По другую сторону письменного стола выпрямился Андрее Лапетеус. Большой, с широкими, угловатыми плечами, серьезный.
Приглашение было неожиданным. Удивило его и то, что Силларты строили дом. Он не мог представить себе, что женщина, к тому же молодая и любящая повеселиться, в одиночку возится с таким делом, О Реэт Силларт он знал мало, как, впрочем, и о других коллегах. Она работала бухгалтером отдела снабжения их министерства. Любила танцы. На вечере, посвященном годовщине Октябрьской революции, он несколько раз вальсировал с ней. Тогда-то Реэт и сказала, что готова танцевать хоть каждый вечер. Она считает его железным человеком. Вот и все, что он знал о ней. У него не было ни времени, ни желания вникать в личную жизнь сослуживцев. В том числе и Реэт Силларт. По-прежнему подгоняла работа, еще не был окончен институт. В отношении женщин он стал осторожен. Не хотел связывать себя со случайными встречными. Научился отличать тех, кто любит повеселиться, от тех, кто стремится выйти замуж. Последних он избегал. Реэт, по его мнению, относилась к первой категории.
Лапетеус внимательно смотрел на нее. И впервые заметил, что у Реэт были широкие плечи и узкие бедра, как у мужчины.
— Я уезжаю в Выру,— коротко сообщил он.
— Не уезжайте. Или поезжайте на день позже. Ради меня.
Реэт Силларт подошла к самому столу. Они стояли друг против друга. Рослые, сильные. Между ними только стол, заваленный бумагами и папками.
«У нее зеленовато-желтые кошачьи глаза». Это открытие заставило Лапетеуса усмехнуться про себя: глупость, ни зеленых, ни желтых глаз у людей не бывает.
— Сожалею, весьма сожалею. Но ничего не поделаешь, я должен поехать.
— Пошлите заместителя. А то он у вас совсем уже чернилами пропах.
Она заговорщицки улыбнулась.
Показались острые, сверкающие белизной зубы.
Лапетеус подумал: интересно, чем, по ее мнению, пахнет он сам? Но слова Реэт пришлись ему по душе.
И вдруг неожиданно для самого себя он сказал:
— Я не люблю этого стола.
Улыбка исчезла с лица Реэт. Она произнесла тихо и участливо:
— Понимаю вас.
«Она мне по брови»,— отметил Лапетеус.
— Понимаю вас,— повторила Реэт Силларт.— Вам здесь душно.
Он смутно сообразил, что это намек не только на маленькие размеры его кабинета.
— Присядьте, пожалуйста.
— Спасибо. Не смею дольше беспокоить. Ведь вы самый занятый человек из всех наших работников.— Но все же присела.
Зазвонил телефон.
— Лапетеус слушает... Я вашего предложения не поддерживаю... Решение половинчато... Да, половинчато, вы поняли правильно... Это ничего не меняет... Министр согласен?.. Так чего же вы еще ко мне обращаетесь?.. Не будем тратить времени... Повторяю: предлагаемое вами решение половинчато... Нет, я своего мнения не изменю. Останусь на той же точке зрения и на коллегии... Пожалуйста, пожалуйста. Всего хорошего.
Разговаривая по телефону, Лапетеус ощущал на себе взгляд женщины. Он мысленно радовался, что говорил именно так, а не иначе. Льстило, что Реэт Силларт пригласила его в гости, назвала самым занятым человеком. И что она сидит в кресле и следит за ним.
— Извините, но они вот,— Лапетеус указал на телефонные аппараты,— мои злейшие враги.
— Ваш злейший враг — вы сами. Снова зазвонил телефон.
Лапетеус хотел взять трубку, но Реэт помешала этому, положив на его руку свою.
У нее были длинные, чувствительные пальцы, они чуть-чуть вздрагивали, источая тепло, которое волновало Лапетеуса. Вишнево-красные ногти, необычайно мягкая кожа...
— Один враг побежден.
Реэт все еще придерживала руку, хотя телефон уже молчал.
Лапетеусу захотелось взять и притянуть Реэт Силларт к себе. «Сопротивляться она, наверно, не станет»,— подумал он.
638
01ни, все еще держа руки на телефоне, смотрели друг на друга.
Наконец Рет поднялась. Она слегка раскраснелась.
— Мы все-таки ждем вас. Я и мой дядя — он был на строительстве дома и рабочим и десятником, инженером и снабженцем.
— Я не могу сейчас сказать вам «да», хотя и хотел бы. Заранее извиняюсь. Но поздравить с новосельем как-нибудь зайду обязательно. Большое спасибо за приглашение. Не обижайтесь на меня.
— Мы ждем вас. До свидания. Она повернулась и вышла.
Лапетеус сделал несколько шагов по своехму кабинету — действительно закуток! Усмехнулся. Подумал: «Самоуверенная девица. Новое свободное поколение, без предрассудков». Потом сообразил, что, пожалуй, было бы неправильно относить Реэт Силларт к новому поколению. Снова уселся за письменный стол. Действительно, из работников министерства он самый занятой. И душно здесь тоже.
Вечные разъезды уже начали надоедать Лапетеусу, Все из года в год повторяется. Летом коротенькая передышка, зимой вечная суета и спешка. Планы рубки, графики вывозки. Вечная война с райисполкомами и сельсоветами, которые не обеспечивают людьми. Забота о постоянных рабочих. Где-то местный кооператив оставил лесозаготовителей без хлеба — дождь упреков льется на него. Выходят из строя машины и тракторы, и он думает о них день и ночь. И кадры — это главная причина всех бед: откуда ты возьмешь в лесную чащобу таких людей, чтобы они были ангелы!
Лапетеус все чаще думал о переходе на другую работу. Он сделал все, что было в его силах. Безраздельно посвятил себя работе в учреждении, куда его направили. Тогда не посчитались с его желаниями, он пошел, куда послала партия; теперь он вправе требовать, чтобы поняли и его устремления.
Терпения у Лапетеуса хватало. Он не считал разумным предпринимать что-то до окончания института. Особенно теперь, когда люди обеспокоены, взвинчены, нервничают... Когда наперегонки друг перед другом кого-то критикуют и боятся, как бы не начали дубасить их самих.
Телефонный звонок вывел его из задумчивости. Он дротянул руку за трубкой, взялся за нее2 но не поднял,
Почувствовал на своей руке прикосновение длинных, тонких, вздрагивающих пальцев Реэт» Улыбнулся про себя. Телефон звонил, пока не умолк.
В дверь постучали.
Кто это может быть? Наверно, чужой. Свои люди входят без стука.
— Прошу! Дверь открылась.
На пороге стоял заведующий плановым отделом Вильяндиского леспромхоза Лаури Роогас.
— Заходите, заходите,— дружески пригласил Андрее Лапетеус, размышляя, чего может хотеть от него Роогас.— Присаживайтесь. Давненько не виделись. Чго в ваших краях нового?
Прочесть что-нибудь на лице Роогаса было трудно.
— Спасибо.
Казалось, что гость не знал, с чего начать.
Лапетеус протянул ему коробку с папиросами. Чутье подсказывало, что Роогас не случайно зашел к нему,
«Защищать его я больше не смогу»,— почему-то подумал Лапетеус.
2
— Работа у пас идет более или менее планомерно,— начал Роогас.— Горячие деньки прошли, уже вторзй месяц поспокойнее.
Понять, что Роогас говорит не о том, ради чего пришел, было несложно. Он все еще подыскивал нужные слова. Наконец решился и сказал, внешне совсем спокойно;
— Я ухожу с работы.
— Поссорились с директором? — не сразу понял Лапетеус.
— Нет. Директору я еще не сообщал о своем уходе,
— Трения с местными органами?
— В Вильянди на меня еще не обратили внимания.
Роогас подчеркнул слова «в Вильянди» и «еще». Лапетеус не придал этому значения. Или действительно не заметил.
— Нашли место получше? Честно говоря, и я порой чувствую, что надоело. Видимо, годы дают себя знать.
— Нового места у меня нет.
— Почему же вы уходите? Помните, как-то вы сами сказали, что не нужно раньше времени плевать в старый колодец,
Роогас как-то странно усмехнулся.
— Не хочу, чтобы меня вышали. Еще меньше хочется мне, чтобы из-за меня упрекали вас. Вы рекомендовали меня в Вильянди. Я этого не забуду. Вот и, все, что я хотел вам доложить.
Лапетеус опасался чего-то другого. Теперь он даже немного обрадовался, что к нему пришли не за помощью. Он хорошо разбирался в людях и видел, что Роогас, хотя и держал себя в руках, был не в себе.
— Вы все взвесили? — Лапетеус почувствовал, что его слова звучат холодно, официально, даже неискренне.
— Да. Это самое правильное.
— Времена безусловно... сложные. Вам, вероятно, нет смысла объяснять, как сейчас относятся к руководящим кадрам. Вы, видимо, сами полностью в курсе. Конечно, нужно честно признать — в вопросе о кадрах были грубые отклонения от большевистских принципов. Но... все это не касается вас.
— Я думаю, что касается. Столичная газета среди подозрительного элемента, которому якобы покровительствовал товарищ Пыдрус, назвала и мою фамилию.
Лапетеус такой статьи не читал. Он встревожился, но виду не подал.
— В министерстве вас оценивают положительно. Мы вопроса не поднимали и не собираемся этого делать. Во всяком случае, мой отдел.
— Благодарю. Но это не меняет моего решения.
Слова, голос, выражение лица Роогаса, весь его облик, как ни пытался он скрыть это, по/лверждали, что он был крайне расстроен. Лапетеус не ошибся, придя к такому заключению. Догадывался он и о том, что Роогас охотно остался бы на прежнем месте. Ему нравилось в Вильяндиском леспромхозе. Работа планового отдела немного напоминала штаб. В подсчетах рабочей силы и мощности машин, в их расстановке было что-то общее с расчетом огневой мощи подразделений и определением их боевых задач. Графики лесозаготовок во многом походили на графики, которые составляли в штабах полков и дивизий. Свои обязанности он выполнял точно и, освоившись с работой, не раз давал директору толковые советы. В хорошем настроении директор называл его своим начальником штаба.
И город нравился Роогасу. Жить можно было здесь вполне. Если становилось грустно, он бродил по берегам озера, вдоль ручья или брал лодку и утомлял себя греблей. Часто заходил в кафе, где обычно в одиночестве сидел за столиком. Познакомился с врачами, учителями, артистами и другими, кто заходил сюда выпить кофе, съесть булочку и обменяться новостями. У него возникла близкая дружба с одной женщиной-врачом, которая махнула рукой на сплетни и порой навещала Роогаса на его холостяцкой квартире.
Лапетеус не знал всех этих подробностей, но заметил, что Роогас свыкся со своей работой, хорошо отзывался о Вильянди, выписывал литературу о лесоводстве и лесной промышленности.
— Не буду вас агитировать. Подумайте еще. И не забывайте, что я вас поддерживаю. В конце концов, какая бы ни была у вас анкета, мы вместе сражались на фронте.
Роогас поднялся и с выправкой профессионального военного сдвинул каблуки, подал руку. Лапетеус тоже встал, энергично ответил на крепкое рукопожатие Роогаса.
— До свидания.
— Всего хорошего.
Он проводил его до двери. Потом вернулся к письменному столу, уселся. Подумал, что с Роогасом следовало обойтись потеплее. В разговоре о политике в области кадров Лапетеус незаметно для себя употребил слова Юрвена. Стоило ли вообще об этом говорить? Но сказал или не сказал, теперь это дела не меняет, решил он. И все же хорошо, что Роогас уходит из их системы.
Взгляд опустился на письмо с пярнуской лесопилки, и Лапетеус быстро взглянул па часы. Ведь обещал в три часа позвонить в Пярну.
Он поднял телефонную трубку и снова ощутил прикосновение чужой руки. Не крепкое пожатие Роогаса, а нежную ласку пальцев Реэт Силларт.
Лапетеус ничуть не жалел, что уезжает в Выру и не сможет пойти в гости к Реэт. Но в последний момент он отложил командировку...
Гостей у Силлартов было немного. Несколько молодых женщин, которых Реэт представила как своих подруг. Столько же мужчин, в большинстве моложе Ла-петеуса. Кроме двух. Эндель Мурук был примерно одних с ним лет. Сидя, он выглядел человеком среднего роста, но, встав, оказался на полголовы выше Лапетеуса. Второму — склонному к ожирению Рейихольду Самма-сельгу — было примерно около сорока пяти.
Первый, знакомясь с Лапетеусом, представился:
— Доцент Мурук.
Второй после обычной церемонии знакомства и рукопожатия заметил:
— Я знаю вашего министра. Дельный мужик. Внешне— рохля, а на самом деле — гром и молния.
Лапетеус с удовлетворением обнаружил, что среди гостей, кроме него, из министерства никого не было. По крайней мере не будет напрасных разговоров.
Прежде всего Реэт показала ему дом. Они вдвоем ходили из комнаты в комнату, остальные гости явно были здесь не впервые.
— Хорошо, что вы пришли,— тараторила Реэт.— Чудесно. Я ждала вас и боялась, что вы не придете.
— Министр попросил меня перенести поездку,— хладнокровно и неожиданно для самого себя соврал Лапетеус.
— И что только делал бы хозяин, если бы вас вдруг куда-нибудь перевели. Нет, нет, это может случиться. С любым, и с вами тоже. Он остался бы без ног и без РУК.
— Вы преувеличиваете...— Лапетеус не знал, как обратиться к собеседнице.
— Говорите мне просто Реэт.
— Спасибо.
— Пройдемте сюда, вправо. Я покажу вам комнаты и на втором этаже.
Реэт поднималась впереди него. Перед глазами Лапетеуса мелькали крепкие стройные икры. Из-под края юбки виднелось кружево белья.
Лестница привела в довольно просторное помещение, которому Лапетеус не смог подобрать названия. Стенная полка с книгами, кресло, низкий столик и торшер. Две двери, выкрашенные в сиренево-лиловый цвет. Гармонично и своеобразно.
— Прошу, пойдемте дальше.
Она распахнула одну из сиреневых дверей и просто сказала:
— Я сплю здесь.
Широкая низкая кушетка. Широкий туалетный столик. Широкий с отделкой из дорогой фанеры четырех-створчатый платяной шкаф. Тумбочки. Еще одна дверь, также отделанная высококачественной фанерой. Над кушеткой и рядом с зеркалом — настенные лампы с сиренево-лиловыми абажурами. На стенах две акварели нежных тонов. Просторное, необычно просторное окно в сад.
— Ваш дом пробуждает пережитки. Я думал, что во мне нет и грамма частного собственника, но такой дом и я хотел бы иметь.
— Не теряйте революционной бдительности, — мягко и дразняще засмеялась Реэт, и Лапетеус увидел у нее в глазах желтые точечки.— Между прочим, мы были вынуждены его построить. Во время войны дом моих родителей сгорел дотла. До сих пор я жила у родных. Без прописки. Их квартира так мала, что меня туда не прописывали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31