Потом один из военспецов накрыл лимонкой Макова. Правда, в это же время
меткий Остапенко подстрелил кого-то на нашей cтороне.
Тут я и бросился в атаку с криком "За Родину!" Я действительно хотел в этот
момент спасти родные просторы от всяких уродов. В том числе от тех, чья
гнусность целиком сидит внутри и снаружи не заметна.
Несмотря на то, что я воспринимал пульс Коновера, бывший Джордан возник
передо мной внезапно. Я выстрелил, но в самый последний момент он вильнул,
и граната улетела в ночь. Я врезал прикладом по его пистолет-пулемету, и
там что-то хрупнуло, а затем выпустил почти в упор очередь. На меня
брызнула гемолимфа, но тут уже ударом могучей сухой руки Коновер вышиб мой
автомат. С разворота я двинул противнику одной ногой по кадыку, а второй в
поддых. С таким же успехом можно было лупить железный шкаф. Третий тычок
оказался совсем неуспешным, монстр сблокировал мою ногу и я раскатился по
земле.
Когда я пытался подняться, то свалился в оглушительном сотрясении - это
противник приголубил меня предплечьем по спине. А затем его носок достал
мое ребро. Ослепительная вспышка боли. Вот тут каюк бы пришел, кабы я не
заметил своего светящегося "напарника". Преодолев водопад, я успел отнять у
него только перчатку. Монстр как раз вздернул меня за плечи, чтобы боднуть
головой - видно, собирался разможить мне грудную клетку или расквасить
череп. И тут моя ладонь, облаченная в потустороннюю перчатку, влетела к
нему в пасть, ухватила за язык и моментально сжалась в кулак. Раздался
хруст. Монстр отпустил меня, когда ударом локтя я своротил набок его
вывихнутую челюсть. Я свалился прямо на свое оружие. Успел перезарядить
гранатомет и выстрелить в упор. На этот раз попал. Ударная волна двинула
меня, словно раскаленный сейф. Отключка и остановка мыслительного процесса.
Очнулся я уже на заре, на носилках в машине санитарного типа, которая
тряслась на иракских ухабах, что непременно отдавалось в моих туго
перевязанных ребрах. Затем увидел широкую спину полковника Задонского.
- Товарищ полковник, какие у нас потери?
- Один убитый, двое, нет трое, включая тебя, раненых... Хочешь, наверное,
спросить про противника? То, что от него осталось, запаковано в пластиковые
мешки и лежит в другой машине. Остапенку мы прикончили по твоей технологии
- смешали с грязью путем взрыва. Вот уж действительно чудище из него
получилось... Что за людей берут на работу в Комитет? Надо хоть проверять,
не было ли у офицера в роду змеев горынычей.
- Раз у вас проверяли, значит вы не из Комитета?
- Мы - армейские врачи,- после небольшой заминки с некоторым трудом
представился полковник.- Обучаем иракцев методам борьбы с инфекционными
заболеваниями в воинских частях.
Действительно, об этом напоминала медицинская обстановка и прочая утварь в
машине, а также белый халат полковника. Кроме того, имелась аппаратура,
напоминающая лазеры. Я сразу вспомнил предположения Лизы и гарвардского
парня. Уж не те ли это врачи, что "потеряли" возбудителя лихорадки "Х". Или
увеличивают патогенность каких-нибудь микробов с помощью вирусов, которых
перекидывают лазерным лучом?.. Да, похоже, я познакомился с людьми из ГРУ.
- Понятно, кто вы такие.
- Тебе понятно, Фролов, а нам еще предстоит разбираться. Уж больно
запутанная история получается. Ты вроде виноват, раз удрал, но эти-то, твои
коллеги, вообще - "тушите свет". Да и американцы, скорее всего, не
цэрэушники. Мы за их переговорами следили. Так разведчики не работают...
- Стойте, а где Лиза?
- Врачиха эта американско-эмигрантская? Снюхался с ней, что ли? Я ее
только-только отправил на другой машине в Басру, там высадим у
американского консульства. Нам она не нужна.
Я понимал, что лучше не показывать своего близкого знакомства с миссис
Роузнстайн, но все-таки.
- А можно мне с ней попрощаться? Мы, как-никак, в одной комнате у Саида
проживали.
Задонский опять взял небольшую паузу.
- Понятно, что отдыхали в одной кроватке... Ладно, они едва развернулись.
Сейчас вызову по рации.
Примерно через минуту рыкнули тормоза, после чего меня деликатно вынесли на
носилках из кабины. Рядом появилась Лиза. Ясное дело, что врачи, или кто
они там, торчат за дверцей, поэтому лишнего мне не сказать.
- С пробуждением, соня,- поприветствовал я.- Спящую королевну ты сыграла
убедительно. Ты бы не продрала очи, если б даже тебя целовали все батумские
мужчины.
- Я несколько раз просыпалась на твоем плече там, в доме Саида, но только
думала, что у меня страшный сон-кошмарик. А на кукурузном поле и сон и
кошмар разлетелись при такой пальбе и взрывах. Я тебя, кстати, помогала
перевязывать.
Я четко сознавал, что не увижу ее больше. Но если в первый ее отлет я
выкидывал Лизу из головы, то сейчас старательно пытался запомнить до
реснички, до завитка волос.
- Хорошо перевязала, миссис дорогая.
- А еще собирала то, что осталось от Коновера.
- Я все-таки лучше чем он, по крайней мере, целее.
Полковник кашлянул за дверью, намекая, что пора закругляться.
- Ты лучше и не потому, что целее.- сказала она и прикоснулась своими
губами к моим. Между нами проскочила волна, и мы соединились в плоть едину,
скрестились не какими-то там копулятивными органами, а душами. Правда, на
одно лишь мгновение - что, впрочем, должно было пропечататься навсегда.
- Прощай, красотка. Или, вернее, до свиданья. Когда я выйду на пенсию,
будем переписываться. А может, разрядка международной напряженности до
последней грани дойдет, и мы даже в гости друг к другу наведаемся. Думаю,
лет через двадцать ты будешь такая же ягодка.
Она повернулась и пошла куда-то - кажется, ей хотелось заплакать. Это не
означает, что через несколько часов она не будет с кем-то умело
кокетничать. Но сейчас Лиза понимала, что ни пенсия, ни переписка, ни гости
мне не светят. Еще лучше понимал это я. В лучшем случае - трибунал и десять
лет лагерей. Ну, а пока что меня аккуратно препроводили обратно в кабину.
Через бортовое стекло без жадности сияло весеннее месопотамское светило по
имени Шамаш, под лучами которого некогда расцвела первая цивилизация людей.

часть 4. КРЕМЛЬ ВЫЗЫВАЕТ ДЕМОНОВ.

11. (Подмосковье, апрель 1983 г.)
Как и ожидалось, советские военспецы имели некоторые отношение к ГРУ. Такое
некоторое, что именно там я и оказался. (Само собой, не удалось выведать,
пестовали медики Задонского лихорадку "Х" или нет. Однако их слежение за
группой Остапенки случайным не назовешь.) Иракская эпопея в грустном итоге
закинула меня на один из подмосковных военных объектов.
Задонский, похоже было, дал мне положительную характеристику. В мою пользу
свидетельствовали и заспиртованные останки монстров. Они прилетели из
Багдада в Москву тем же "ИЛ-76", что и я. Гэрэушники, которые возились со
мной, имели мнение, что Лизонька или Иосиф Рейфман вряд ли вскормлены
страшной ядовитой титькой ЦРУ. Что и другие члены американской команды не
тянут на вредных шпионов, и даже Логан состоял с Лэнгли лишь в
краткосрочной, не слишком интимной связи. Что сомнительны заверения
Комитета о моем живом участии в пресечении славного пути товарища
Затуллина.
Тем не менее, Пятеркой были торжественно переданы самые убедительные
свидетельства того, что я в светлой памяти семьдесят восьмом году
совершил-таки должностной подлог и осквернил себя как советского офицера.
Каковы бы ни были благородные причины - это непреложный факт. Так и сказал
сотрудник ГРУ. И ничего не попишешь против того, что, скрывшись из
расположения своей группы в южном Ираке, я автоматически превратился в
государственного преступника. Так что испекся фрукт. И курице было ясно,
что, закончив свое расследование, ГРУ запустит меня по этапу в Комитет, не
снабдив в дорогу пирожками и яичками. А в родном учреждении со мной сделают
все, чего захотят. Могут, например, в тот самый пирожок с яичками
превратить.
Вот и получалось, что со дня на день мое бренное тело в легком гэрэушном
маринаде должны были пересадить в другую банку.
Уже появлялся гэбэшный следователь, который совсем не душевно пер на меня,
словно немецкий "тигр". Он требовал точного покаянного рассказа, как
гражданка Розенштейн обклеивала меня зелененькими бумажками с портретами
старичка Вашингтона, за которые я пять лет спустя сделал чик-чирик
Затуллину. Уже вежливый гэрэушник намекал, что большая часть моих показаний
о пребывании в южном Ираке тянет на образцовый шизофренический бред. Что
мне можно устроить медэкспертизу, если я, конечно, пожелаю. Я не очень
прельщался таким одолжением, потому что всю оставшуюся жизнь скоротать в
психушке, конвертируясь в идиота, было не блестящим вариантом.
А потом вдруг неожиданно возник Сайко. Как не очень мимолетное видение, как
гений гэбэшной красоты. Появление щекастого генерал-майора казалось, по
крайней мере, доброй приметой. При нашей с ним беседе даже отсутствовал
гэрэушник - в отличие от допросов, которые учинял следователь КГБ. Это,
конечно, не исключало того, что военные разведчики слушают нас каким-нибудь
более оригинальным образом.
- Дрейфишь, Глеб?- добродушно поинтересовался генерал-полковник, протягивая
"Стюардессу".
- Окажись я в такой ситуевине до последней поездки в Ирак, дрейфил бы
больше. Я там всякого навидался.
- Я в курсе всех приключений. Аквариум давал мне читать твою писанину. На
первый взгляд, бредятина, но только на первый взгляд. Ладно, не
расстраивайся, Глеб, меня тоже пять лет пытались на пенсию спровадить, а в
итоге я получил генерал-майора. Справедливость победила - и я вместе с ней.
- Пенсия и пуля в затылок - это не одно и то же, Виталий Афанасьевич.-
резонно заметил я. Дед-генерал охотно согласился.
- Но ты другое пойми, Глеб. Меня реанимировала Бореевская тема. И ты в ней
немалое место занимаешь. Надо на ней умело сыграть, чтобы сейчас тебя
вытащить из этой жопы.
- Так вы не ве...
- Да, я не верю, что ты переправлял агенток Це-эр-у через кордон и за ихнюю
валюту порешил майора Затуллина. Но все равно же ты наколбасил из-за
Лизаветиных прелестей. Я тоже с мистикой знаком, понимаю, что так старушки
Мойры напряли, хоть и пенсионерки. И сейчас эти шалости или утопят тебя,
или станут просто этапом большого пути. Все зависит от того, покажется ли
начальству твоя персона важнее, чем твои провинности. Мы ж с Бореевым тебе
особую. яркую судьбу выкраивали. Конечно, впотьмах, методом тыка, но похоже
что-то любопытное получается.
- Да начальству и более важных личностей на один зубок хватало,- напомнил
я.
- Сахаров тут ни при чем, он тридцать лет назад всю пользу принес. А ты
нет... Я вот молоденьким еще старлеем после безвременной кончины Лаврентия
Павловича думал, что моей полезной биографии финал настал. Ан нет... Как
думаешь, живем мы сейчас хуже или лучше, чем пять лет назад?
- Наши лучшие представители, конечно, лучше. К тому же увеличилось
количество симфонических оркестров и общественных туалетов на душу
населения.
- Давай без хиханек!- рявкнул генерал.- Я про страну.
- Думаю, стране лучше не стало. Надеюсь, за такое заявление мне еще не
довесят "антисоветскую агитацию".
- Много хуже стало, Глеб. Если уж классики не знали, какой должна быть
социалистическое хозяйство, то "ослики" и подавно. На войне и при классовой
борьбе, с криками "ура!" и "даешь!" мы худо-бедно тянем, хотя и наблюдается
перерасход человеческого материала. Копаем траншеи, строгаем оружие,
отнимаем хлеб, конфискуем ценности. Ну, а в мирное время, после того, как
весь пар энтузиазма выпущен, начинаются разлад и фигня. Хорошо, что у нас
еще имеется нефть, доставшаяся от покойных динозавров, и железные дороги,
наследство царя-батюшки.
- А тяжелая промышленность?
- Это все магия тяжелого и мощного. Сколько в нее вбухано, а много ли толку
от тракторов-циклопов, из-за которых земля стонет, и танков, которые
сделаются грудой дерьма после ударов нейтронных зарядов.
- Платите каждому по труду,- не без скуки предложил я.- Авось это поможет
придушить производственные трудности.
- Поди разберись с этим самым трудом. Классики уверяли - мол в светлом
будущем все от радости так резво начнут вкалывать, что достаточно любую
работу просто в часах измерять: стуло-часах, жопо-часах и так далее. А для
нас это не больше, чем кумачовый лозунг. Один восемь часов на службе в носу
проковыряет, засовывая руку аж по локоть, другой за пять минут в состоянии
решить сверхсложную задачу. Но не решает. Он знает, как делать, но еще
лучше знает, как ничего не делать. Почему? Потому что ему требуется не
премия в сорок рублей, а, допустим, половина дохода от своей идеи.
- Ну так дайте ему половину дохода, Виталий Афанасьевич.
- Нет, милый мой. Нетушки. Где появляются большие деньги в чьих-то
отдельных руках, там социализм кончается. Там социализм ложится и начинает
помирать. Человеческий фактор нельзя слишком раскрепощать. Тем не менее,
работничкам-то надо платить за знание, умение всякое, желание, порой за
рельеф мускулатуры, за смазливую мордашку и прочую херню. И куда ни кинь,
везде самозарождается капитализм. Что прикажете делать России-матушке?
Выращивать капитализм? Да есть сто царств и государств, где его растят с
давних пор, умело и ловко. Они же мигом нас сжуют своей конкуренцией... Да
мы, прежде чем начнем культурно торговать, сами друг друга сожрем, едва нам
начальство перестанет давить на холку... Ну, какие идеи, Глеб?
Эх, не до этого мне сейчас, товарищ генерал. Мой энтузиазм уж точно на три
четверти вышел, а оставшаяся четверть спряталась в задницу, которая ждет
неприятностей. Но все ж таки придется пообщаться на заданную тему.
- Тогда последнее остается, товарищ генерал - исправить граждан так, чтобы
у них от любой дерьмовой работы были полные штаны кайфа. То есть
попробовать все-таки лозунг классиков реализовать. Но без этой мудистики о
том, что "утром попашет - попишет стихи", отбросив вздор о слиянии граней и
профессий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49