поскреб в затылке. – Что там еще говорил мне этот парень… Что же он такое говорил? – На сей раз Келтэн и впрямь затаил дыхание. – Ах да, вспомнил! Он сказал, что эти две женщины, которых Скарпа так заботливо приволок погостить в Натайос, – эленийки. Ну не удивительно ли?


ГЛАВА 9

Бepeca, город на юго-восточном побережье Арджуны, оказался неприглядным местечком. Подобно огромной жабе, раскорячился он на берегу между южными водами Тамульского моря и болотистой зеленью джунглей. Главным занятием в этих местах было производство древесного угля, и едкий дым колыхался во влажном воздухе над Бересой, словно воплотившееся проклятие.
Капитан Сорджи бросил якорь на некотором расстоянии от причалов и сошел на берег, чтобы побеседовать с начальником порта.
Спархок, Стрейджен и Телэн, в холщовых матросских робах, опираясь на поручни левого борта, смотрели через затхлую вонючую воду на место их назначения.
– Фрон, – сказал Стрейджен, обращаясь к Спархоку, – мне пришла в голову совершенно замечательная идея.
– Вот как? – отозвался Спархок.
– Почему бы нам просто не прыгнуть в воду и не поплыть к берегу?
– Неплохо придумано, Вимер! – рассмеялся Телэн. Они все уже более или менее привыкли к своим выдуманным именам.
Спархок осторожно огляделся, желая убедиться, что никого из матросов нет поблизости.
– Обычный матрос никогда не покинет судно, не получив прежде свое жалованье. Не стоит делать ничего такого, что бросалось бы в глаза. Все, что нам осталось вытерпеть, – это разгрузка.
– Под угрозой боцманской плети, – мрачно добавил Стрейджен. – Этот человек решительно задался целью испытать мое терпение. Один вид его вызывает у меня желание прикончить его на месте.
– Потерпим его в последний раз, – сказал Спархок. – В городе наверняка полно вражеских глаз. Крегер в письме велел мне прибыть сюда, а потому позаботился, чтобы было кому убедиться, что я за его спиной не подбрасываю сюда подкрепления.
– В этом-то и есть слабина нашего плана, Фрон, – заметил Стрейджен. – Сорджи-то знает, что мы не простые матросы. Ты думаешь, он не проболтается?
Спархок покачал головой.
– Сорджи умеет держать рот на замке. Ему заплатили за то, чтобы незаметно доставить нас в Бересу, а Сорджи всегда делает то, за что ему заплатили.
Капитан вернулся поздно вечером, и судно, подняв якорь, пристало к одному из длинных причалов, врезавшихся в воду гавани. Наутро началась разгрузка. Боцман пощелкивал плетью лишь изредка, и работа спорилась.
Потом, когда грузовые трюмы опустели, матросы выстроились на квартердеке, где за столиком, на котором лежали расчетная книга и столбики монет, восседал сам Сорджи. Капитан вручал каждому матросу его жалованье, присовокупляя к нему небольшую назидательную речь. Содержание речи слегка менялось от случая к случаю, но в основном оставалось неизменным: «Не лезь в неприятности и вовремя возвращайся на борт. Я не стану тебя ждать, когда настанет пора отплывать». Речь не изменялась, а когда Сорджи вручил жалованье Спархоку и его друзьям – на лице капитана не отразилось ни малейшего намека на то, что эти трое чем-то отличаются от других членов его экипажа.
Спархок и его друзья сошли по трапу с дорожными мешками за плечом, трепеща от предвкушения.
– Теперь я понимаю, почему матросы так буянят в каждом порту, – заметил Спархок. – Рейс был, в общем, недолгий, а я все-таки испытываю сильное искушение пуститься во все тяжкие.
– Куда теперь? – спросил Телэн, когда они дошли до улицы.
– В Бересе есть трактир, который зовется «Отдых Моряка», – ответил Стрейджен. – Говорят, что это чистенькое тихое местечке, в стороне от портового буйства. Там мы сможем устроить себе штаб-квартиру.
Солнце садилось, когда они шли по шумным и смрадным улицам Бересы. Дома здесь были построены по большей части из отесанных бревен, поскольку камень редко встречался в сырой болотистой дельте реки Арджун, и казалось, что бревна эти начали гнить еще до того, как их использовали для постройки. Везде обильно росли мох и лишайники, и в воздухе стояла стылая сырость, мешавшаяся с едкой вонью из окружавших город мастерских, где жгли древесный уголь. Арджунцы, кишевшие на улицах, были гораздо смуглее своих тамульских сородичей; взгляд у них был бегающий, и даже в походке зевак, разгуливавших по грязным улицам этого уродливого городка, было что-то уклончиво-хитрое.
Шагая очередной неприглядной улицей, Спархок неслышно пробормотал заклинание и выпустил его, стараясь действовать осторожно, чтобы не спугнуть соглядатаев, которых, он был уверен, здесь немало.
– Ну как? – спросил Телэн. Мальчик достаточно долго пробыл в обществе Спархока, чтобы распознавать жесты, которыми рослый пандионец обычно сопровождал заклинания.
– Они здесь, – ответил Спархок. – Я нащупал по крайней мере троих.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70