Его желание исполнится, потому что узор вечности складывается так, что самые заветные, самые выстраданные желания всегда сбываются, хотя и неожиданным образом.
Эти три жизни, пошедшие по одной линии судьбы, завязались в узелок. Тот узелок, который сейчас держит большой кусок узора на ткани мира. И спасибо ему за это...
Пропавший без вести в иных мирах бог-мудрец Олорун придумал, как спасти мир от нашествия Зла. Но никто не услышал или не понял его. И теперь его место пустует, пока не найдется следующий, кто согласится своей жизнью покрыть недостачу. Но это очень сложно, это тяжело и иногда невыносимо больно, поэтому желающих пока нет. И в этом месте нет ничего, здесь все остановилось до поры, как ни крути, – что с изнанки, что с лица.
А вам никто не говорил, что судьба – тоже женщина? И, как всякая добропорядочная женщина, обожает рукоделие?
Крохотными дырочками будут сейчас выглядеть и прочие исчезнувшие, умершие или умирающие боги – Йабарданай, Курдалагон, Аэ Кэбоалан, Эко Экхенд, Кодеш, Ан Дархан Тойон, Джесегей Тойон и великое множество других. В этом месте изнанка вечности стягивается и становится уродливой и неестественной; так что в скором времени необходимость в этих бессмертных станет слишком сильной, чтобы оставаться бесплодной...
Громадная дыра с обвисшими, истрепанными краями. Как во всякой дыре, неизвестно, что за узор там, в ее пределах. Это повелитель Мелькарт. Давнее Зло. Давний Враг.
Сколько же жизней потребуется Вечности, чтобы закрыть эту уродливую черную дыру и заполнить ее сложным и таким радостно-изысканным рисунком? Что и кому придется заплатить за это?
Отсюда, с изнанки, виднее, как быстро расползается ткань, как с невероятной скоростью уничтожаются отдельные нити, разрушая логичность уже созданного, сотканного из тончайших шелковинок бытия...
Пытаясь спастись от окончательного разрушения и исчезновения, Вечность сама себя воссоздала, для того чтобы постичь истину и суть происходящего и найти выход из создавшегося положения. Маленький, смешной, разноцветный, постоянно меняющийся толстяк, в котором все воплотилось, так слаб и беззащитен, что кажется, у него не хватит времени помочь самому себе. Да он и сам это знает. Барнаба – обратная сторона вечности, и именно поэтому может он разглядеть все связи, все сплетения, узлы, прорехи, несовершенства и способ их устранить или оставить, в зависимости от обстоятельств.
Но он не знает, кем, по-настоящему, является Каэтана.
И никто этого не знает.
Особенно – она сама.
Просто именно к ней в самый трудный момент обратилась Вечность с просьбой о помощи и защите. И сейчас между гибелью мира и поглощающим этот мир Злом осталась – вопреки всему – только маленькая, хрупкая девочка-богиня – не исполненная могущества, не вездесущая, не самая прекрасная, но единственно необходимая Арнемвенду, его времени и пространству, чтобы выжить. И именно ей придется платить положенную цену, потому что к ней тянутся все ниточки, на ней завязаны все самые крепкие узелки и от нее зависит узор...
Загляните на обратную сторону своей вечности.
Может, успеете что-нибудь исправить?

Каждый день, невзирая на усталость, на неотложные дела, неудачную погоду или бесконечную варку варенья, Каэтана находила время, чтобы поупражняться с Такахаем и Тайяскароном. Благо теперь ее чаще посещал самый лучший фехтовальщик этого мира – Траэтаона, и тогда она получала море удовольствия. Пожалуй, это был один из немногих противников, перед которым она заведомо была бессильна. Но защищалась всегда упорно, до самого конца, до хрипа и пены у рта, и нападать пыталась – жаль только, без всяких результатов.
И все-таки она была довольна. И Вечный Воин тоже. Потому что если исключить из списка противников его, ну, может, Курдалагона и великого мастера боевых искусств – Йабарданая, то равных соперников на Варде не предвиделось. Не стоило бы об этом упоминать в присутствии Новых богов, но после длительных и упорных тренировок Каэ почти полностью восстановила былое умение, и теперь они ей и в подметки не годились.
– Так его! Так! И вот так! Да нет, нет, не та-ааак! – азартно кричал Барнаба, размахивая в воздухе тазиком из-под вишневого варенья.
Так он обычно комментировал поединок между Каэ и Траэтаоной, болея явно не за последнего. Почему-то это Траэтаоне тоже было по душе. Возможно, потому, что он сам болел бы не за себя?
На этот раз Траэтаоны не было – он уже второй день подряд, следуя совету трех монахов, носился в окрестностях Аллефельда. К Гайамарту он давно успел напроситься в гости, но до времени ему не надоедал, а высматривал путников на всех дорогах, ведущих в лес, желая, по возможности, облегчить им последнюю часть пути. Но они не появлялись, и Траэтаона все чаще и чаще отлучался на север Мерроэ, пока наконец не переселился в Аллефельд окончательно и бесповоротно. Состояние леса потрясло даже его, видавшего виды. И он не представлял себе, как в этом месте смогут выжить смертные.
Каэ работала мечами в сумасшедшем темпе, выполняя самые трудные приемы в прыжке сальто, и пот ручьями струился по ее лицу и телу (что, кстати, помогало сохранять фигуру), когда с обратной стороны храма раздался странный, приглушенный вопль. Она приземлилась на кончики пальцев, как кошка, присела, выпрямилась – и все это единым движением, используя мечи для противовеса. Затем с обнаженными клинками в руках заторопилась на шум.
У центрального входа в храм толпилось множество людей: воины, служители, несколько паломников, как раз бывших внутри, у алтаря, Нингишзида, отдающий противоречивые распоряжения, и...
Гигантский змей свернулся тугими кольцами на дальней поляне – за ажурными мостиками, и то хорошо, потому что иначе он раздавил бы и сами мостики, и храм бы изрядно повредил, если вообще не разрушил. Громадная рептилия по своим размерам была вполне сопоставима со зданием храма Истины. Она изредка разевала невероятных размеров пасть, и тогда ее изогнутые клыки длиной в доброе копье выставлялись на всеобщее обозрение.
Впечатление это производило серьезное, ибо сангасои успели выставить вперед секиры и копья, закрыться щитами, паломников заталкивали в храм («Интересно, – подумала Каэ, – если змей двинется вперед, то что останется от паломников?»), а Нингишзида пытался выступить в качестве изгоняющего демона из обители Истины. Похоже, никто не обратил внимания на то, что на спине змея, за самым гребнем, примостился удивительной красоты молодой мужчина со светлыми волосами и яркими, как бирюза, голубыми глазами. Белые доспехи его сияли на солнце, а алый плащ мягкими тяжелыми складками падал с плеч.
Каэ заметила его сразу же, потому что одинокий Аврага Дзагасан в ее стране и в ее парке был бы явлением более чем просто странным.
– Здравствуй, Джоу! – крикнула она, взмахнув Такахаем.
Видимо, ему змей да и его всадник не слишком нравились, ибо он угрожающе взблеснул в воздухе голубой чертой, и Змеебог невольно отшатнулся – именно от меча, а не от его хозяйки. Гигантский змей тоже подался назад и зашипел. Каэ явственно услышала, как он обратился к ней и ее верным защитникам:
– Нечес-с-сстно, это даже грус-с-ссстно, что нас-с-ссс так вс-с-с-сстречают...
– Извини, – произнесла она вслух.
– Хорос-ссшо...
А Джоу Лахатал приветливо улыбнулся и спрыгнул в высокую зеленую траву. Каэ перешла через звонкий глубокий ручеек по изогнутому мостику с резными перилами в виде сплетения цветов и направилась к нему:
– Что слышно? Чем обязана таким гостям?
– Мы к тебе прямо из Урукура... – неопределенно ответил Лахатал.
Богиня Истины махнула рукой, приказывая воинам принять пристойный вид и не угрожать посетителям. Нингишзида разлетелся к своей повелительнице и получил приказ заняться ошеломленными паломниками.
Джоу Лахатал галантно взял Каэ под руку и отправился с ней на прогулку по парку, а Аврага Дзагасан воспользовался случаем, чтобы мирно вздремнуть на солнышке, расслабиться и отдохнуть. Но при этом прозрачные веки его создавали впечатление, что змей постоянно бдит.
Змеебог некоторое время шел молча, затем решился:
– Я, как ты и просила, сразу отправился в Урукур, к вайделотам. Но опоздал. Единственное, чем я могу утешить и тебя, и императора, – это определенность. По крайней мере, мы точно знаем, кто и где находится... – Он опять замялся.
– Они мертвы? – просто спросила Каэ.
– Да.
– Как они умерли?
– Высохли. Из них выпили жизненные соки, а тела остались, похожие на древние мумии, – так и сидят за столом, за которым говорили в момент смерти, наверное. А вот стражники просто испепелены.
– Ты ездил туда вместе с Дзагасаном?
– Решил не рисковать. Тем более что он всем телом чувствует опасность.
– И что думает он?
– Говорит, что такого не было даже на заре времен, при первой битве с Мелькартом. Ты знаешь, я себя так глупо чувствую, – признался Джоу Лахатал внезапно.
– А это еще почему?
– Понимаешь, вдруг стало ясно, что все проблемы, которые занимали меня раньше, – мышиная возня по сравнению с тем, что в действительности происходит в мире. И сам себе начинаешь казаться мышиным королем – мелким, суетливым и глупым с точки зрения высших существ.
– Я была не в лучшем положении, когда... – Она осеклась.
– Когда тебя гнали по всему Барду, как оленя.
– Ну почти. Хотя я не так бы выразилась, суть дела от этого не меняется.
– Прости.
– Уже простила. Давно установлено. Теперь расскажи, что с вайделотами и ийя.
– Не знаю. Обыскал все, что мог, в храме. Я рассуждал так: если их уничтожили, значит, они стали опасны. А чем они могли быть опасны – только выяснили что-то и могли это что-то рассказать императору, а значит, тебе. Верно?
– Скорее всего так оно и было.
– Никаких следов...
Джоу Лахатал развел руками:
– Перевернул алтарь, обшарил все карманы и высмотрел все тайники – пусто. Не знаю, что и подумать.
– Да. Сложно, – откликнулась она. – Но подумать все-таки стоит, потому что это наше с тобой будущее и всеобщее... Пойдем угостимся чем-нибудь этаким, особенным.
– Пойдем. Скажи, а правда, что ты варенье варишь?
– Правда. Только откуда ты об этом узнал?
Змеебог рассмеялся:
– Вард не слишком велик, а новости по нему разносятся быстро-быстро. Дашь попробовать? Или твой верховный слопал все, дегустируя?
То, что тайная слабость Нингишзиды к домашнему варенью стала известна всему Арнемвенду в столь короткий срок, весьма развеселила Интагейя Сангасойю. И она залилась беззвучным смехом, попутно оседая на землю, – идти уже не могла, сотрясаясь всем телом в приступах хохота.
– Скажи, – неожиданно серьезно спросил ее Джоу Лахатал, – мне кажется или около тебя почти все время находится Некто?
– Ну, Такахай и Тайяскарон...
– Это уже знакомое ощущение. А здесь нечто новое – странная сила присутствует рядом. А определить не могу.
– Мне казалось, что это я себе сама придумываю, но если и ты говоришь, значит, есть что-то. Я рада.
– Почему?
– Мне так нравилась эта выдумка, мне было с ней так тепло, спокойно и уютно. А выходит, что это по-настоящему.
Они двинулись в резиденцию многострадального Тхагаледжи, который еще не принимал у себя Змеебога и Аврагу Дзагасана, но которому все было нипочем после Барнабы. Так что Великому Змею уже пригнали нескольких белоснежных быков, которые громко и отчаянно ревели, предчувствуя свою судьбу, а специально для Джоу Лахатала был приготовлен торжественный парадный трон, с которого спешно стерли пыль, накопившуюся за то время, что Интагейя Сангасойя не пользовалась этим сооружением из золота, платины, кости и драгоценных камней. Оно было прекрасным, но она не представляла себе, как можно сидеть на острых алмазах и сапфирах.
Такахай и Тайяскарон знали немного больше, нежели бессмертные, но и они были в замешательстве. Их стало трое – но третьего они тоже никогда не видели. Скорее, чувствовали, что он вот-вот появится. Он и появлялся, только как-то странно. Но зато когда был абсолютно необходим...

Сразу за заброшенным городком начиналась четкая, ровная, черная полоса леса. Рогмо привстал на стременах и всмотрелся – ничего особенного, только слишком уж точно отделен лес от бывших человеческих поселений, как под линеечку. Но ведь это не самое главное.
Конь его явно думал несколько иначе: фыркал, выражая крайнее отвращение всем своим видом, топтался нерешительно, рыл копытом и встряхивал головой так энергично, что наконец и у полуэльфа потемнело в глазах.
– Не старайся, – обратился он к коньку. – Все равно мы туда отправимся. И будь уверен, что по доброй воле и я бы сюда не сунулся. Так что не изображай самого пострадавшего.
– Самый пострадавший здесь – я, – немедленно встрял Номмо. – У меня с башмака оторвался шарик. Вот тут.
И он продемонстрировал отсутствие золотого шарика на правом башмаке. Обувь его вообще потеряла былой блеск. За время странствия зеленая некогда кожа запылилась и стала серой, и только золотые украшения по-прежнему ярко сверкали на солнце.
Рогмо подозревал, что шарик утащили в предыдущем местечке, когда они верхом проезжали через людную площадь, но расстраивать Хозяина Огня не стал, в сущности, какая разница?
– Давайте остановимся и поедим, – предложил Магнус. – Потом у нас, может, появится такая возможность, а может, и нет.
– Приятная перспектива, – буркнул Рогмо.
– И вправду приятная, – неожиданно сказал альв. – А вот если у кого-то появится приятная перспектива поужинать нами, то тогда действительно дела плохи.
– Перестань, – махнул рукой полуэльф, – не очень-то радостно слушать такое на самом краю Аллефельда. Или ты думаешь, что мне в детстве не рассказывали страшных сказок про сарвохов или колесо Балсага?
– Говорят, что колесо Балсага уничтожено, – небрежно сообщил Магнус.
– Кем и когда? – заинтересовался Рогмо.
– Богиней Истины, князь. Когда она в человеческом облике и с несколькими спутниками пересекала Аллефельд.
– Это же прекрасно! – возликовал князь Энгурры. – Тогда и мы пройдем!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66