А ее сын Джулиус хотя и унаследовал имение отца, был слишком молод, чтобы управлять им.— Здесь, в его логове? — спросила Корделия. — Как могла леди устоять против него?— Она пользовалась любовью и поддержкой матери и брата. И так как она продолжала отвергать притязания графа, а мать поддерживала ее, граф приказал отравить добрую женщину.Женщины ахнули, Джефри что-то мрачно пробормотал, но Грегори спросил:— Нашла ли тогда леди в себе силы?Род посмотрел на младшего сына, понял, о чем тот спрашивает, и вздрогнул.— Нет, — дрожа, ответил Магнус, — потому что граф пригрозил обвинить в измене ее брата Джулиуса, если леди своим согласием возлечь на ложе не спасет юношу.— Негодяй! — воскликнул Джефри, а Род длинно и негромко присвистнул.— Леди готова была уступить из страха за брата, но юноша сумел сбежать, тайно посетил ее и просил держаться до конца. Потом оставил ложный след, чтобы его преследователи решили, что он утопился, а сам скрылся в цыганском таборе.— Какой умный, проницательный парень! — Грегори захлопал в ладоши. — А граф ничего не заподозрил?— Заподозрил. Он искал повсюду, но о маскировке под цыгана не подумал и не сумел беглеца найти. Но леди он сказал, что юноша пойман и будет подвергнут пытке.Глаза Корделии стали огромными.— Но как же она смогла устоять?— Брат уговорил цыган подойти к замку, и она увидела его в окно башни, услышала песню, которую они в два голоса напевали в детстве.Грегори восхищенно вздохнул, а Джефри отметил:— Храбрый юноша.— Леди снова начала упрямиться, — продолжал Магнус, — и лорд догадался, что кто-то в замке выдал ей тайну, что ее брат не пойман. Он начал искать этого предполагаемого предателя, а ее заключил в этой комнате и посещал ежедневно, не оставляя своих гнусных домогательств.— Ох! — Корделия прикрыла рукой рот. — Он ее изнасиловал?— Нет, потому что для него добровольное согласие жертвы стало своего рода идеей фикс. Но он приказал дать ей вино с примесью сильного снадобья, призванного сломить сопротивление. Однако леди была осторожна и узнала снадобье по запаху. Она отказалась пить, не стала пробовать и коньяк, как он ее ни уговаривал.— Достойная леди, — выдохнул Грегори. Глаза его горели. — И благоразумная. Разве граф не понял, что она догадывается о его позорных намерениях?— Конечно, понял, потому что потерял терпение, обвинил в колдовстве, судил и приговорил. И как часть приговора включил попытку изнасилования.— Неужели этот подлец так и не отступился от своего гнусного намерения? — с жаром спросила Корделия.— Отступился, — ответил Магнус. — Но не из благородства. Все окружающие, и духовные, и миряне пришли в ужас от того, что он может вступить в связь с дьяволом. Ибо несчастная леди была объявлена графским приговором суккубом. И когда негодяй понял, что его могут свергнуть, он отступился и удовлетворился тем, что сжег ее на костре.— Так умерла эта достойная и храбрая девушка, — прошептал Джефри.— Да, и жизнь принесла ей только страдания и горе, — слезы блестели на глазах Корделии.— А что сталось с лордом? — выдохнул Грегори.— Граф продолжал жить, как и раньше, в жестокости и распутстве, но теперь все больше склонялся к насилию.— А юноша? — спросил Джефри. — Ее смелый отчаянный брат? Он не пытался отомстить?— Да, когда стал мужчиной и предъявил свои права на рыцарство. Он пришел в замок Фокскорт и при всем обществе бросил графу вызов, а за спиной его стояли два десятка рыцарей короля.— Но их помощь не была нужна, — улыбнулся Джефри. — Граф должен был сразиться с ним.— Он сразился и, как всегда, предательски и коварно. Он смазал свое лезвие ядом и оцарапал сэра Джулиуса, когда тот готов был убить лорда.— Ах, бедный рыцарь! Какое подлое и низкое коварство!— Да, граф вряд ли мог послужить образцом для подражания, — голос Магнуса прозвучал глухо. — Но мерзавец чинно скончался в собственной постели от прозаических желтухи и подагры, так и не оставив после себя законных наследников.— Значит, с ним кончился его поганый род, — удовлетворенно прошептал Грегори.— Да. Конечно, у рода была боковая ветвь и даже не одна...— По-прежнему есть, — уточнил Род.— ...но у далеких родственников оказалось слишком много здравого смысла, чтобы потребовать себе замок. И поэтому он стоял заброшенный и мрачный, пока проходили столетия, а тень графа продолжала безустанно преследовать леди Солу, чей призрак, вечно оплакивающий смерть отца, матери и брата, по-прежнему бродит по этим залам в поисках искупления.— Но ей нечего искупать! — воскликнула Корделия. — Она ни в чем не виновата!— Тише, дочь! — приказала Гвен, взяла Магнуса за руку и сняла ее со стены.Молодой человек застыл. Потом постепенно взгляд его снова стал сосредоточенным. Он замигал и повернулся к Гвен:— Мама, это ты?— Да, — негромко ответила Гвен. — Это все в прошлом, сын мой, прошли сотни лет. Ты снова с нами, как всегда, с отцом, со мной, с твоими братьями и сестрой.Магнус, мигая, повернулся к братьям и сестре.Корделия подошла к матери и уткнулась лицом в плечо:— Это неправильно, мама! Несправедливо!— Мир не всегда справедлив, дочь моя, — ответила Гвен. Лицо ее стало мрачным. — А небесная справедливость приходит только после смерти.— Но какая здесь небесная справедливость, если девушка до сих пор мучается, а лорд избежал наказания и ушел?— Куда ушел? — спросил Джефри, скривив губы.— Хороший вопрос, — отозвался Род. — А что касается этой девушки Солы, я вполне могу понять, почему она осталась здесь. Она считает себя виновной в гибели своей семьи.Корделия повернулась, широко раскрыв глаза.— Значит ли это, что для ее освобождения мы должны объяснить, что виновата не она, а граф?— Да, мы должны попытаться убедить ее в этом. И убедить ее должен тот, кому она поверит, а это трудная задача.Гвен пристально взглянула на него.— Ты что-то задумал, супруг мой?— Всего лишь небольшую демонстрацию, — небрежно ответил Род. Глава двенадцатая Остаток дня Гэллоугласы проспали. Солнце уже садилось, когда они быстро подкрепили силы овсянкой и родниковой водой.— Неужели мы будем сражаться с призраками только с овсом в желудке? — спросил Джефри.— Ну, как тебе сказать, овес поможет тебе продержаться, — заверила его Гвен. Она посмотрела на Магнуса, и взгляд ее стал заботливым. — Ты хорошо выспался, сынок?— Да, хорошо. Но меня посетило на редкость много снов. Граф часто бывал в этом зале, мама. Все подпотолочное пространство здесь заполнено его жестокостями и унижениями других.— Ты проснулся сердитым.Магнус кивнул.— Не могу дождаться, чтобы схватиться с ним в поединке.— Хорошо, — сказал Род. — Хорошо.Когда на замок опустилась ночная тьма и свет исходил только от очага и единственной свечи на столе, Магнус повернулся и направился к возвышению, на котором двести лет назад восседал, председательствуя на столь милых его сердцу оргиях, граф.Большое дубовое кресло оставалось на месте, Магнус положил на него руки и позвал:— Рафаэль Фер де Ланс граф Фокскорт! Явись на суд!Сразу вдалеке послышался злобный смех. Он приближался, пока не заполнил весь зал, и вот перед ними во всей красе предстал Фокскорт. Отчетливо видимый, со слабо светящимися очертаниями, он, казалось, нисколько не угомонился и после смерти, настолько силен был этот дух. Мужчина в самом расцвете, лет сорока-пятидесяти с небольшим, с крепким еще телом, с лицом, порочность которого контрастировала с красотой. За спиной привидения будто незримо присутствовали десятилетия познания всей гаммы человеческих извращений и наслаждения злом.— На суд? — насмешливо воскликнул он. — И кто же будет судить меня, юноша? Ты?— Я! Но признаюсь: я удивлен, что тебя еще не призвал на суд Всеобщий Судия!— Я был слишком привязан к радостям этого мира. Особенно наслаждался я зрелищем страданий, которые сам причинял, — призрак наклонился над Магнусом, демонстративно щелкая хлыстом для верховой езды. — Слишком велика моя радость от жестокостей для того, чтобы я смог пуститься в последний путь. А любопытство глупых смертных, подобных тебе, крепче всяких цепей привязывает меня к сцене, где были поставлены при жизни спектакли моих развлечений и проделок.Магнус стоял неподвижно, он как будто сам начал светиться.— Ты пришел сюда в последний раз. Но если я слаб, то есть души посильнее, которые поддержат меня, — он указал на семью. — Смотри!Призрачные огни загорелись над Гэллоугласами. Грегори вздрогнул, остальные сохранили невозмутимость.Смех графа прогремел в зале:— И кто же у нас здесь? Два ребенка? Агу-гу-сеньки! И две красавицы! — он спустился с возвышения и приблизился к Гвен и Корделии. — Одна юная, другая в самом расцвете. Но какие же свежие женские души!— Еще бы, — проворчал Магнус позади него. — Для тебя привычное занятие — совращение невинных!— Ты ладно говоришь! — граф протянул руки и еще ближе подошел к женщинам.— Держись подальше от них, грязная тварь! — Род встал перед женой и дочерью, лицо его исказилось от гнева.Граф остановился.— А это кто? Мужик, представший пред лордом? Прочь, глупец! — и он сквозь Рода протянул руку, чтобы коснуться подбородка Корделии.Верховный Чародей полыхнул огнем. Белые языки пламени вырвались из него, обожгли ночь, вытянулись в сторону графа. Призрачная плоть титулованного мерзавца загорелась на призрачных костях.Призрак закричал, отпрянул, закрывая лицо руками.Глаза Магнуса сузились, и по телу призрака прошлись дымные полосы, разрывая его на части, которые за несколько секунд рассеялись, как туман на ветру, и только крики от неземной боли продолжали греметь под сводами, постепенно замирая. Наконец все было кончено — исчадие порока превратилось в пыль. Пламя Рода опало, вернулась тьма.В наступившей тишине Магнус удивленно спросил:— И это все? Ничего больше?— Подожди, — ответил Род. — Видишь, как движутся эти обрывки? Они снова собираются.И действительно, пылинки плыли в воздухе, как светящиеся снежинки, сливались, соединялись, образуя фигуру.— Я горжусь, что ты заступился за меня, — негромко сказала Гвен, — но, может, не стоило сразу тратить столько сил.— Не бойся, я только начал их тратить, — ответил Род. — Мне не нужно сдерживаться.— Он вновь идет, — предупредил Джефри.И граф снова появился перед ними, только на этот раз фигура его стала бесцветной, а черты лица были искажены в бессильной ярости.— Глупые смертные, вы смеете выступать против призрака! Неужели в вас нет ни капельки страха? Что ж, придется отомстить!Магнус пристально уставился на неугомонное привидение:— Старичок, брось пугать, у тебя стало заметно меньше волос на лысине и вырос живот. Наверное, от неумеренного потребления жирной пищи и дешевого алкоголя.Граф повернулся и гневно воззрился на насмешника:— Берегись, языкастый юнец! Вперед, мои славные воины! Все мои приближенные — на него! Восстаньте из тлена, мои бойцы!Магнус повернулся к родителям и заговорщицки подмигнул:— Ой, мамочки, что теперь будет? Я весь от страха трепещу!Род покачал головой:— Не смейся, сын. Давай сначала посмотрим, кого он вызовет.Граф таки сумел вызвать подкрепление. Из стен появились его приближенные, они пьяно смеялись, размахивали призрачными пиками. Рыцари были экипированы в призрачные латы. Но видны были только их слабые очертания, а смех доносился как бы издалека.— Ну с таким-то воинством мы управимся, — прошептал Род.— На лошадей, и прочь отсюда! — приказал граф.Неожиданно его рыцари оказались верхом на призрачных першеронах, а воины-пехотинцы вместо пик ощетинились палками и рогами. Они затрубили в рога. Началась охота.— Игра сыграна! — крикнул граф. — Гоните их из укрытия!Пехота набежала волной, гогоча, тряся своими призрачными палками, пытаясь достать ими Гэллоугласов, а граф и его рыцари кружили вдалеке, пока в сражение не вмешиваясь.— Эй, пузан, поберегись! — выкрикнул Магнус, и стена пламени окружила семейство.— Ох, Магти, не глупи! — фыркнула Корделия. — Мы должны изгнать их из замка навсегда, а не просто отбить атаку!Палки завертелись в руках воинов, отрастили головы, превратились в змей, и эти змеи набросились на пехотинцев. С проклятиями солдаты побросали свое бывшее оружие. Змеи мгновенно сворачивались в кольца и накидывались на них, бросались снова и снова, и в конце концов пехотинцы в беспорядке, с криками ужаса разбежались.— Прекрасный план, дочь моя, и не менее прекрасное исполнение! — воскликнула Гвен радостно, и охотничьи рога рыцарей обвисли, у них отросли зияющие челюсти, появились горящие глаза, отросли перепончатые крылья, и над соратниками графа нависли драконы. Дворяне завопили в ужасе и припустили вскачь, преследуемые опять же собственным оружием.И солдатские массы с размаху столкнулись с надвигающимся строем рыцарей.Рыцари с проклятиями повернули солдат и снова погнали их на Гэллоугласов. Лица под забралами горели злорадством, глаза лошадей превратились в горящие угли, пламя вырывалось из их пастей.— Ну, теперь моя очередь!Между семейством и рыцарями появился Фесс, погнал галопом, потом он неожиданно вырос, стал вдвое, втрое, вдесятеро больше нормального размера, превратившись в гигантского коня с гривой и хвостом из пламени, стальные зубы которого рвали всадников, а огромные копыта подминали пешую мелочь.— Глядите, да ведь это поука, лошадь-призрак! — Грегори прижался к Гвен, и даже Джефри с трудом сохранял спокойствие. — Что завладело нашим добрым старым Фессом?— Так всегда, когда кто-то пытается причинить нам вред, — мрачно проворчал Род. — И на этот раз враги смогли увидеть дух Фесса.Лошади бежали, напуганные неистовством поуки, призраки победили призраков, всадники бранились и ерзали в седлах, исчезая в удалении.— Трусы! — бушевала Корделия. — Они так же испугались, как их лошади! Нет, больше!Поука начала расплываться, потемнела, уменьшилась, и к ним возвращался их прежний старый Фесс. Только в пластиковых глазах сохранялся веселый блеск.— Когда ты этому научился? — пытаясь сдержать улыбку, спросил Род.— Я уже давно думал о возможности такого трюка, — небрежно ответил Фесс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35