Большинству, казалось, доставляло своеобразное удовольствие вводить детей в заблуждение, обманывать их, даже мучить. Я предпочел бы, чтобы мое детство протекало теперь: в наше время с детьми, несомненно, больше считаются. Возможно, это связано с тем, что в нашей жизни будущее играет теперь большую роль.
Светлым или мрачным было мое раннее детство? Многие, наверное, решат, что оно было мрачным,— сам я не берусь об этом судить. Подчас приходилось очень тяжело; светлые минуты были редкими. Ведь можно сделать фон таким темным, что обыкновенная белая бумага будет резать глаза, как самый яркий свет.
Но светлым или мрачным было мое детство, все же я ни за что не отказался бы от него, однако с равной неохотой согласился бы пережить его снова.
А впрочем, не смотрит ли светлее на будущее тот, у кого было тяжелое детство? Многие представители новой эпохи провели свое детство в бедности, и это не озлобило их, а вызвало желание изменить жизнь.
Вспоминая эти первые восемь лет моей жизни, я должен сказать, что мне не мешало бы иметь в детстве немного больше света и воздуха, может быть побольше еды и теплой одежды. Но это не столь существенно. Я мог расти и в тех условиях, которые выпали мне на долю. Разумеется, результат получился иной, чем если бы меня воспитывали с соблюдением всех правил ухода
за детьми, если бы я пил молоко от контролируемых джерсейских коров, если бы меня ежедневно купали в ванне, если бы я мог наслаждаться солнечным светом и беззаботными играми. У меня были бы тогда румяные щеки, мой желчный пузырь сократился бы до минимума и заменился каким-нибудь органом, выделяющим благодушный эгоизм. Но, не говоря уже о том, что эгоизм может появиться и от нужды (для этого потребовалось бы чертовски много нужды), я не уверен, что воспитание при избытке солнечного света и без всяких забот вырабатывает именно те ценности, которые нужны в борьбе за существование, в борьбе, происходящей теперь. Чисто физическую ценность, может быть, оно и создает, тело становится здоровым, — но это достигается за счет развития духовных способностей, которые, пожалуй, имеют отдаленное отношение к природе, но приобретают огромное значение для людей. Светлое детство делает человека здоровым и довольным, вежливо-эгоистическим (асоциальным) и тупым.
В моем раннем детстве мне всерьез недоставало не столько еды, одежды или ухода, сколько настоящих людей, которые отличались бы от нашей среды. Отец с матерью, братья и сестры, наш немногочисленный круг знакомых — все это было хорошо, но так же обыденно, как воздух, которым мы дышали, как хлеб, который мы ели. Был ведь еще и другой мир, где никто не испытывал недостатка в том, чего мы с плачем просили, где всем, на наш взгляд, жилось роскошно и весело, где никто не ложился спать голодным и ни в чем не терпел недостатка, где душа не исходила слезами от нужды и горя. Но этот мир никогда не давал о себе знать, ни одна светлая искра из него не проникала к нам в виде весточки или привета от человека к человеку. Представители чуждого нам мира не считали нас за людей и не проявляли по отношению к нам никаких человеческих чувств. Это имело для нас гораздо более серьезное значение, чем физический голод, и вызывало в душе ожесточение и упорство, которые иначе, быть может, не развились или во всяком случае не укоренились бы в нас.
В общем, у меня было хорошее детство, хоть это, конечно, не совсем то же самое, что светлое детство. Возможно, это явилось источником большой внешней силы, — не знаю. Если ребенку приходится бороться со многими невзгодами, такая борьба может закалить его на всю жизнь.
Детям бедняков, если они вообще выживают, свойственны две черты, которые прекрасно дополняют друг друга: стоическая выносливость и вечное недовольство,— последнее является матерью всякого прогресса, но должно сопровождаться некоторой внутренней уверенностью или оптимизмом. Не было случая, чтобы кислые, всем недовольные люди преобразовали мир. Ценным свойством является умение принимать все как должное. Без него рабочий люд давно бы погиб. Не все обладают таким умением примиряться с тем, что не может быть изменено, и в то же время бороться с жизнью, как это делала мать. Она стремилась перестроить жизнь, если это было возможно, а все остальное принимала с веселой улыбкой.
Мне кажется, что и я до некоторой степени обладаю таким равновесием, которое, замечу в скобках, можно легко объяснить тяжелым детством. Если бы внешние условия были более благоприятны, неизвестно, что получилось бы из меня, — быть может, я бы пропал. С тех пор как я помню себя, в глубине моей души гнездился мрак; если бы у меня было иное детство, полное солнца, беззаботности и праздных игр, то возможно, что мрак одолел бы меня. Но задачи, подчас очень трудные, вытесняли этот мрак, а все самое сложное становилось для меня легче и проще, так как я смутно чувствовал, что бороться со злом, которое подстерегает меня со всех сторон, мне было бы еще труднее.
Даже болезнь не была абсолютным злом, хотя я часто и подолгу болел. Как-никак, она освобождала меня от работы, подчас очень тяжелой, и укладывала в постель. Все начинали баловать больного ребенка, и я испытывал особую радость оттого, что мне снова уделяют много внимания; отцу приходилось доставать кошелек, чтобы выложить деньги на лекарство или отыскать два эре на леденцы. Болезнь давала мне еще кое-что: лежа в постели, я оглядывался назад, учился вспоминать или мечтал о будущем.
И, что важнее всего, болезнь вырабатывала новые черты характера: жестокое упорство, сдержанность, любознательность. Мне становилось доступным многое, что осталось бы неведомым здоровому ребенку. Мое физическое развитие задерживалось, и я рос бледным и хрупким мальчиком. Когда мне было восемнадцать лет, я выглядел пятнадцатилетним, а когда мне пошел третий десяток, женщины часто — к великому моему огорчению— обращались со мной, как с подростком. Но зато теперь женщины считают, что я еще заслуживаю их внимания. Вот какие преимущества дает иногда болезнь.
Я не собираюсь утверждать, что хорошее детство непременно должно быть связано с болезнью, но хочу еще раз подчеркнуть, что болезнь может принести человеку много ценного.
Затем, по моему мнению, для благотворного развития ребенка совершенно необходимо пробудить в нем интерес не только к сказкам или к чтению вообще, но главным образом интерес к работе, важной для жизни и ее поддержания, — интерес этот возникает уже с той минут ы, когда ребенок сам вынужден добывать себе кусок хлеба. Только такой интерес в состоянии наполнить душу ребенка радостью созидания.
Чувство удовлетворенности появляется, если человек создает что-либо полезное, а не лишенное ценности. И особенно большое значение для развития ребенка, для превращения его в полезного члена общества приобретает труд, благодаря которому он вовлекается в общественную жизнь. Праздная игра делает ребенка поверхностным и внутренне бесхребетным — асоциальным. Мне с раннего возраста пришлось нести свою долю тягот по содержанию семьи, и это развивало во мне стремление к общественной деятельности.
В наше время стремление к общественной деятельности — самое плодотворное и, следовательно, самое ценное качество человека. Поэтому у меня есть все основания быть довольным своим ранним детством.


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22