Еще непонятнее было то, что поверх камня, прикрытое плащом, лежало короткое, но казавшееся мощным копье, перехваченное кольцами блестящего металла и оканчивавшееся производящим серьезное впечатление наконечником из какого-то странного материала. Черное стекло, предположил я, но не обычное, а вулканическое, обсидиан; и не обтесанное, а отшлифованное и отполированное до идеальной гладкости.
Загадки накапливались одна за другой, но я здесь только время терял. Они сейчас уже, вполне возможно, оцепили здание. Я бережно опустил на место плащ и, стараясь ступать как можно тише, пошел к колоннаде у противоположной стены. Но как только я до нее добрался, до моего слуха донесся грохот распахнувшейся входной двери и стук шагов. Раздался грубый окрик, явно угрожающий, и в арочном проеме я увидел двух мужчин, одетых наподобие гусар. В целом их форма напоминала мундиры стражей, но в отличие от тех была выдержана в серых тонах, украшена кисточками, аксельбантами и эполетами из металлических колец, которые поблескивали серебристым светом даже при этом мрачном освещении, напоминавшем освещение в подводной лодке. Их мечи, извлеченные из ножен, сурово сверкали. Это были огромные прямые клинки с круглыми рукоятками. Я думал, они побегут через зал, но они вместо этого бросились к колоннаде и направились вдоль стены по направлению ко мне. Я решил подпустить их поближе – все равно они достаточно далеко, и у меня есть время пересечь зал и выбежать вон. Но внезапно дверь снова с грохотом распахнулась, и вбежали остальные. Даже отсюда мне видны были мечи и мундиры – еще больше серых гусар. Мне вспомнился мой собственный меч, висящий над камином в моей квартире, – как всегда не там, где нужно. Я всей душой стремился к нему, пальцы сами сложились так, как будто ухватились за его рукоятку. На мгновение мне показалось, что я действительно коснулся ножен из плетеной акульей кожи, приятно охладившей мне руку, и почувствовал тяжесть крепчайшей стали. Но затем меня охватила темнота, и я ощутил, как меч выскальзывает из моей руки и падает вниз с тихим, замирающим вдали звоном.
Я крепко выругался и сжал кулаки. Что теперь – пять, шесть на одного? Да к тому же безоружного. Я мог бы сдаться, понадеявшись на их милость, – но мне как-то в нее мало верилось. Да они меня даже близко не подпустят – сразу прирежут, возможно, потому, что я для них явно ассоциируюсь со Стрижем. Мечи они держали наперевес, держали крепко и непреклонно. От несправедливости всего этого положения у меня ком встал в горле. Необходимо было каким-то образом обороняться. О, если бы заставить их меня выслушать – неважно, какой ценой. Я бы сделал для этого все, что было в моих силах. Я подождал, пока они все добрались до колоннады, окружив меня, как шакалы костер, а затем кинулся со всех ног на середину зала, куда они определенно не пошли бы, – прямо по мозаичному полу. Сбросив плащ, я схватил копье с камня и подбросил его в руке, крепкое и тяжелое.
Результат получился, мягко выражаясь, неожиданный. То, что я услышал, прозвучало как громкий вздох ужаса, который разнесся под тенистыми сводами собора, только вздохнули все и разом. И все эти торжественно-мрачные меченосцы отпрянули, как один, и пригнулись пониже – огромные фигуры, само воплощенное возмездие, – внезапно сжались и превратились в корчащиеся на полу жалкие существа, подобные животным перед хлыстом дрессировщика. В сердцах я махнул копьем в их сторону. Мечи так и заходили ходуном у них в руках, один даже уронил свой, а другой тревожно вскрикнул. Они теперь оказались между мной и дверями у дальней стены зала. Я бесстрашно направился к арке, раздумывая, убегут они или нет. Но они просто следили за мной, шесть пар глаз, поблескивавших на меня из тени. Проходя мимо, я взглянул на стоявшего ближе ко мне солдата, и он ответил мне тем же. Он был светловолосый, с густыми бакенбардами и нафиксатуаренными усиками, которые лишь слегка скрывали два длинных шрама, прочертившие его румяные щеки. Несмотря на эти шрамы, лицо его не было грубым; вполне возможно, что в обычной жизни от этих глаз расходились смешливые морщинки. Но сейчас они были прищурены от бессильной, пронзительной ненависти, и меч подрагивал у него в руке. С превеликой радостью этот человек прыгнул бы на меня и изрубил на кусочки. Значит, то, что его удерживало, должно было быть еще сильнее. Страх? Я почему-то так не думал. Человек по другую сторону от меня был смуглый, с крупными чертами лица, которые тем не менее не могли ослабить впечатление от его орлиного носа. Он был похож на североамериканского индейца, и на лбу у него красовались три белые полосы. Не знаю, откуда это всплыло у меня в памяти, но я вспомнил, что это отметины, обозначающие воина или учителя воинов. У него от гнева горели щеки, но он только отступил назад, со свистом втягивая воздух между зубов и наблюдая.
Я прошел под аркой и попал в коридор, гадая, что же происходит на улице. Может, все успокоилось и добропорядочные горожане отправились по своим делам? Я оглянулся назад: серые меченосцы всем скопом валили под арку. Они остановились, как только я посмотрел на них, но так, как останавливаются псы, сдерживаемые поводком, а один явно примеривался метнуть в меня меч. Другой остановил его жестом. Оставался только один способ выяснить, что происходит. Я налег на огромную дверь и слегка приоткрыл ее. В нее потоками хлынул солнечный свет, и в меня никто не выстрелил. Я приоткрыл дверь еще чуть-чуть, вышел на улицу – и так и остолбенел от ужаса: толпа, собравшаяся у лестницы, заревела и кинулась вперед. Самые обычные горожане, никаких стражников. Я скорее поднял копье двумя руками над головой и принялся размахивать им во все стороны – результат был как от удара током. Все равно как если бы я метал громы и молнии, потому что спустя какое-то мгновение они завопили, развернулись и пустились наутек, спотыкаясь и падая. Упавших толпа увлекала за собой, некоторые валились с лестницы в кусты, росшие по обе стороны от нее. Для полноты картины не хватало только изрешеченной пулями коляски, съезжающей вниз по ступенькам, – и я в роли Стража Империи. Я нервно сглотнул, спустился на несколько ступенек вниз и увидел, как паника, подобно ряби на воде, перешла из центра толпы к оказавшимся рядом зевакам и стоявшим в стороне наблюдателям. За считанные мгновения проход был свободен. Ну и хватит с меня общения с людьми.
Я, прихрамывая, прошел назад по мосту, который теперь совершенно опустел, если не считать позабытой кем-то в спешке шляпы или муфты. И по всей вероятности, слухи опередили меня. Когда я дошел до улицы напротив моста и пошел в горку, двери захлопали, дети заплакали, фигуры прохожих стали поспешно исчезать в улочках, прилегавших к центральной. Я бросил взгляд назад и увидел серых гусароподобных типов, сбившихся в кучку и быстро бежавших по мосту с мечами наперевес. Но стоило мне оглянуться, как они остановились. Я снова пустился в путь.
Дорога теперь шла в гору, и снова по этим неровным булыжникам. Нелегкая прогулка, но я шел и шел вперед. Меня подгоняли удивление и замешательство и еще целая гамма чувств. К тому времени, когда я добрался до самой высокой точки на главной улице, любой малыш смог бы преградить мне дорогу кисточкой из перьев, но никто не попытался этого сделать. Самые громкие звуки, которые я слышал, – это горестный плач и стук захлопывавшихся ставен. Невдалеке от ворот дюжий дозорный снова крикнул, схватившись за рукоятку меча, и стражники преградили мне дорогу. В ответ я поднял копье. Они разом скисли и в ужасе уставились на меня. Офицер, яростно выругавшись, дал задний ход, да так, что чуть не распластался по арке. Он тяжело дышал, и пот градом струился по его лицу. Даже неси я действующую атомную бомбу, они и то вряд ли отреагировали бы более живо. Я повел рукой – офицер застонал в отчаянии и довольно резко отбросил в сторону свой меч. Я пулей пронесся мимо него, пробежав сквозь узенькие внутренние ворота. Крестьяне и погонщики с телег кинули в мою сторону осторожный взгляд, закричали и попытались распластаться по стенам, пряча глаза. Женщины зарыдали. Никто не пытался остановить меня. Никто даже ничем не кидался. Спотыкаясь, я вышел на открытую дорогу за пределы городских стен. Чувствовал я себя при этом потрясенным – и, как ни странно, опозоренным.
На мгновение я остановился, переводя дух. Я мог бы отбросить чертово копье в сторону прямо сейчас, оставить его висеть в кустах. А еще лучше положить его осторожно на землю, ведь совершенно очевидно, что это нечто невероятно ценное или даже священное. Но в этом случае всадники смогут отправиться за мной, и мне придется плохо. Почему-то мне казалось, что именно так они и поступят. Тот парень в церкви не прочь был бы поохотиться на меня с собаками. Уж лучше я оставлю копье у вертолета – нечего с ними церемониться. Оставлю, конечно, так, чтобы видно было, – может, примну траву или что-нибудь в этом роде.
Когда я вернулся наконец на луг, у меня уже не было сил. Упасть бы на траву лицом вниз и лежать до вечера. Впрочем, за сиденьем у меня была припрятана упаковка изотонических фруктовых напитков, и я загрезил о них, будто это был источник вечной молодости. Язык прилипал к нёбу от жажды. Впрочем, он чуть там и не остался, когда из-за шасси поднялась невысокая фигура и кивнула мне слегка презрительно.
– Так-так! Дурень ворвался туда, куда боятся влетать даже ангелы. Мой добрый сэр, то, как вы выполнили мое задание, достойно восхищения. Вам остается только передать мне это варварское оружие, и можете ступать на все четыре стороны: вы мне больше ничем не обязаны.
– Сукин ты сын, Стриж! – проскрежетал я, и голос мой прозвучал почти так же грубо, как его. – Ты хочешь сказать, что это ты заставил меня все это сделать?
– Ну конечно, а ты как думал? Я возложил на тебя эту миссию с того самого мгновения, когда мы там, наверху, обменялись парой слов. Будучи в здравом уме и твердой памяти, ты наверняка попытался бы объясниться или попросить извинения у горожан. Конечно, то, что я их на тебя натравил, оказало неоценимую помощь. Но неужели ты ни разу не задумался, откуда взялось любопытство, притягивавшее тебя во Дворец? Да, ты орудие, которое только и ждет что сильной руки.
Ко мне с трудом вернулся дар речи.
– А хочешь знать, кто ты такой? – Я замахнулся копьем. – Я уже подумываю, не…
Стриж щелкнул костлявыми пальцами – при этом они затрещали, как трещит занимающийся пламенем сухостой.
– Подумываешь? Вряд ли ты можешь быть о себе настолько высокого мнения.
Из-за вертолета появились две огромные фигуры, одна из которых держала в руках длинный узкий металлический чехол. Они надвигались на меня, неуклюже и зловеще раскачиваясь при ходьбе. Сначала я решил, что это волки, эти отвратительные полулюди, пока не увидел, что кожа у них была не мертвенно-серого слоновьего цвета. Она была обычной, розовой, как у европейцев, но, несмотря на это, выглядели они престранно. Больше двух метров ростом, сложением напоминали крепкие кирпичные дома, конечности толстые и тяжеловесные, головы лишены растительности, а лица – как в кошмарном сне – квадратные и рябые, и все же до боли знакомые. На них были грубые комбинезоны и ботинки: этакие карикатуры на рабочих, а воняли они как дикие звери. Старик презрительно фыркнул, потер свой заросший щетиной подбородок большим пальцем:
– Повторяю, молодой идиот, отдай это мне и ступай по своим жалким делишкам. Или…
– Нет. Или не будет.
Я был поражен, раздавлен, дважды унижен, и меня звал за собой внутренний голос, который, как сейчас оказалось, даже не принадлежит мне. Я все еще ощущал его частью себя, как жажду или страх, и от него так же трудно было избавиться. Я и вправду хотел отдать чертову штуковину и отделаться от нее, но разум мой запротестовал. Казалось, что это единственно правильное решение. Оба великаноподобных существа косились на меня заплывшими, глубоко посаженными на бледных мясистых щеках поросячьими глазками. Один смачно потянул носом воздух, явно выражая презрение. Второй что-то пробормотал, брызгая слюной, и распахнул футляр. Бархатная подкладка точно подходила по размеру, и почему-то именно это свидетельство того, что вся операция была спланирована и продумана заранее, совершенно меня доконало. Спас же меня упадок сил и шок от пережитого. Я трепетал от нерешительности, Ле Стриж шипел от нетерпения, и, как-то не раздумывая, почти машинально, я протянул ему копье. Он буквально отскочил назад, резво, как кузнечик, и схватил за руку великана с футляром. Чудовище с грохотом шагнуло вперед и указало огромным когтистым пальцем на футляр: я должен был сам положить копье туда.
Что-то щелкнуло. Не придумав ничего нового, я протянул ему копье. Он прорычал что-то нечленораздельное и занес надо мной гигантскую лапу, как будто собираясь ударить меня. Распухшее чудище разразилось злобным гортанным смехом, но пошевелиться и не подумало. Они так хотели заполучить копье, но почему-то никто из них дотронуться до него не желал.
Я сделал вид, что кладу копье в футляр, и тут же замахнулся им в их сторону. Тот, что стоял позади, отшатнулся, да так, что сбил с ног Ле Стрижа, а великан, державший в руках футляр, по-видимому менее сообразительный, инстинктивно потянулся к нему. Его рука коснулась копья…
Все случилось мгновенно. Сейчас он был здесь – и вот от него осталась лишь тень в ревущем факеле костра, чуть было не опалившего мне брови; она запрыгала в ужасающей грохочущей агонии. Я отшатнулся, судорожно вцепившись в копье. Огонь, подобно мощной струе воды, охватил великана. Почерневший силуэт закачался, согнулся в три погибели, стал тихонько оседать и вскоре превратился в тоненький контур. Огонь валил столбом черного дыма, и обугленная головешка упала, шипя, в дымящуюся паром траву, – маленькая приземистая пародия на исчезнувшую мощную фигуру. Никакое человеческое тело так не полыхало бы. Этот огарок больше напоминал обгоревший овощ. Другое исчадие ада испустило громкий ревущий вопль и понеслось через долину, подобно загнанному слону, продолжая кричать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49