В шесть вечера в Астории
Роман
(чехосл.)
Пролог
Семеро поднимались цепочкой по каменистой тропе. В горах бушевала гроза, и дождевики, накинутые поверх рюкзаков, делали путников похожими на странных горбатых контрабандистов. Шли молча, над головой почти непрерывно грохотало, эхо грома перекатывалось между скалистыми отрогами, словно раскачивалось в исполинской люльке; с трудом распознаешь, где гром, а где — его отзвук. За зубчатым гребнем, замыкающим долину, фиолетово вспыхивало небо. Встретил бы их кто в такую непогоду, удивился бы: вместо того чтобы спешить вниз, в безопасность, под крышу, эти упрямо лезут куда-то в гору, хотя гроза усиливается и густеет мрак в негостеприимной каменной пустыне.
Крчма, шедший впереди, остановился у развилки, чтобы окинуть взглядом следовавшую за ним шестерку бывших своих учеников.
— Будем надеяться, Гонза уже на пути вниз,— проговорил Мариан Навара; он сказал это самым обычным тоном, как о чем-то само собой разумеющемся. Словно хотел разбить тягостный ему пафос этой минуты.
Всего полчаса назад, когда их группа возвращалась из похода в горы, эти несколько человек отстали от других, Крчма вдруг осознал, что еще с обеда, который они съели под открытым небом, не видел Гонзу Гейница. Тот хотел обязательно «сбегать», как он выразился, через Прелом на Брадавицу. И это Гейниц, такой мозгляк, единственный в классе, у кого была четверка по физкультуре! И на экскурсию-то в горы явился в легоньких полуботинках...
Фиолетовый зигзаг молнии оборвал тревожные мысли, оглушительный грохот прокатился по долине, скалы швыряли друг другу эхо, словно мячик. Порыв ветра с дождем взъерошил гибкие ветки стланика.
И снова — в гору! А еще полчаса назад они, оживленно перебивая друг друга, мечтали о славном ужине после трудного похода... «Не верь словам, ни своим, ни чужим, верь только фактам»,— подумалось вдруг Крчме: все шестеро запротестовали против его намерения одному выйти навстречу Гейницу.
— Вы просто шайка ослушников, гроза в горах — это вам не шутка!
— А вы уже не имеете права приказывать нам, вы уже не наш классный руководитель!— усмехнулся ему в лицо здоровяк Пирк.
В глубине души Крчма гордился этими шестью бывшими своими подопечными: ни один из них не предпочел отдых в тепле туристской базы, где им предстояло заночевать. И в этой атмосфере внезапно вспыхнувшей, несколько истерически-отважной самоотверженности больше всего нужен был ему именно Пирк с его немного грубоватой крестьянской надежностью.
Шагали как заведенные. Дождь припустил, старенькое пальтишко Пирка пропиталось водой как губка, на плечах Миши темнели пятна сырости. Смеркалось; напрасно Крчма освещал фонариком дорогу в местах, где тропа выпрямлялась: о Гейнице ни слуху ни духу.
На повороте конус света нечаянно высветил лицо Ивонны. Во всем виновата она, эта сумасбродная девчонка! Самая красивая в классе — за три года, что прошли после их выпуска, Ивонна расцвела ослепительной женской красотой. И очень быстро приручила кое-кого из своих бывших одноклассников: ее давний неудачливый поклонник Гонза Гейниц тащил сегодня рюкзак Ивонны, небрежно перекинув лямки через одно плечо, вроде это ему пустяк. А незадолго до обеденного привала и произошел тот мелкий инцидент, который стал крылатой причиной куда более крупных последствий. Гейниц споткнулся, рюкзак Ивонны сполз с его узкого плеча, покатился с крутого склона и остановился лишь, упершись в большой валун.
— Вот растяпа,— добродушно бросила Ивонна.— Тебе бы портфельчик носить с бутербродом да с сатиновыми нарукавниками...
Это было жестоко со стороны Ивонны, но деликатность не относится к числу добродетелей красавиц, устремившихся к карьере кинозвезд.
Бухгалтер Гейниц тогда побледнел, стал серым, как татранский снег в конце лета, его тонкие губы задрожали. Крчма сказал что-то в его защиту, но сразу же и забыл от волнения, хотя эти его слова должны были несколько сбить спесь с Ивонны. Но Гейниц, казалось, еще сильнее осунулся; в смятении принялся он протирать очки, а с ними и глаза, до той минуты восхищенно и потерянно устремленные на недоступный кумир, отвернулся к безучастным татранским вершинам. Как знать, быть может, именно в эту минуту и проклюнулась в нем оскорбленно-мстительная мысль: ну, покажу я тебе, каков этот всеми презираемый, этот униженный слабак, эта цифирная душа Гейниц! Выше, выше, от дождя озябли руки, промокла одежда, и — после дневного похода — все тяжелее ноги; наконец в голубоватом взблеске молнии выступили из тумана очертания Збойницкой хаты. Туристская хижина — это было спасение; образ чашки горячего чаю, витавший перед ними всю дорогу — хотя никто об этом и не заикнулся,— обрел реальность.
— Может, этот шалый уже здесь и преспокойно уплетает свинину с капустой.— Ивонна отвела со лба волосы, промокшие даже под капюшоном.
Пирк дернул ручку двери, и лицо у него вытянулось. Подергал еще. Холодно и пусто — в промежутках тишины между раскатами грома слышался только плеск воды, льющейся из водосточной трубы. Посветили через окно: остывшая плита, на стене несколько сковородок, в углу — забытый детский мяч; все мертво.
Разочарованные, с трудом проглотили слюну — и тут, разом, все поняли, хотя никто этого не высказал: а с Гейницем-то, пожалуй, что-то серьезное...
— Гонза-а-а! — крикнул Камилл.
Все хором подхватили зов, даже девушки своими тонкими голосами. Молния озарила тучи, скалы не успели еще отразить эхо грома, как его покрыл новый оглушительный удар. Что это, гроза возвращается?
Мишь прижалась спиной к деревянной стене хижины, под карнизом, чтобы как-то укрыться от припустившего дождя. Устало закрыла глаза; от всей ее покорно поникшей фигурки исходила безмолвная мольба: хоть глоточек чего-нибудь горячего!
— Проклятый мальчишка. Вы, девочки, подождите здесь, а мы пойдем дальше. Незачем мокнуть всем!
— Нам будет страшно в такую грозу!—пискнула Руженка.
Крчма смекнул, в чем дело: конечно, вокруг высокие горы, но прихоть молний непредсказуема — что, если ударит в хижину? Попытался осветить туман над крышей: есть ли громоотвод? Ничего не разглядел. Да если и есть, разве это стопроцентная гарантия? Поэтому он не стал возражать, когда Ивонна категорически заявила:
— Мы с вами.
Снова в тяжелый путь, в черную неизвестность, под тучами и дождем. Опять ослепила молния, и сейчас же от невероятной силы грома дрогнула под ногами скала. И, словно это было сигналом, дождь превратился в ливень. Крчма чувствовал спиной, что уже и рубашка у него мокрая; из своих рыжих моржовых усов он отжимал воду.
— Гонза! Гонза-а-аП—кричали в промежутках между ударами грома.
Безмолвный отклик — плеск воды — все сильнее угнетал душу. Крчма с помощью фонарика отыскивал «штай-маны»1— пирамидки камней, наваленных на заметных валунах. Ориентиры, обозначающие дорогу к Прелому. Но как быть, если они и доберутся до этой крутой седловины, а Гейница и там нет? Крчма не находил ответа на этот вопрос.
Он вдруг поймал себя на том, что эта спасательная экспедиция ему, в сущности, по нраву: человеку широкой души следует и в пожилом возрасте сохранять в какой-то степени романтичность. Страсть к приключениям отдаляет наступление душевной вялости. Впрочем, в каждодневной жизни люди все больше рассчитывают на механических помощников, вместо собственных ног научились пользоваться автомобилями и вряд ли когда расходуют столько энергии, чтоб хорошенько утомиться. А за атрофией икроножных мышц неизбежно следует атрофия самодисциплины и восприятия...
Тр-р-рах! Молния ударила в скалу в двухстах шагах впереди. Руженка ойкнула и села прямо на землю. Перед глазами Крчмы будто осталось ее как бы пульсирующее в шоке лицо с ослепшими глазами. И тотчас новая молния — и где-то слева, во мгле, рухнула со склона лавина камней, только слышалось, как стукаются камни о камни; две секунды тишины — и опять грохот камней, катящихся по склону...
— Так дальше нельзя!—закричал Крчма, в грохоте грома никто его не слышал.— Костер! Надо найти место для костра!
Судьба им улыбнулась: в полусотне шагов оказалось какое-то подобие укрытия под нависшей скалой — там могли поместиться три-четыре человека.
— Камилл! Останешься с девчатами, — Крчма силился
1 От нем. «Steinmann» — каменный человек, — Здесь и далее примечания переводчика.
перекричать непрестанный грохот грома и плеск ливня.— Не бойтесь, мы за вами вернемся, найдем Гейница или нет! Перед ним выросла Ивонна:
— А вы нам не приказы...
Влепил ей пощечину. При вспышке молнии разглядел ее миндалевидные, широко раскрытые в изумлении глаза; девушка растерянно потрогала свою щеку, но не произнесла больше не звука.
— Пригляди за девчонками, Камилл, как бы не простудились! Надо двигаться, делайте гимнастику — не хватало еще, чтоб сразу трое свалились с воспалением легких! И ни при каких — понял? — ни при каких обстоятельствах не удаляйтесь отсюда хотя бы на десяток шагов, пока мы не вернемся,— не то не завидую тебе! Пока!
Втроем пошли дальше, к очередному «штайману». Будь благословенна чья-то давняя мысль, ее оценишь только в такой вот экстремальной ситуации. Но по этим ли ориентирам, по этим ли «каменным человечкам», совершал Гейниц, назло Ивонне, свой дурацкий поход? Выпороть бы его за это...
— Гонза! Гон-з-а-а-а! Отзовись! Го-го-го!
Гроза чуть ослабела, только ливень хлестал по-прежнему. Раскаты грома уже не так оглушали — или к ним притерпелись,— они будто слились с шумом дождя, и теперь слышался как бы гул морского прибоя, только не такого равномерного. Зато молнии словно раздвигали тучи, их вспышки почти не прекращались и временами было светло как днем.
— Гон-за-а-а-а!
Фонарик Крчмы заметно разрядился, напрасно искал он очередной «штайман». Неужели сбились с дороги? Вернее— с направления, о дороге тут и речи не было. Позади грохнуло, посыпались камни — кто-то свалился в темноте, проехался по склону.
— А, черт...— Крчма услышал голос Мариана в нескольких метрах ниже себя — и одновременно, с противоположной стороны что-то похожее на слабый стон...
Пирк помог Мариану вскарабкаться обратно.
— Стойте!—остановил их Крчма.—Тише!
Какой-то странный писк... Переждали очередной раскат грома.
— Сю-да...
Сомнений больше не было. Крчма водил угасающим лучиком фонаря по скалистой стене, с которой донесся
этот зов, от волнения рука его дрожала. Никого! Только груды мокрых, мертвых камней... Небо снова озарилось неверной вспышкой, и вот, в полусотне метров, в стороне, над почти отвесной скалой, скрюченная фигура Гейница, нога его как-то неестественно вытянута и торчит над узким карнизом.
По россыпи камней подобрались под самый карниз, на котором полулежал Гонза. Господи, как он туда попал? Фиолетовый свет озарил склон выше его — теперь все ясно. Гейниц взбирался от Прелома на Восточную Высокую, там его застигла гроза, и он поступил точно так, как поступают все неопытные туристы в Татрах: стал спускаться напрямик, ничего не зная о коварном характере многих гор, склоны которых незаметно становятся все круче, пока не заканчиваются отвесной стеной или карнизом.
— Спасибо тебе за ночную прогулочку!—закричал ему наверх Крчма.— Хвастливый олух, мамелюк египетский, чертов счетовод!
В свете молнии — недоуменно вытаращенные глаза Гейница, он словно не узнавал своих.
Постояли в нерешительности. Отвесная, монолитная, мокрая скала с незначительными неровностями, добрых шесть метров высотой... А у них — голые руки, даже веревки нет!
— Вот бросим тебя тут, посылай потом за пожарными с лестницей! Я аннулирую твой аттестат зрелости, слышишь?!
Прежде чем Крчма успел сообразить, что же теперь делать, Пирк без слов полез вверх. Соскользнул, скатился обратно. И снова полез.
— Не дури, убьешься!— крикнул ему Мариан.
— Что же ты советуешь — оставить его там?—оглянулся вниз Пирк.
Он подтянулся на руках еще на полметра, бесконечно долго искал носком башмака хоть крошечный выступ, Крчма подошел, встал прямо под ним.
— Отойдите, пан профессор1, коли сорвусь, вам на голову грохнусь!
— Для того и встал.
Потоки дождя хлещут скалу, Пирка, небо вспыхивает и гаснет, где-то в стороне опять с грохотом валятся камни. Мариан встал плечом к плечу с Крчмой, хотя такая страховка дьявольски ненадежна.
1 В гимназиях Чехословакии учителей с университетским образованием называли профессорами.
Фонарик разрядился совсем, и теперь, как это ни парадоксально, все желали, чтоб молнии, единственный источник света, не прекращались.
Наконец Пирк всполз на узкий карниз, за который, видимо уже в падении, удержался Гейниц.
— Ну, как нам с тобой теперь быть, парень?—донесся сверху прерывистый голос запыхавшегося Пирка.— Знаете что?— крикнул он вниз.— Попробуйте сделать лестницу!
Крчма мотнул головой, чтобы стряхнуть воду с пышных своих бровей. Уперся руками в скалу, предложив Ма-риану влезть к нему на плечи. Но все равно между вытянутыми руками Мариана и Пирком, усевшимся на карнизе, оставалось три-четыре метра голой скалы. Пирк снял пальто.
— Удержишься, Гонза, коли спущу тебя?
Гейниц бормотал что-то невразумительное. В перерывах между ударами грома слышно было, как ругается Пирк.
— Дай хоть платок носовой...
При новом взблеске молнии Крчма понял его замысел ^ученик сообразительнее учителя — я и то не нашел бы решения так быстро; что ж, каждый человек, с которым я сталкиваюсь, в чем-то меня превосходит...). Связанными накрепко двумя носовыми платками Пирк обмотал запястья Гейница, продел между его рук рукав своего пальто, связал с другим рукавом.
— Повернись на живот... так.., Гейниц вскрикнул от боли.
— Ничего, альпинист, придется потерпеть...
Почти безжизненное тело Гейница медленно сползало по скале к стоявшим под нею. Осыпавшиеся камушки били по лицу Крчму и Мариана. Пирк, не обращая внимания на потоки дождя, постепенно отпускал полы пальто. Наконец промокшие полуботинки Гейница коснулись поднятых ладоней Мариана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16