У меня появились новые друзья. Люди, которые раньше на меня зубы точили, теперь выражают свое сочувствие. Неужели они действительно считают меня своим единомышленником? Это было бы ужасно,
X е л ь в и. Они не считают вас своим единомышленником. Они только надеются, что из вас может выйти их единомышленник.
П ы д р у с. И это ужасно.
Хельви, Будет ужасно, если вы не обманете их надежд.
Пыдрус. Нет, я все же дал им основание своей деятельностью. Я подходил к людям как к отдельным личностям и не принимал их как выразителей классовых интересов. Слепой попадет в болото.
Хельви. Я не сомневаюсь, что вы найдете дорогу, которая выводит с болота.
Пыдрус. Иногда вы очень жестоки. Я надеялся, вы скажете, что я и не падал в болото.
Хельви. Я рада, что вы не утратили чувства юмора.
Пыдрус. Мне хорошо с вами.
Хельви. Вы не первый говорите мне это.
Пыдрус. Р1звините.
Тишина.
П ы д р у с. А омлет хорош.
Хельви. Нам остается еще поговорить о погоде.
Пыдрус. Критику принимаю. И правда, глупо с моей стороны говорить сейчас об омлете.
Хельви. Знаете, что я сейчас подумала? Что после того, что произошло, вы никому больше не доверяете. Даже самому себе. Вы подавлены, оскорблены, вы растерянны, а прикидываетесь каким-то... снобом.
Пыдрус. Возможно, что вы правы. Но сноба я не разыгрываю. И веры не потерял. Я доверяю партийным товарищам. Мадис Юрвен еще не партия.
Хельви. Вы должны все преодолеть.
Пыдрус. Если быть откровенным, то я действие тельно растерян. Понимаю, что я не смог сделать того, что нужно было сделать. Я страдал политической куриной слепотой и не видел людей насквозь. Но... почему меня выгнали, как прокаженного?
Хельви. Этого многие не понимают. И те, кто проголосовали за предложение Юрвена.
Пыдрус. Я считал, что нет ничего хуже войны.
Хельви. И нет.
Пыдрус. Когда тебя считают предателем, это еще хуже.
Хельви, Никто не считает вас предателем, Даже Юрвен,
529
П ы д р у с. Хорошо, что вы пошли со мной.
X е л ь в и. Это неважно, что я пошла. Когда нам тяжело, всегда приходит кто-то из товарищей.
П ы д р у с. Жаль, что первые годы практики построения социализма я сдал на «неудовлетворительно». Чертовски жаль.
X е л ь в и. Я не люблю людей, которые говорят о социализме так, как будто они построили уже несколько коммунистических обществ.
П ы д р у с. Теперь вы позволите поговорить О еде и о погоде?
X е л ь в и. Налейте мне вина.
П ы д р у с. Закажем еще по омлету?
X е л ь в и. Нет, больше мы ничего не закажем. Говорите, о чем хотите. Я разрешаю вам все..,
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
1
Реэт Лапетеус быстро поправлялась, и врачи разрешили ей выписаться из больницы.
Дома она немедленно начала действовать. Весь вечер звонила друзьям и знакомым. Разговаривала и с Энделем Муруком.
В телефоне задребезжал недовольный голос:
— Доцент Мурук слушает.
— Ты меня не узнаешь? Или не хочешь больше узнавать? Скажи честно.
Голос в телефонной трубке зазвучал по-иному.
— Ты, Реэт! Извини. Сочувствую тебе от всего сердца. Завтра же утром заеду к тебе. Как с Лапетеу-сом? То есть., с Андресом?
Реэт вздохнула.
— Врачи не говорят. Боюсь, что... Ты не представляешь себе, Эндель, что я пережила... Какого адвоката ты посоветуешь?
— Дебина. Крепкий юрист. Настойчивый, со связями. Я говорил со своим приятелем из суда. Он посоветовал именно Дебина. И сказал, что от самого страна ного Андреса можно спасти.
Реэт снова вздохнула.
— Из больницы в тюрьму. Я этого не переживу. Голос Мурука звучал энергично, ободряюще:
— В тюрьму? Нет, Реэт. Этого Дебин не допустит. Между прочим, безупречная биография твоего мужа R руках такого защитника, как Дебин,—козырной туз, Дважды ранен, два ордена, четыре медали, две грамоты Верховного Совета, с десяток служебных блат-дарностей. Член партии, принадлежащий, так сказав, к республиканскому активу, и так далее. Мы уже немного посоветовались с Дебином, он настроен очень оптимистично. Я понимаю, что тебе сейчас невероятно тяжело, но самые трудные дни, видимо, уже позади.
Реэт оживилась.
— Я знала, что ты меня поддержишь,— тихонько сказала она.— Спасибо, Эндель. Но ты не принимаешь во внимание самого ужасного. Грязи, которую сейчас разводят вокруг меня.
— Наплюй на сплетников. Большинство просто завидуют тебе.
Какое-то время она молчала. Потом прошептала:
— Бьпь может, процесса и не будет... Аидреса могут... отнесги из больницы на кладбище.
Реэт всхлипнула.
— Успокойся. Зачем ты рисуешь себе такие страшные картины? Я говорил с врачами. Его состояние не так уж безнадежно. Сейчас ты видишь все в излишне черных тонах. Я еду к тебе.
Держа телефонную трубку возле уха, Реэт подумала, что лучше бы Мурук приехал завтра. В комнатах не прибрано, и сама она выглядит плохо. Почувствовала себя очень усталой.
— Спасибо, — сказала она едва слышно. — Жду тебя завтра. Сегодня мне тяжело говорить. И состояние у меня еще неважное. Врачи не хотели выпускать из больницы. Я дала слово, что буду соблюдать предписанный режим. Когда я могла бы повидать Дебина?
— Да хоть завтра.
— Привезешь его с собой?
— Сперва я должен с ним договориться.
— Думаешь, что он наиболее подходящий?
— Я убежден в этом. Дебин ориентируется в тонкостях закона и умеет воздействовать на судей. К тому же у него есть необходимые знакомства. Он вообще не берется за безнадежные дела. Завтра в одиннадцать я буду у тебя. Если удастся связаться с Дебином, то вместе с ним. Кстати, Дебин делает чудеса для тех, кто умеет ценить его работу.
Реэт усмехнулась, хотя и не видела своего собеседника. Но если бы Мурук сидел здесь, тогда она вряд ли усмехнулась бы.
— Скупиться я не буду. Можешь дать понять ему это. Жду вас. До свидания. Ночь будет ужасная..* До свидания.
— Все кончится хорошо. Желаю наилучшего. Поправляйся.
После разговора с Муруком Реэт пошла в гараж, куда дядя распорядился поставить разбитую «Волгу».
Передняя часть машины была сплющена, левая дверца качалась на одной петле. Блок мотора, отброшенный к переднему сиденью, наклонился под каким-то странным углом рядом с искривленной рулевой штангой. Между помятым, искореженным радиатором и воздушным фильтром виднелось динамо. Акку* мулятор кто-то снял. От ветрового стекла осталась только узенькая полоска, напоминавшая тупые зубы пилы.
Левого переднего колеса не было. Потом Реэт заметила, что оно стояло у стены. Перекосившийся кузов опирался на шкворень.
Кузов и багажник были во вмятинах. Одно из задних колес неестественно накренилось.
На полу машины, между сдвинутым с места мотором и рулевой штангой, чернело пятно.
«Масло или кровь,— подумала Реэт.— Наверно, кровь».
Потом она огляделась вокруг, беспокоясь за ковры.
Их она в гараже не обнаружила.'
Услыхала сзади голос дяди.
— Когда я в то утро вернулся, весь дом сверкал огнями. И в гараже горел свет.
Реэт не повернулась к нему.
— Рама погнута, задний мост разбит,— говорил дядя.— Ремонт будет стоить столько же, сколько новая машина.
— Где ковры? — не поворачиваясь, спросила Реэт.
— В подвале. Один я постирал и почистил. Но огромное пятно осталось. Кровь ничем не отмоешь. А он выживет?
Она пожала плечами. Потом сказала;
— Калекой останется.
Маленький человечек, шаркая, обошел вокруг машины.
— Кто знает, пенсию-то он получит? Посадят. Ну, а если совсем калека, то, может быть, и не посадят.
Реэт промолчала.
— Поднес он тебе подарочек. Этого можно было ожидать. Послушалась бы ты меня вовремя.
Теперь Реэт ходила вокруг «Волги».
Дядя продолжал своим тонким, хнычущим голосом:
— Придется тебе его кормить, ухаживать за ним.
— Утром придет Мурук с адвокатом,— проронила Реэт.
Потом она ушла из гаража.
Свернутые в рулоны ковры стояли в углу подвала.
«Здесь сухо»,— подумала Реэт. Она напрягла память, но не вспомнила названия средства для выведения кровяных пятен.
За ужином она сказала дяде:
— Я буду опять спать наверху,
— Ты еще молодая женщина. И Реэт разрыдалась.
2
Через день она пошла в больницу. Вызвала сестру и передала ей крохотный пакет и букетик гвоздик.
— Отдайте это, пожалуйста, директору Лапетеусу,
— Вы могли бы сами отнести. Ответ сестры поразит Реэт.
— Разве... к нему... можно?
— Врачи не запрещают. И он успокоился.
При входе в палату самоуверенность покинула Реэт. Она приблизилась к постели, где на спине, все еще в бинтах, лежал Андрее. Не знала, с чего начать. Остановилась перед постелью, безмолвная, растерянная. Чувствовала на себе взгляд Аидреса и боялась посмотреть на мужа.
Оба молчали.
— Здравствуй,— он заговорил первым.
— Андрее,— прошептала Реэт.
Словно придя к какому-то решению, она села на край постели и склонилась над больным. Волосы коснулись его желтых рук, лежавших на груди,
— Андрее,— снова прошептала Рёэт,
Она видела перед своими глазами костлявые пальцы. Слышала свистящее, словно захлебывающееся дыхание. «Умрет, несомненно умрет»,— мелькнула мысль.
— Зачем ты пришла?
Голос Аидреса Лапетеуса хрипел. Его слова больно задели ее. Перед глазами она все еще видела восковые руки Андреса. Быстро заговорила:
— Во всем виновата я. Надо было остаться дома. И ничего бы не случилось. И... товарищ Каартна ие рткусила бы от меня кусок. Сожалею, ах как я сожалею! Я вела себя глупо. Прости меня, Андрее. Уже в квартире Айно у меня возникло странное предчувствие. Охватило беспокойство, думала, как ты справишься с приемом гостей. Мысленно я все время упрекала себя.
Реэт посмотрела мужу прямо в глаза.
Они чуждо поблескивали. Его худое, словно уменьшившееся лицо было таким же желтым, как и руки. Остро выдавались скулы. Резче выделилась линия подбородка. Но больше всего изменились глаза. Вернее, другим стал взгляд, который он не отводил от нее. Реэт показалось, что в нем был упрек. И холод. Вызывающая холодность.
— Когда я случайно встретилась с Виктором, который возвращался из Раквере... Ты не знаешь Об этом, позволь, я объясню. Сперва я пошла в гости к Айно. С Эрной предварительно договорились, что приеду к ней часов в одиннадцать, когда они вернутся из театра. Ночевать у Айно я не могла, у них тесно. Но мы с Айно увлеклись и болтали до часу ночи или даже дольше. Конечно, дольше. На улицах было пусто, автобусы уже не ходили. Я пошла на остановку такси. Мимо проезжал Виктор. Заметил меня и остановился. Было так неловко просить, чтобы он отвез меня в Пирита. К счастью, он не спросил, почему я туда еду. На полдороге закапризничал мотор. Виктор говорил что-то о зажигании и карбюраторе, не помню точно. Он попал в затруднительное положение. Потом какой-то таксист наладил нам мотор... И почему только я не осталась дома.
Реэт умолкла, ожидая, что скажет Андрее. Но он закрыл глаза и лежал неподвижно. Реэт снова повторила, что во всем виновата она.
Тогда Андрее Лапетеус сказал!
— Мы должны разойтись. Ты права.
— Теперь — ни за что,— быстро произнесла Реэт. Ей показалось, что уголки губ у мужа покривились.
«Он ненавидит меня».
— Тебе лучше, если...
— Нет, нет! — прервала она его.— Я не за этим пришла сюда. Не говори так. Прости меня, Андрее. Прости мне все. Тебе сейчас крайне тяжело. И мне не легко. По сравнению с тобой я почти не пострадала. На свое состояние не жалуюсь. Посмотри на меня: ведь я совсем здорова. Только немного похудела. И все же мне страшно. За тебя, Андрее. Из-за несчастья, в котором я главная виновница.
Движением руки он прервал ее. Реэт заметила, что рука мужа бессильно дрожит.
— Позволь мне договорить,— взволнованно продолжала она.— Я так хочу, чтобы ты меня понял. Тогда мне будет легче. И тебе, дорогой. Тебя я ни в чем не обвиняю. Ведь причина всему — я, и это меня ужасно мучает. И Виктор не обвинял бы тебя. Даже защищал бы, но его больше нет. Удручающее совпадение, Андрее. Не задержись я у Айно... Не проезжай Виктор случайно мимо на Центральной площади... Не уйди я из дому... Но я ушла, заболталась у Айно, Виктор проезжал мимо и... Ты должен простить. Потому что все началось с меня. С моей ревности к твоей .* Ведь эта Каартна была твоей первой женой. Я не хотела встречаться с ней. Я ничего от тебя не скрываю, Андрее. Я чувствовала и сейчас чувствую что ты все еще любишь ее. Поэтому я и не смогла остаться дома. Я виновата перед тобой. Мне будет в тысячу раз легче, если ты простишь меня.
Реэт умолкла. Она ждала, что скажет муж. Не отводила взгляда от его лица.
— Мне нечего тебе... прощать,— произнес Андрее. Реэт снова подумала, что он ненавидит ее. Опустила
глаза, посмотрела в окно. Чувствовала себя скверно.
— Я говорила с врачами,— принужденно продолжала она.— Твое состояние не так уж плохо. Через месяц-другой поднимешься на ноги. Так заверяют они Я консультировалась у юристов В этом отношении тоже ничего страшного не ожидает Мы условились, что тебя будет защищать адвокат Дебин. И по партийной линии, вероятно, поймут.
— Теперь ты... естественна,— вставил Лапетеус,
Реэт не поняла, что он этим хотел сказать. Но в его взгляде прочла явную насмешку. Неужели она действительно ничего больше не значит для Андреса?
— Нам тяжело изменить себя,— прощупывающе сказала она.
По лицу Лапетеуса скользнула гримаса. «Какой он желтый»,— подымала Реэт. И потом: «Он убил Виктора».
— Оставь меня одного,— потребовал Лапетеус.— Я не могу больше... слушать.
— Ты мне прощаешь? Он отвернулся.
Реэт поднялась.
— Я приду завтра.
— Не приходи.
— Позволь,— попросила она.
— Мне... тяжелее, когда ты приходишь.
— А послезавтра? Через неделю? Лапетеус закрыл глаза.
Из больницы Реэт поехала в совнархоз. Она хотела узнать, как теперь относятся к Андресу в Управлении легкой промышленности.
3
После ухода Реэт Лапетеус долго лежал с закрытыми глазами, ни о чем ие думая. Он очень устал. Пальцы словно свинцом налились.
Потом вдруг нахлынули воспоминания, которые он упорно отгонял.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
С Силларт он познакомился ближе после того, как она пригласила его в гости. На новоселье, как она сказала.
Приглашая его, Реэт стояла посредине кабинета. Высокая, белокурая, она заразительно улыбалась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31