https://wodolei.ru/catalog/unitazy/Gustavsberg/
Встречал он порой и медсестру Хельви Каарт-на, это она в то утро перевязала и его и Лапе-теуса.
Да, Лапетеус пригласил именно тех, кто был с ним в развалинах дома, с теплотой подумал Роогас. Он снова позвонил в больницу. Лапетеус все еще не пришел в сознание.
— Как он... вообще?
— Положение серьезное. Тяжелое сотрясение. Сломана часть ребер. Сильные внутренние кровоизлияния. Травмы головы. Сейчас пока ничего точно сказать нельзя. Так скоро мы к нему никого не пустим.
Роогас понял, что дежурный врач считает его нетерпеливым чиновником, которому не терпится допросить главного виновника катастрофы. А ему было просто жаль Андреса Лапетеуса. Он упрекал себя, что вчера
вечером держался холодно, сдержанно, что не понял и не хотел понять Лапетеуса.
Майор Роогас решил разыскать Паювийдика и Пыдруса. Их адреса он знал.
Антс Паювийдик сидел на кухне и хлебал картофельный суп.
— Садись,— он указал на табурет. Потом достал из шкафа чистую тарелку, налил и Роогасу.— Приятного аппетита.
Он действовал так спокойно и обыденно, словно майор Роогас был его ежедневным гостем, который заходит по вечерам похлебать супа из миски на уголке кухонного стола. Конечно, Роогас не чужой ему. Как может быть чужим человек, вместе с которым лежали под огнем врага, кто при встрече на улице охотно поболтает с тобой и разопьет бутылочку пива где-нибудь в буфете или в баре. Раза два они были в гостях друг у друга.
Майор Роогас съел несколько ложек супа.
— Лапетеус в больнице,— сказал он тогда.
— Что с ним? — Паювийдик перестал есть.
— Разбился, почти что насмерть.
— Когда?
— Сегодня ночью.
— Как же это случилось?
— Он вас домой не отвозил?
Паювийдик внимательно посмотрел на майора Роогаса.
— Нет. Я успел на поезд. Пыдрус остался там. Не думаю, что он отвозил его.
Роогас уже хотел спросить, почему Паювийдик так считает, но удержался. Ведь он никого не допрашивает. Тем более, что он пришел сюда не как официальное лицо
— Грустная история, — сказал Роогас. — Вечером мы сидели вместе.
— Он был какой-то странный. Лапетеус вообще-то молчаливый человек, а вчера в основном говорил он. Работал языком, совсем как я или Хаавик. Тот, правда, не пришел.
Роогас подумал, что и ему бросилась в глаза необычная разговорчивость Лапетеуса. Он заметил:
— Хаавик умер.
И рассказал Паювийдику всю историю. Поведал о своих предположениях. Что Лапетеус отвез их домой.
В пьяном виде разные делают глупости. Привычно добавил, что подавляющая часть аварий происходит тогда, когда люди, управляя автомашиной или мотоциклом, находятся под воздействием алкоголя.
— Ничего не понимаю,— заметил Паювийдик.— Это несчастье или черт знает что? Хаавик — кобель, это мы все знали. Но что он с женой своего друга и в теперешнем возрасте... Мы не очень-то ладили с Хаавиком, но такого конца я ему не пожелал бы. Жаль человека. Кататься он здорово любил, но таскать санки в гору не хотел... А Лапетеусу я вчера паршиво сказал. Жизнь дьявольски запутанная штука.
После ухода майора Роогаса Паювийдик задумался. Снова обвинял себя в том, что вчера вечером слишком резко говорил со своим бывшим командиром роты. Сразу же, как только Лапетеус открыл ему дверь, он начал придираться.
Огляделся в комнате и поддел:
— Как в кино.
Лапетеус принял это за комплимент.
— Кое-что еще надо сделать,— сказал он.— Но в основном все готово. Жена у меня молодец — ее работа. Удержать трудно, ты ведь знаешь женщин. Для меня бы вполне подошла и более будничная обстановка. На не столь модном диване мягче лежать, но если уж все так, то к чему ссориться.
— И ты чувствуешь себя здесь хорошо?
«Наверно, Лапетеус не понял, к чему я гнул,— размышлял Паювийдик.— Иначе он не сказал бы, что начинает привыкать».
— А я чувствовал бы себя здесь чудно! — совершенно серьезно ответил Паювийдик на слова Лапетеуса.— Пригласил бы, подобно тебе, друзей в гости. Пусть посмотрят, как будет жить советский человек при коммунизме. Пусть учатся у маяков.
Вспоминая вчерашний вечер, Паювийдик упрекал себя — нужно ему было так поддразнивать. И затем выпалить Лапетеусу в глаза, что он позвал их не ради них, а ради самого себя.
Но Паювийдик и теперь не мог объяснить, почему это они понадобились Лапетеусу после десятилетнего перерыва. А вдруг у него было что-то на душе? Мало ли что могло его мучать. Жизнь — не свадебный пир даже для таких людей, как Хаавик.
В свое время они хорошо ладили с Лапетеусом. Конечно, тот был начальство — сперва командир взвода, потом роты; он — подчиненный, красноармеец, впоследствии— сержант и старшина взвода Порой Лапетеус крыл его вовсю, но в целом относился к нему, как мужчина должен относиться к мужчине. Как будто бы немного берег его. Особенно после глупой а гаки, когда остальные роты не выдержали и их взвод попал в окружение.
Позднее... да, позднее. В первые послевоенные годы, встречаясь случайно на улице, немного болтали. Разок даже посидели где-то, заказали кое-чего покрепче и вспоминали прошлое. В гости друг друга не приглашали, хотя Андрее каждый раз обещал это сделать. Лапетеус как-то держался в стороне от других Да и держался ли? Просто жизнь тащила каждого в свою сторону; работа требовала своего, появились новые знакомые и друзья. В конце пятьдесят второго или в начале пятьдесят третьего он как-то ходил поговорить с Лапетеусом, но это было, так сказать, официальное дело, и Лапетеус принял его в своем кабинете И тогда они вспоминали войну и свою роту, но уже скорее только для того, чтобы наладить беседу. Больше Лапетеус о приглашении в гости не говорил, хотя жаловался, что ощущает, как ему не хватает прежних боевых друзей. «У тебя в руках сила и власть, разошли приказ, и те, кто настоящие гвардейцы, явятся в мгновение ока». Так он, Паювийдик, сказал, а Лапетеус в ответ скривил рог и вздохнул: мол, со стороны глядя, власти и силы кажется много больше, чем в действительности. Паювчйдику еще показалось, что на недостаток власти и силы Лапетеус жалуется скорее для того, чтобы дать понять: от него в вопросе, приведшем Паювийдика в областной исполком, помощи ожидать не очень-то приходится.
Единственный из их роты, с кем Лапетеус сохранил связь, был Виктор Хаавик. Теперь он лежит в гробу, Лапетеус виновник его смерти. По мнению Паювийдика, Хаавик и жена Лапетеуса не случайно оказались в одном «Москвиче». Паювийдик считал очень важным то, что жена Андреса сидела в машине Хаавика.
Вчера вечером Лапетеус был не в себе, теперь Паювийдик все больше убеждался в этом. Андрее вообще очень изменился. Все время говорил, словно был недоволен чем-то, и тут же пытался понравиться им. Держался совсем иначе, чем в прежние времена.
Хоть бы он остался в живых, думал Паювийдик. Решил, что навестит Лапетеуса в больнице. Ведь Лапете-ус, несмотря ни на что, фронтовой товарищ. И к тому же сейчас в еще более паршивом положении, чем много лет назад, когда они попали в окружение...
4
И Оскара Пыдруса майор Роогас застал дома.
— Разрешишь войти?
Строевая манера держаться вошла в Роогаса до мозга костей.
— Прошу, прошу.
Роогасу показалось, что Пыдрус, увидев его, несколько смутился.
— Проходи. У меня уже есть один гость, но хороших овец много вмещается в хлев.
— Прости, если я пришел в неподходящее время,— извинился Роогас.— Может быть, мы поговорим здесь? У меня несколько особый разговор.
— Ты знаешь ее. Мне не простят, если мы будем шептаться тут с гла^Гу на глаз.
Майор Роогас, как человек деликатный, почувствовал себя неловко. Он понял, что Пыдрус смутился из-за своей гостьи,
В комнате сидела Хельви Каартна.
Роогас хорошо скрыл свое удивление и приветствовал Каартна, щелкнув каблуками.
Уютно устроившись на диване, она перелистывала какую-то толстую книгу. Хельви протянула ему руку.
— Здравствуйте, товарищ майор. Ваше призвание действительно...
— Милицейская служба,— торопливо прервал ее Роогас.
Она с шутливой серьезностью сказала:
— Я хотела сказать — носить мундир. Посмеялись.
Хельви Каартна все еще выглядела очень молодой. С годами только возмужала. И осталась такой же простой, какой была раньше. Ее непринужденность, то, что ее абсолютно не потревожило его неожиданное появление,— все это хорошо подействовало на Ррогаса, Тут же он вспомнил, ради чего пришел. И то, что когда-то Хельви Каартна любила Лапетеуса. Пыдрус подмигнул Роогасу:
— Не пойти ли нам теперь снова в прихожую?
И весело захихикал, будто удачно напроказничал.
Роогас не знал, с чего начать. У Паювийдика было проще. Заметив на диванном столике стопку тетрадей, спросил:
— Ты не собираешься бросать преподавание?
— С какой стати?
— Ты говорил, что приступаешь к научной работе.
— Уже начал, — подтвердил Пыдрус. — Второй год тружусь. Но от преподавания не думаю отказываться.
— Извини, — сказал Роогас, — не пойми превратно. Хельви Каартна с любопытством следила за ними.
Так это казалось Роогасу. Пыдрус усмехнулся.
— И ты не пойми неправильно. Почему бы мне не быть учителем? У нас появились какие-то глупые предрассудки. Один из них — снисходительный взгляд на людей, делающих конкретную работу. Понятие «конкретная работа» не очень точно, но я сейчас не нахожу более меткого. Ну ладно. Преуспевающим и влиятельным человеком считают того, кто крутится в министерстве, командует в комитете, хлопочет в аппарате или интригует в институте. А к учителю или к врачу в поликлинике относятся как к неудачнику.
Роогас ощутил неловкость.
— Я думал...
Пыдрус не дал ему возможности ответить.
— Все причитают: школа не делает того, школа не делает этого,— продолжал он.— Кто должен работать с молодежью? Теперь такая мода: кто считает себя хотя бы в какой-то степени филологом или литератором, тот старается попасть в институт, а по меньшей мере в издательство или в какую-нибудь редакцию. Для художника должность учителя рисования оскорбительна. Счастье еще, что руководители хоров не стремятся стать людьми свободных профессий и не лезут в профессиональные ансамбли. Математики думают только о кибернетике. В свое время никто не считал зазорной
должность школьного учителя. А теперь хотят только обобщать, только давать директивы! Хельви Каартна весело засмеялась.
— Сохраняйте спокойствие! Оскар атакует не вас, а меня. Мы спорили перед вашим приходом.
— Благодарю,— попытался ответить шуткой и майор Роогас.— А я уже чувствовал себя разгромленным.
Пыдрус успокоился.
После недолгого молчания Роогас произнес:
— Я принес вам печальное известие. Умер Виктор Хаавик.
Хельви Каартна содрогнулась.
— Как?!
— Он же вчера вечером звонил из Раквере! Это сказал Пыдрус.
— Автомобильная катастрофа,— пояснил Роогас.— Лапетеуса в тяжелом состоянии отвезли в больницу. Он-то и налетел на машину Хаавика.
Хельви словно застыла. Она вопросительно смотрела своими большими серо-голубыми глазами на майора Роогаса.
Роогас рассказал о столкновении. Избежал неприятных подробностей, не сказал и о том, что врачи Йочти не дают надежды на выздоровление Лапетеуса.
— После моего ухода он остался дома,— подумал вслух Пыдрус. — И не выглядел очень уж пьяным. Я ушел около двух часов ночи.
— Авария произошла чуть-чуть после четырех.
— Вся эта история выглядит совершенно невероятно,— заключил Оскар Пыдрус.
Хельви молчала.
— Он восемь лет водил машину,— заметил Роогас— Сперва они купили «Победу», потом приобрели «Вол* гу». До сих пор у него даже талон не меняли.
— Когда вы ушли, мы обсуждали разные вещи,— вставил Пыдрус. — Говорили о времени и о поведении людей. Мне показалось, что он подозревает, будто прежние товарищи держатся от него в стороне. Он так и выпалил: мол, старые дружки обвиняют его. Я еще успокаивал его, хотя и не совсем понял, что он хотел сказать.
Некоторое время они сидели молча. Потом Хельви сказала:
— Андрее очень любит свою жену. Наверно, ему сейчас ужасно тяжело.
Poorac опять отметил, что никто не говорит о Хаавике. И он сам тоже.
— Лапетеус знает, с кем он столкнулся? — спросил Пыдрус.
— Вероятно, нет. Ему скажут это не раньше, чем разрешат врачи. Иначе это может стать роковым. Сам он не мог узнать людей, сидевших в «Москвиче». Все произошло в одно мгновение. Свет ослепил. Лапетеус сразу же потерял сознание.
Роогас заметил, что Пыдрус следит за Хельви.
Они сидели в маленькой комнате. Все стены были заставлены книжными полками. И та, у которой находился диван. Перед окном стоял маленький письменный стол, заваленный бумагами, раскрытыми журналами и книгами. И на низком столике перед диваном рядом с тетрадями лежали книги, листки с машинописным текстом, чистая бумага.
Хельви поднялась.
— Я вскипячу кофе.
Роогас подумал, что она здесь свой человек. Теперь он больше не удивлялся, что Хельви вчера поручила Пыдрусу извиниться за нее.
Пыдрус убрал все с диванного столика, накрыл его скатертью и поставил чашки. Роогас вспомнил, что когда-то он так накрывал стол для Хельви. Она тогда неожиданно пришла к нему, и он до сих пор благодарен ей за это посещение.
Появилась Хельви с кофе. Глаза у нее покраснели.
Мужчины вспомнили свою демобилизацию и то, как они тащились в Таллин на скамейках дремавшего на каждой станции поезда. Хельви сразу же поняла, о чем говорили. Ведь и она была тогда среди них.
ГЛАВА ВТОРАЯ
1
В купе они сидели вшестером. Высокий и широкоплечий капитан Андрее Лапетеус, бывший командир пятой роты. Вчерашний батальонный адъютант, вечно хлопочущий, непоседливый Виктор Хаавик, на плечах которого поблескивали новенькие лейтенантские пого-
ны. Очаровательная, с большими серо-голубыми глазами медсестра санбата Хельви Каартна. Коренастый Оскар Пыдрус, бывший заместитель командира батальона но политчасти, солдаты привычно называли его комиссаром. Офицер штаба дивизии майор Лаури Роо-гас, продолжавший службу в Советской Армии. Шее тым был незнакомый им артиллерист, старший лейте нант, находившийся в купе уже раньше их,— вероятно, он сел в Tana — и не принимавший участия в беседе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
Да, Лапетеус пригласил именно тех, кто был с ним в развалинах дома, с теплотой подумал Роогас. Он снова позвонил в больницу. Лапетеус все еще не пришел в сознание.
— Как он... вообще?
— Положение серьезное. Тяжелое сотрясение. Сломана часть ребер. Сильные внутренние кровоизлияния. Травмы головы. Сейчас пока ничего точно сказать нельзя. Так скоро мы к нему никого не пустим.
Роогас понял, что дежурный врач считает его нетерпеливым чиновником, которому не терпится допросить главного виновника катастрофы. А ему было просто жаль Андреса Лапетеуса. Он упрекал себя, что вчера
вечером держался холодно, сдержанно, что не понял и не хотел понять Лапетеуса.
Майор Роогас решил разыскать Паювийдика и Пыдруса. Их адреса он знал.
Антс Паювийдик сидел на кухне и хлебал картофельный суп.
— Садись,— он указал на табурет. Потом достал из шкафа чистую тарелку, налил и Роогасу.— Приятного аппетита.
Он действовал так спокойно и обыденно, словно майор Роогас был его ежедневным гостем, который заходит по вечерам похлебать супа из миски на уголке кухонного стола. Конечно, Роогас не чужой ему. Как может быть чужим человек, вместе с которым лежали под огнем врага, кто при встрече на улице охотно поболтает с тобой и разопьет бутылочку пива где-нибудь в буфете или в баре. Раза два они были в гостях друг у друга.
Майор Роогас съел несколько ложек супа.
— Лапетеус в больнице,— сказал он тогда.
— Что с ним? — Паювийдик перестал есть.
— Разбился, почти что насмерть.
— Когда?
— Сегодня ночью.
— Как же это случилось?
— Он вас домой не отвозил?
Паювийдик внимательно посмотрел на майора Роогаса.
— Нет. Я успел на поезд. Пыдрус остался там. Не думаю, что он отвозил его.
Роогас уже хотел спросить, почему Паювийдик так считает, но удержался. Ведь он никого не допрашивает. Тем более, что он пришел сюда не как официальное лицо
— Грустная история, — сказал Роогас. — Вечером мы сидели вместе.
— Он был какой-то странный. Лапетеус вообще-то молчаливый человек, а вчера в основном говорил он. Работал языком, совсем как я или Хаавик. Тот, правда, не пришел.
Роогас подумал, что и ему бросилась в глаза необычная разговорчивость Лапетеуса. Он заметил:
— Хаавик умер.
И рассказал Паювийдику всю историю. Поведал о своих предположениях. Что Лапетеус отвез их домой.
В пьяном виде разные делают глупости. Привычно добавил, что подавляющая часть аварий происходит тогда, когда люди, управляя автомашиной или мотоциклом, находятся под воздействием алкоголя.
— Ничего не понимаю,— заметил Паювийдик.— Это несчастье или черт знает что? Хаавик — кобель, это мы все знали. Но что он с женой своего друга и в теперешнем возрасте... Мы не очень-то ладили с Хаавиком, но такого конца я ему не пожелал бы. Жаль человека. Кататься он здорово любил, но таскать санки в гору не хотел... А Лапетеусу я вчера паршиво сказал. Жизнь дьявольски запутанная штука.
После ухода майора Роогаса Паювийдик задумался. Снова обвинял себя в том, что вчера вечером слишком резко говорил со своим бывшим командиром роты. Сразу же, как только Лапетеус открыл ему дверь, он начал придираться.
Огляделся в комнате и поддел:
— Как в кино.
Лапетеус принял это за комплимент.
— Кое-что еще надо сделать,— сказал он.— Но в основном все готово. Жена у меня молодец — ее работа. Удержать трудно, ты ведь знаешь женщин. Для меня бы вполне подошла и более будничная обстановка. На не столь модном диване мягче лежать, но если уж все так, то к чему ссориться.
— И ты чувствуешь себя здесь хорошо?
«Наверно, Лапетеус не понял, к чему я гнул,— размышлял Паювийдик.— Иначе он не сказал бы, что начинает привыкать».
— А я чувствовал бы себя здесь чудно! — совершенно серьезно ответил Паювийдик на слова Лапетеуса.— Пригласил бы, подобно тебе, друзей в гости. Пусть посмотрят, как будет жить советский человек при коммунизме. Пусть учатся у маяков.
Вспоминая вчерашний вечер, Паювийдик упрекал себя — нужно ему было так поддразнивать. И затем выпалить Лапетеусу в глаза, что он позвал их не ради них, а ради самого себя.
Но Паювийдик и теперь не мог объяснить, почему это они понадобились Лапетеусу после десятилетнего перерыва. А вдруг у него было что-то на душе? Мало ли что могло его мучать. Жизнь — не свадебный пир даже для таких людей, как Хаавик.
В свое время они хорошо ладили с Лапетеусом. Конечно, тот был начальство — сперва командир взвода, потом роты; он — подчиненный, красноармеец, впоследствии— сержант и старшина взвода Порой Лапетеус крыл его вовсю, но в целом относился к нему, как мужчина должен относиться к мужчине. Как будто бы немного берег его. Особенно после глупой а гаки, когда остальные роты не выдержали и их взвод попал в окружение.
Позднее... да, позднее. В первые послевоенные годы, встречаясь случайно на улице, немного болтали. Разок даже посидели где-то, заказали кое-чего покрепче и вспоминали прошлое. В гости друг друга не приглашали, хотя Андрее каждый раз обещал это сделать. Лапетеус как-то держался в стороне от других Да и держался ли? Просто жизнь тащила каждого в свою сторону; работа требовала своего, появились новые знакомые и друзья. В конце пятьдесят второго или в начале пятьдесят третьего он как-то ходил поговорить с Лапетеусом, но это было, так сказать, официальное дело, и Лапетеус принял его в своем кабинете И тогда они вспоминали войну и свою роту, но уже скорее только для того, чтобы наладить беседу. Больше Лапетеус о приглашении в гости не говорил, хотя жаловался, что ощущает, как ему не хватает прежних боевых друзей. «У тебя в руках сила и власть, разошли приказ, и те, кто настоящие гвардейцы, явятся в мгновение ока». Так он, Паювийдик, сказал, а Лапетеус в ответ скривил рог и вздохнул: мол, со стороны глядя, власти и силы кажется много больше, чем в действительности. Паювчйдику еще показалось, что на недостаток власти и силы Лапетеус жалуется скорее для того, чтобы дать понять: от него в вопросе, приведшем Паювийдика в областной исполком, помощи ожидать не очень-то приходится.
Единственный из их роты, с кем Лапетеус сохранил связь, был Виктор Хаавик. Теперь он лежит в гробу, Лапетеус виновник его смерти. По мнению Паювийдика, Хаавик и жена Лапетеуса не случайно оказались в одном «Москвиче». Паювийдик считал очень важным то, что жена Андреса сидела в машине Хаавика.
Вчера вечером Лапетеус был не в себе, теперь Паювийдик все больше убеждался в этом. Андрее вообще очень изменился. Все время говорил, словно был недоволен чем-то, и тут же пытался понравиться им. Держался совсем иначе, чем в прежние времена.
Хоть бы он остался в живых, думал Паювийдик. Решил, что навестит Лапетеуса в больнице. Ведь Лапете-ус, несмотря ни на что, фронтовой товарищ. И к тому же сейчас в еще более паршивом положении, чем много лет назад, когда они попали в окружение...
4
И Оскара Пыдруса майор Роогас застал дома.
— Разрешишь войти?
Строевая манера держаться вошла в Роогаса до мозга костей.
— Прошу, прошу.
Роогасу показалось, что Пыдрус, увидев его, несколько смутился.
— Проходи. У меня уже есть один гость, но хороших овец много вмещается в хлев.
— Прости, если я пришел в неподходящее время,— извинился Роогас.— Может быть, мы поговорим здесь? У меня несколько особый разговор.
— Ты знаешь ее. Мне не простят, если мы будем шептаться тут с гла^Гу на глаз.
Майор Роогас, как человек деликатный, почувствовал себя неловко. Он понял, что Пыдрус смутился из-за своей гостьи,
В комнате сидела Хельви Каартна.
Роогас хорошо скрыл свое удивление и приветствовал Каартна, щелкнув каблуками.
Уютно устроившись на диване, она перелистывала какую-то толстую книгу. Хельви протянула ему руку.
— Здравствуйте, товарищ майор. Ваше призвание действительно...
— Милицейская служба,— торопливо прервал ее Роогас.
Она с шутливой серьезностью сказала:
— Я хотела сказать — носить мундир. Посмеялись.
Хельви Каартна все еще выглядела очень молодой. С годами только возмужала. И осталась такой же простой, какой была раньше. Ее непринужденность, то, что ее абсолютно не потревожило его неожиданное появление,— все это хорошо подействовало на Ррогаса, Тут же он вспомнил, ради чего пришел. И то, что когда-то Хельви Каартна любила Лапетеуса. Пыдрус подмигнул Роогасу:
— Не пойти ли нам теперь снова в прихожую?
И весело захихикал, будто удачно напроказничал.
Роогас не знал, с чего начать. У Паювийдика было проще. Заметив на диванном столике стопку тетрадей, спросил:
— Ты не собираешься бросать преподавание?
— С какой стати?
— Ты говорил, что приступаешь к научной работе.
— Уже начал, — подтвердил Пыдрус. — Второй год тружусь. Но от преподавания не думаю отказываться.
— Извини, — сказал Роогас, — не пойми превратно. Хельви Каартна с любопытством следила за ними.
Так это казалось Роогасу. Пыдрус усмехнулся.
— И ты не пойми неправильно. Почему бы мне не быть учителем? У нас появились какие-то глупые предрассудки. Один из них — снисходительный взгляд на людей, делающих конкретную работу. Понятие «конкретная работа» не очень точно, но я сейчас не нахожу более меткого. Ну ладно. Преуспевающим и влиятельным человеком считают того, кто крутится в министерстве, командует в комитете, хлопочет в аппарате или интригует в институте. А к учителю или к врачу в поликлинике относятся как к неудачнику.
Роогас ощутил неловкость.
— Я думал...
Пыдрус не дал ему возможности ответить.
— Все причитают: школа не делает того, школа не делает этого,— продолжал он.— Кто должен работать с молодежью? Теперь такая мода: кто считает себя хотя бы в какой-то степени филологом или литератором, тот старается попасть в институт, а по меньшей мере в издательство или в какую-нибудь редакцию. Для художника должность учителя рисования оскорбительна. Счастье еще, что руководители хоров не стремятся стать людьми свободных профессий и не лезут в профессиональные ансамбли. Математики думают только о кибернетике. В свое время никто не считал зазорной
должность школьного учителя. А теперь хотят только обобщать, только давать директивы! Хельви Каартна весело засмеялась.
— Сохраняйте спокойствие! Оскар атакует не вас, а меня. Мы спорили перед вашим приходом.
— Благодарю,— попытался ответить шуткой и майор Роогас.— А я уже чувствовал себя разгромленным.
Пыдрус успокоился.
После недолгого молчания Роогас произнес:
— Я принес вам печальное известие. Умер Виктор Хаавик.
Хельви Каартна содрогнулась.
— Как?!
— Он же вчера вечером звонил из Раквере! Это сказал Пыдрус.
— Автомобильная катастрофа,— пояснил Роогас.— Лапетеуса в тяжелом состоянии отвезли в больницу. Он-то и налетел на машину Хаавика.
Хельви словно застыла. Она вопросительно смотрела своими большими серо-голубыми глазами на майора Роогаса.
Роогас рассказал о столкновении. Избежал неприятных подробностей, не сказал и о том, что врачи Йочти не дают надежды на выздоровление Лапетеуса.
— После моего ухода он остался дома,— подумал вслух Пыдрус. — И не выглядел очень уж пьяным. Я ушел около двух часов ночи.
— Авария произошла чуть-чуть после четырех.
— Вся эта история выглядит совершенно невероятно,— заключил Оскар Пыдрус.
Хельви молчала.
— Он восемь лет водил машину,— заметил Роогас— Сперва они купили «Победу», потом приобрели «Вол* гу». До сих пор у него даже талон не меняли.
— Когда вы ушли, мы обсуждали разные вещи,— вставил Пыдрус. — Говорили о времени и о поведении людей. Мне показалось, что он подозревает, будто прежние товарищи держатся от него в стороне. Он так и выпалил: мол, старые дружки обвиняют его. Я еще успокаивал его, хотя и не совсем понял, что он хотел сказать.
Некоторое время они сидели молча. Потом Хельви сказала:
— Андрее очень любит свою жену. Наверно, ему сейчас ужасно тяжело.
Poorac опять отметил, что никто не говорит о Хаавике. И он сам тоже.
— Лапетеус знает, с кем он столкнулся? — спросил Пыдрус.
— Вероятно, нет. Ему скажут это не раньше, чем разрешат врачи. Иначе это может стать роковым. Сам он не мог узнать людей, сидевших в «Москвиче». Все произошло в одно мгновение. Свет ослепил. Лапетеус сразу же потерял сознание.
Роогас заметил, что Пыдрус следит за Хельви.
Они сидели в маленькой комнате. Все стены были заставлены книжными полками. И та, у которой находился диван. Перед окном стоял маленький письменный стол, заваленный бумагами, раскрытыми журналами и книгами. И на низком столике перед диваном рядом с тетрадями лежали книги, листки с машинописным текстом, чистая бумага.
Хельви поднялась.
— Я вскипячу кофе.
Роогас подумал, что она здесь свой человек. Теперь он больше не удивлялся, что Хельви вчера поручила Пыдрусу извиниться за нее.
Пыдрус убрал все с диванного столика, накрыл его скатертью и поставил чашки. Роогас вспомнил, что когда-то он так накрывал стол для Хельви. Она тогда неожиданно пришла к нему, и он до сих пор благодарен ей за это посещение.
Появилась Хельви с кофе. Глаза у нее покраснели.
Мужчины вспомнили свою демобилизацию и то, как они тащились в Таллин на скамейках дремавшего на каждой станции поезда. Хельви сразу же поняла, о чем говорили. Ведь и она была тогда среди них.
ГЛАВА ВТОРАЯ
1
В купе они сидели вшестером. Высокий и широкоплечий капитан Андрее Лапетеус, бывший командир пятой роты. Вчерашний батальонный адъютант, вечно хлопочущий, непоседливый Виктор Хаавик, на плечах которого поблескивали новенькие лейтенантские пого-
ны. Очаровательная, с большими серо-голубыми глазами медсестра санбата Хельви Каартна. Коренастый Оскар Пыдрус, бывший заместитель командира батальона но политчасти, солдаты привычно называли его комиссаром. Офицер штаба дивизии майор Лаури Роо-гас, продолжавший службу в Советской Армии. Шее тым был незнакомый им артиллерист, старший лейте нант, находившийся в купе уже раньше их,— вероятно, он сел в Tana — и не принимавший участия в беседе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31