Сделав еще шагов десять, едва не сталкиваюсь нос к носу со знакомой
компанией в полном составе: Сеймур, Грейс, Дороти, Хиггинс и Берри.
- А, вы уже побывали в "Тиволи"? - с укором восклицает Дороти.
- Вовсе нет.
- Тогда пойдемте с нами!
Присоединяюсь к шумной компании, шумной только благодаря Дороти.
Берри пристраивается к очереди в кассу, чтобы взять входные билеты, а
через минуту другую мы уже на территории "Тиволи", этой ярмарки
развлечений. Проходим мимо летнего театра, напоминающего китайскую пагоду,
некоторое время стоим у фонтана, чьи водные сполохи сопровождает мелодия
городского оркестра, наведываемся к искусственному озеру, где и
смотреть-то нечего, и некоторое время разглядываем детскую карусель.
- Отметьте в своем блокноте, что вы побывали и в "Тиволи", - бросает
Сеймур Дороти. - И больше нам тут делать нечего.
- Как нечего? А рулетка? - возражает почти возмущенная Дороти.
- Не помешало бы немного перекусить, - робко предлагает Берри,
вытирая невысыхающий пот на лбу.
- А вам бы только жрать, дружище, - кисло бормочет Сеймур.
Но так как мы уже оказались против какой-то пивной и так как Берри и
Хиггинс уже направились к свободному столику, Сеймур неохотно плетется за
ними. Официантка в белой кружевной наколке и белом передничке одаряет нас
приветливой улыбкой.
- Что вам угодно?
- Я бы взяла сандвич, - опережает всех импульсивная Дороти. - Датские
сандвичи очень славятся.
- Сандвичи? - хмурится Сеймур. - К ним ведь прикасаются руками... и
наверняка не совсем чистыми...
- Вы все видите с худшей стороны, - замечает Дороти.
- Сиречь с реальной, - равнодушно уточняет Сеймур. - Одной рукой
держат ломоть хлеба, а другой пришлепывают кусок ветчины.
- Перед этим ненароком уронят ветчину на пол, - вставляет Грейс.
- Вполне возможно, - невозмутимо кивает Сеймур. - Я лично возьму
бифштекс.
- К нему тоже прикасаются руками, - поддевает его Дороти.
- Но перед тем, как его ставят на огонь. А после этого он слишком
горячий и к нему не прикоснешься.
- И на чем же остановимся? - напоминает о своем присутствии
официантка; до сих пор она спокойно наблюдала за нами с видом человека,
повидавшего на своем веку немало идиотов.
Хиггинс заказывает для Сеймура бифштекс, а для остальных - сандвичи и
пиво. За столом наступает неловкое молчание, как всегда бывает, когда
внезапно прекращается какой-то спор. Лишь после того, как принесли пиво и
Хиггинс пригубил свою запотевшую кружку, он нарушил тишину.
- В сущности, в этом "Тиволи" не так уж плохо...
- А что в нем хорошего? - не дослушав Хиггинса, возражает Сеймур,
выплюнув окурок и потянувшись за кружкой. - Я давно заметил, что больше
всего люди скучают в увеселительных местах. Но поскольку места эти
увеселительные и никто силком в них никого не тащит, то люди делают вид,
что им ужасно весело.
- Может, они это делают в силу воспитанности, чтобы своей скучной
физиономией не портить удовольствия другим, - тихо говорит Дороти.
- Если вы имеете в виду меня, дорогая, то я действительно
недостаточно воспитан в духе лицемерия, - мягко замечает Сеймур.
- О, я говорю вообще...
Сеймур, очевидно, собирается как-то прокомментировать это ее
"вообще", но тут появляется официантка с большим подносом.
Мы закусываем в полном молчании, если не считать одобрительного
замечания Берри по поводу сандвичей и того, что Хиггинс еще дважды
потребовал пива. Наконец мы встаем, и Дороти, восстановив свои жизненные
силы, заявляет:
- А теперь пойдем попытаем счастья в рулетку!
Сеймур хотел было сказать, что он воздерживается, но решил, очевидно,
что противиться женскому капризу означало бы не уважать себя.
Предводительствуемые Дороти, которая сегодня в серебристом костюме и могла
бы именоваться дамой в сером, мы направляемся к ближайшему игорному
павильону.
Рулетки в павильоне не оказалось, зато ротативных машин больше чем
нужно. Дюжины две игроков обоего пола тренируют свои бицепсы, дергая
тяжелые рычаги; приводимые ими в движение диски аппаратов бешено вращаются
с металлическим звоном и замирают в определенной комбинации. Вообще
ротативки - главная притягательная сила в этом увеселительном парке,
поскольку почти никаких иных развлечений, кроме азартных игр, здесь не
найти. Игра тут, верно, пустяковая, если иметь в виду выигрыши, зато, если
человек среднего достатка, пришедший сюда отдохнуть после работы,
многократно "прогорает", это довольно-таки ощутимо бьет по его карману.
Обе наши дамы - и в сером, и в черном - покупают в кассе по горсти
никелевых жетонов и направляются к двум свободным ротативкам, а мы,
мужчины, продолжаем оставаться у входа и, дымя сигаретами, издали
наблюдаем за единоборством человека с машиной. Дороти в самом начале
захватывает азарт, и чем больше она проигрывает, тем запальчивее ведет
игру. То резко рванет ручку, то приводит ее в движение мягко, осторожно,
как бы стараясь нащупать секрет этого устройства, вся хитрость которого
сводится к тому, чтобы восемьдесят процентов поступлений оставлять в
бункере. Грейс, наоборот, опускает жетоны с полнейшим равнодушием и с тем
же равнодушием нажимает на рычаг, словно сама она придаток машины.
- А вы не хотите попробовать? - смотрит на меня Сеймур.
- Неинтересно играть при такой мизерной ставке.
- Верно, - подтверждает Берри, заливающийся потом. - Играть так уж
играть..
- Игра! Что это за игра? - хмурит брови Сеймур.
- Так ведь... игра, она во всем... Вся наша жизнь - игра...
- Оригинальная мысль. Вы случайно не изучали теорию игр Борелла и
Неймана?
- Меня интересуют не математические теории, а психологические
факторы, - отвечает несколько задетый Берри.
- Именно психологические факторы! - подтверждает Хиггинс, внезапно
выведенный из летаргического состояния. - Мы рассматриваем социологию как
психологию общества...
Тут раздается голос Дороти:
- Помогите! Тут у меня настоящая лавина!
Дама в сером и впрямь выиграла большую сумму, и в металлический
желобок с однообразным перезвоном сыплются жетоны - сплошной поток. Их
насыпалось столько, что женщине действительно одной не справиться, и я
услужливо подношу ей номер "Таймс", читать который я все равно не
собираюсь. Дороти с сияющим от возбуждения лицом собирает жетоны и
высыпает их в авторитетную британскую газету. Прижав к груди увесистую
импровизированную мошну, она объявляет:
- Сейчас мы пойдем их пропивать!
- Избавьте нас от своего великодушия, - сухо замечает Сеймур. Затем,
взглянув на часы, напоминает: - Нам пора отправляться к Тейлорам.
- Но что же я стану делать с этими жетонами? - растерянно спрашивает
Дороти, продолжая неловко прижимать к себе обеими руками кулек с
металлическими кружочками.
- Да бросьте вы их, - все так же сухо предлагает Сеймур. - Если для
меня что-то становится обузой, я выбрасываю...
И поскольку Дороти смотрит на него так, будто видит в его словах
шутку, он берет у нее кулек и опускает в ближайшую корзинку для мусора.
Все мои доводы, что у незнакомых людей мне делать нечего, не дают
результатов.
- Вот вы и познакомитесь, - отвечает Сеймур и смотрит на меня с таким
видом, будто лишь сейчас вспомнил о моем присутствии.
- Но ведь меня не приглашали...
- Будьте спокойны, туда никого не приглашали. Даже вас, Дороти, не
правда ли?
Но так как на сей раз женщина в сером не намерена отвечать, Сеймур
добавляет:
- Их гостиная чем-то напоминает городскую площадь. Люди
просто-напросто пересекают ее, следуя куда-то в другое место. Кроме тех,
которым всего важней игра... или тех, что смотрят на жизнь, как на игру...
Так что мы рассаживаемся в двух машинах, стоящих близ "Тиволи", и
едем к Тейлорам.
Хозяева встречают нас с теми же стандартно-любезными улыбками, что и
всех остальных. Может, один Сеймур пользуется несколько особым отношением,
потому что вместо машинального "Как поживаете?" Тейлор адресует ему нечто
иное: "Как это мило, что вы приехали, Уильям". Затем мы проходим в салоны.
Супруги же остаются в прихожей, где им, по-видимому, суждено провести весь
вечер, встречая и провожая гостей. Есть опасность, что эту милую пару
бремя светской жизни очень скоро состарит.
"Салоны" - это пять-шесть сообщающихся комнат, обставленных богатой
мебелью, которая, видимо, покупалась совершенно безразборно, потому что
она так же пестра в смысле стилей, как и собравшиеся здесь гости. Что
касается самих гостей, то, кроме фланеров, заглядывающих сюда только
затем, чтобы опрокинуть рюмочку, тут можно встретить и представителей
более оседлых племен, которые разместились на диванах, а то и просто на
полу, застланном коврами. Это смесь изысканности и богемы, бритых и
бородатых физиономий, мини- и макси-туалетов, причесок всех цветов радуги
и самых различных языков индоевропейской группы. Единственное, что тут
всех объединяет, - это питье. Все пьют виски, все одинаково страдают от
жажды, так что кельнеры в белых смокингах непрестанно снуют с огромными
подносами, принося полные бокалы и унося пустые.
Наша компания моментально рассеивается среди множества гостей, и я
уже испытываю облегчение от того, что меня наконец оставили одного, но вот
у самого моего уха раздается трубный голос Сеймура:
- Вы не находите, что здесь очень шумно и страшно душно? Пойдемте
лучше туда дальше.
- Боюсь, что и там то же самое, - отвечаю я.
- Не совсем.
Он идет впереди, я покорно следую за ним, мы проходим из комнаты в
комнату, протискиваясь через толпы, пока не попадаем в какой-то глухой
коридор и не натыкаемся на плотно закрытую дверь красного дерева. Кельнер
достает из картонного ящика бутылки виски и ставит их на низенький буфет.
Видимо, этому человеку вменено в обязанность не только обслуживать гостей,
но также бдеть возле этой двери, потому что первый его порыв - преградить
нам путь, и лишь после того, как Сеймур что-то тихо сказал ему, нам дается
возможность войти в загадочную дверь.
В просторном помещении если не прохладнее, то по крайней мере не так
шумно, как в салонах. Ярко освещенное четырьмя старинными люстрами, оно
все же кажется мрачным, может быть, в силу того, что панели красного
дерева почти до самого потолка и вся мебель обита темно-зеленым бархатом.
На окнах темные бархатные шторы. В этой минорной обстановке очерчиваются
светло-зеленые четырехугольники игральных столов. За несколькими столами
играют в покер, большинство же присутствующих столпилось в середине возле
большого стола для рулетки. Мы тоже направляемся туда. Сеймур достает из
бумажника снопик из десяти банкнотов достоинством пятьсот крон каждый и
небрежно подает их одному из двух крупье в смокингах, главных
распорядителей.
- Какие жетоны вы желаете иметь?
- По сто крон.
Пример обязывает - особенно после моего заявления о том, что я
предпочитаю крупную игру. Правда, в подобных случаях я имею привычку
держаться независимо. Выждав, пока крупье отсчитает пятьдесят больших
пластинок для Сеймура, царственным жестом подаю единственный банкнот, за
который получаю пять пластинок. Говоря между нами, я бы предпочел получить
жетоны помельче, но крупье, видимо, решил, что мы с моим спутником люди
одинакового ранга.
Наблюдаю за игрой Сеймура. Он ставит то на каре из четырех цифр, то
на "шеваль", очевидно придерживаясь какой-то своей системы. У меня никакой
системы нет, поэтому я ставлю один жетон на красный цвет, желая скорее
разделаться со своим жалким капиталом и перейти в категорию зрителей. Как
в больших казино, крупье поторапливает игроков: "Фет ву жу!", вращает
ручку рулетки, пускает шарик и протяжным голосом предупреждает: "Рьен не
ва плю!" Шарик подпрыгивает первое время, потом после некоторого колебания
останавливается на красном. Человек в смокинге ловким движением
подбрасывает еще одну пластинку к моему выигрывающему жетону и лопаткой
собирает мизы проигрывающих.
Придерживаясь принципа вероятности, по которому цвет, однажды
принесший удачу, имеет меньше шансов на выигрыш, я ставлю следующие двести
крон на черный и опять выигрываю.
- Браво, Майкл, вы здорово следуете моему примеру, - слышу шепот
Дороти.
Женщина становится слева от меня, видимо желая быть подальше от
Сеймура, и подает крупье банкнот в пятьсот крон.
- Жетоны, пожалуйста, по двадцать крон!
Свободный крупье отсчитывает жетоны, а я тем временем ставлю еще
двести крон на красный. На сей раз проигрыш. И чтобы больше не щекотать
себе нервы, ставлю все шесть жетонов на красный.
Красный!
- Браво, Майкл! Вы в самом деле хороший ученик, - снова шепчет
Дороти, которая решила поставить два мелких жетона на первую колонку.
Сеймур тоже видит мою скромную победу, однако воздерживается от
комментариев. Он весь поглощен собственной системой, и его упорство,
очевидно, приносит результаты, если судить по тому, как выросла перед ним
стопка пластинок.
Не стану воспроизводить свою дальнейшую игру, чтобы случайно не
наврать, потому что у меня самого нет сколько-нибудь верного представления
о ней. У меня принцип один - продолжаю ставить на цвет. Решив, что в любом
случае проиграю свой капитал, я наугад ставлю то на красный по нескольку
жетонов, то на черный и не без удивления замечаю, что независимо от
эпизодических неудач горка пластинок передо мной неизменно растет.
По-иному, к сожалению, складывается участь моей наставницы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38