Попробовал вслух восстановить все, что делал утром в институте, прежде, чем отправиться к автобусу.
1 Корпоративный дух (франц.).
Но уверенного ответа на свои сомнения так и не нашел: чем дальше, тем больше ему казалось, что он сушилку не включил.
И он не смог уже снова улечься на мох, плыть с облаками по небу. И хищник исчез где-то за кронами старых буков.
— Перница и Крижан совершенно уверены, что я подготовлю опыт за субботу — воскресенье.,, — По встревоженному лицу Мариана все яснее читалось, что прогулка испорчена.
Говорят, новым гипотезам в области исследований верят только их авторы. А экспериментам Верят все, кроме тех, кто их проводит, сказал однажды Мариан. Потому что только тот, кто их делает, прекрасно понимает, как всякая мелочь, случайное упущение могут увести на ложный путь.
— А если позвонить в институт? Наверное, даже привратник может пойти посмотреть, включена ли сушилка в лаборатории...
— Но почта в деревне по воскресеньям не работает!
— Телефон наверняка есть в Национальном комитете. Мариан вытащил карту. До ближайшей деревни два
километра.
Каким-то образом получалось так, что он все время был как бы чуточку впереди, хоть Мишь старалась держаться рядом. И уже не занимали его ни опята на пеньках, ни серна, остановившаяся перед ними на дороге, — она постояла недвижно, потом плавным прыжком скрылась в перелеске.
Дверь в Национальный комитет, что разместился на небольшой безлюдной деревенской площади, была, как и следовало ожидать, заперта. От местного жителя узнали: староста, как по-старому он его назвал, уехал куда-то в гости, но секретарь, может быть, дома. Они действительно застали секретаря, убедили его, что это не безответственная шутка молодой парочки; если б не Мишь — кто знает, удалось ли бы Мариану с его лаконизмом оторвать секретаря от домашних дел и заставить пойти с ними в канцелярию. Но, когда он по старинному телефону с высоким рычагом звонил на почту ближайшего городка, лицо его уже выражало почтительность к тому, что вот, мол, от этого междугородного разговора зависит в медицинском смысле судьба всего человечества.
Пришлось подождать, пока их соединили. Секретарь бесцельно ворошил какие-то бумаги, Мншь старалась поддержать разговор притворным интересом к полевым работам и к тому, как крестьяне справились с нынешней катастрофической засухой. Но, когда она упомянула о советской помощи хлебом, секретарь насупился.
Время тянулось, от тиканья круглых часов на стене возрастала бессильная нервозность. Секретарь мрачно дымил, все чаще поглядывая на наручные часы, потом поднялся и застучал по рычагу телефона.
— Прага все еще не отвечает. Если бы вы звонили из Раковника, вас сразу бы соединили. А так разве им есть дело до какой-то деревни...
— Нам совестно, что мы оторвали вас от дел. Знаете что: не теряйте время, ключ мы принесем вам домой и заплатим за разговор, — сказала Мишь. — Можете на нас положиться, мы тут ничего не тронем. Если хотите, Мари-ан даст паспорт.
Секретарь, нерешительно взглянув на высокий серьезный лоб Мариана, согласно кивнул. Заперев все столы, он ушел. Паспорта не взял.
Стрелки стенных часов уснули на циферблате. В закрытое окно беспрерывно бились мухи. В комнате застоялся прокуренный воздух, Мишь открыла окно. Куры во дворе тотчас оживились, бросились к окну в напрасной надежде полакомиться. В этот стеклянно-прозрачный день позднего лета, когда видно далеко-далеко, по синему, озаренному солнцем небосклону тянулись облака.
Зазвонил телефон, они даже вздрогнули. Наконец! Мариан нетерпеливо схватил трубку. Послышался грубый голос, Мишь даже за два метра слышала каждое слово.
— Это ты, Венца? Вот это повезло: я думал, тебя разве чудом застанешь в воскресенье... Ну как, уговорил Воженилека дать мне дня на два трактор?
Дальше Мишь уже не слушала — Мариан пытался его прервать:
— К сожалению, пан секретарь давно ушел.
— А вы не могли бы ему передать?..
Опять потянулось время. Мариан мыслями был совсем в другом месте, на утешения Миши не отозвался, да, пожалуй, он их и не слышал. Решительно поднялся и позвонил на почту.
— Мы заказывали срочный разговор!
— А что я могу поделать, если Прага не дает! Может, у них линия повреждена!
— Девушка, алло, девушка!..
Повесила трубку, Мариан, раздосадованный, подошел к окну, словно искал там, кому бы пожаловаться. Но опять подбежали только куры, до той поры сонно купавшиеся в пыли; вопросительно смотрели на него одним глазом, разочарованно кудахтали.
— Это бессмысленно, — Мариан взглянул на часы.— Кажется, у часовни на площади висит расписание... Сбегай посмотри, когда автобус в Прагу!
Мишь вернулась мигом:
— К счастью, довольно скоро. Через полчаса
— Четверть часа еще подождем, потом вернем секретарю ключ и поблагодарим за доверие.
Вот так. И не надо мне было выбрасывать букет из листьев. Вообще, поднимет ли когда Мариан глаза от учебников и специальных книг, заметит ли, даже если букет поставить у него перед носом? Однажды он привел ей насмешливый отзыв доцента Пошваржа о ком-то из коллег: «Человек чувствительный и внимательный живет прежде всего для семьи. Па его могиле напишут: „На великие дела не прегендонал, ничего не достиг—и никогда не делал ошибок"».
Понимаю, Мариан, все понимаю. У того орла — а может, это был только ястреб — все-таки, наверное, был рак.
Сегодня опять день, полный предчувствий и беспокойства, подумал Камилл, когда, кажется, наступило время взяться наконец за давно задуманную повесть. Если бы он не стеснялся такого сравнения, то сказал бы, что находится на последнем месяце творческой беременности — с той, правда, особенностью, что его первое прозаическое дитя появится на свет после очень длительных и трудных родов.
Только найти бы самую важную, первую, фразу. Она должна быть добротной и «чистой», ибо станет некой предтечей всего творения; Камилл убежден, что читателю уже первая фраза подсказывает, каково будет и само произведение. Она должна быть такой, чтобы потом ее не надо было ни менять, ни вычеркивать: в таких мелочах Камилл суеверен. Но, когда OR уселся за письменный стол, вдруг понял, что фраза не та, а другой, лучшей, все нет и нет. Может, это знак того, что еще не пришел час, что период подготовок и, фаза обдумывания сюжета и персонажей была недостаточно глубока?
А дни и недели убегают. И он не хотел бы оказаться в положении незадачливого ученого, о котором рассказывал Мариан: такие люди все время отдаляют вожделенный миг, когда наконец почувствуют, что знают достаточно, чтобы заняться серьезным фундаментальным исследованием. Им все кажется, что идеальные условия ждут их где-то за ближайшим поворотом, но именно за этот поворот они никак и не могут завернуть; и может случиться, что весь потенциальный запас своих творческих сил они потратят на подготовку большого дела, которого так никогда и не осуществят.
Недовольный собой, Камилл подошел к эркеру: не проходит десяти секунд, чтобы внизу, в стеклянные двери их магазина, не входили или не выходили бы покупатели, главным образом женщины. Одна заинтересовала его странным поведением: ходит перед магазином, разглядывая аппетитные лакомства то в одной, то в другой витрине. Вот вошла и сразу вышла, за такое короткое время вряд ли успела бы что-нибудь купить. Воровка? Но тогда она бы не надела сине-желтое полосатое платье, даже издали бросающееся в глаза. Разве что новичок в этом деле. А может, она голодная?
Сколько голодающих безработных было в годы кризиса! Ему вспомнилось, как однажды, в тридцатые годы, он, тогда еще маленький мальчик, увидел по дороге из школы обтрепанного человека перед витриной колбасного магазина. Этот человек в шапке очень долго стоял, чуть ли не уткнувшись носом в стекло, и издали было видно, как он глотает слюнки; Камилл в порыве какой-то странной недетской благотворительности подошел тогда к нему и из своих карманных денег дал ему крону. Изголодавшийся человек был так потрясен, что не сразу и поблагодарил; вскоре он вышел из колбасной с булочкой и куском дешевой колбасы, а Камилл, отвернувшись, убежал.
Вообще-то девица неплохо одета, живет явно не в бедности — и все же что-то в ее поведении выдает голод. Пожалуй, это уж профессиональная черта будущего романиста— даже мелкие наблюдения он рассматривает с точки зрения того, можно ли их как-то использовать. Описать пантомиму сильного желания чего-то? Но к чему? В его повесть этот случай не вписывается.
Ему надоело смотреть в окно; вдохновение, которого он туг невольно искал, так и не пришло, более того—эти будничные действия за окном лишь отвлекают его мысль. В дурном настроении сложил он в портфель толстые тома, решив в отместку вернуть их в Центральную библиотеку. Все эти литературные теории, примеры, советы Крчмы, дебаты с Тайцнером только лишают человека уверенности в себе и не позволяют написать даже первой фразы.
Камилл вышел из дома. Тяжесть з портфеле, тяжко на душе — как бы избавиться от чужих мнений, выразить себя свободно, независимо, по-своему — но в чем конкретно?
Вдруг на солнечной улице ему бросились в глаза сине-желтые полоски. Красивая девушка, безусловно красивая, — и он в изумлении остановился: да ведь это невеста Гейница, или его двоюродная сестра, что ли...
— Вот не думала, что могу вас тут встретить! — засветилось ее лицо. — Я только что приехала из Рокицан, случайно шла мимо... У меня тут недалеко подруга живет.
Опять у нее веки намазаны чем-то блестящим, вазелин на веках — в этом, видно, выражается ее провинциальная оригинальность в косметике.
— А что вы делаете в Праге?
— Работаю телефонисткой, — засмеялась она.— В междугородном цен i ре. Уже целый месяц. — Она восхищенно посмотрела ему в глаза. — Чтобы быть ближе... к культуре, и вообще... — это прозвучало не слишком-то убедительно. — На работу мне выходить только завтра.
— А приехали вы уже сегодня. Значит, у вас свидание, — попытался он разыграть детектива. — С Гонзой Гейницем.
По ее лицу пробежала тень.
— С Гонзой не очень-то весело... — ответила она уклончиво.
Могла ли она стать литературным образом? По своим физическим данным — бесспорно (правда, скорее в романчике для дамского журнала): симпатичная, с хорошей фигурой, по-молодому активна, похоже, девушка с изюминкой. Но, чтобы послужить литературной моделью, ей нужна какая-нибудь яркая особенность, особый элемент ее душевного состояния. Однако врать правдоподобно, хоть и явно,— для литературного образа маловато.
— Как идет жизнь в Рокицанах?
— Там не живут, там спят. Я теперь вообще не понимаю, как могла столько лет прозябать там, на почте.
— И сколько же?
— Целых два года, представьте!
В некоторой привлекательности ей не откажешь. Но я ведь собрался сдавать в библиотеку полцентнера книжек! А поймал себя на том, что двинулся рядом с девушкой в противоположном направлении, по дороге незаметно ее рассматривая. Муза в районном масштабе, Мэрилин Монро «Мценского уезда». Ходила перед нашим винным погребком, как лиса вокруг курятника... И вдруг Камилл понял, что встреча начинает его забавлять.
— Всего месяц в Праге — значит, вы наверняка не успели узнать все, что можно увидеть. Что бы вам показать: Вртбовский сад, часовню святого Ваплава, галерею в Манеже?..
— Гигантское колесо.
Они пошли по Карлову мосту. Персонаж для повести: молодая девушка, на первый взгляд легкомысленная, на самом деле оказывается человеком глубоким, содержательным... Проверим: значит, ты нашла службу в Праге, чтобы быть поближе к культуре?..
Он начал рассказывать ей о святой Луитгарде и о скульптурах Брауна во дворце Клам-Галласа и в Куксе. И почти сразу прямо-таки физически ощутил, что она заставляет себя изображать заинтересованность.
Ладно: спустимся-ка прямиком в подвал...
— Вам это платье очень к лицу. Синее и желтое — очень изощренный вкус.
— Я сама его сшила! — с радостью похвалилась девушка.—То есть... шить — это мое хобби. — Она поторопилась рассеять подозрение, будто и остальной ее гардероб — не из модного салона.
Отчего это судьба все время подсовывает ему портних? Правда, у Мины — врожденная элегантность и шарм, каждым жестом, одной только походкой она невольно распространяет вокруг себя флюиды «роковой» женщины, одень ее хоть в мешок из-под картошки. Но Мина — уже осень, в перспективе у нее — только холодная, хмурая зима, а Павла Хованцова — сама весна в разгаре. И если я сказал, что ей идет несколько вызывающее платье, то это был ее просто комплимент.
И Камилл сознался себе в том, что уже не ищет в этой девушке черт литературного персонажа, что его интересует она сама. Хорошо сложенная, красивая девчонка — когда он придерживал ее за локоть перед автомобилем, слегка — но явно намеренно — прижала на миг его к себе И вокруг их магазина она вертелась в каком странном нетерпении, разумеется, не для того, чтобы якобы разыскать подругу. Что же случилось: королева умерла, да здравствует королева? Подошли к кинотеатру.
— Рита Хейуорт, говорят, хороша, — сказал Камилл; тут ему в голову пришел провокационный вопрос, словно он хотел предоставить судьбе еще одну возможность, -— В котором часу у вас свидание с Гонзой? — неожиданно выпалил он.
Она слегка поколебалась.
— В шесть, — ответила, к его удивлению, без уверток. Камилл глянул на часы. Без трех минут шесть. Он не в
силах заставить себя испытывать угрызения совести перед Гонзой: эта девица все равно от него сбежит, ей хочется лучшего. Он взволновался: любой ценой улучшить свое положение — да это же и есть типическая черта характера литературного образа! Хотя такой персонаж он не задумывал, но вдруг потом он впишется в повесть?..
— Купить билеты?
Долго, очень долго смотрела она ему в глаза — словно понимая, что в эти мгновения решается ее судьба.
— Купите, — прошептала она.
— Жребий брошен — произнес он, но по выражению ее лица увидел, что она не поняла.
Встреча через пять лет
Крчма поймал себя на том, что никак не может избавиться от того нервозного состояния, в каком сегодня вечером отправился в «Асторию», — он был в таком возбуждении, словно его ожидало свидание с тайной любовью (ведь тайной может быть и отцовская любовь).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16