Если б у нас были одни овцы, тут нечего бы и голову ломать. А ведь у нас еще рогатый скот — вот обжоры ненасытные! Вопрос стоит так: раздать это сено или есть его только глазами? А скот у нас отощал! Отощал, товарищи, отощал— боюсь, боюсь. Вот теперь бы чуточку подкормить. Иначе может начаться падеж. Но если сейчас им раздать последнее... кто знает, какой окажется весна. А как повалит, закружит, а тут ягнята твои новорожденные, одетые, как говорится, голышом, и овцы только что окотившиеся, ослабевшие, тощие! Это вы сами решайте, товарищи, сами думайте!
Скоро земля наша оттает наших сорока тракторов пятнадцать не отремонтированы Куда это годится, куда? Что делать, что? Как, как? Не ашпо, люди, не знаю! Всю зиму трактора подвозили сено, дрова, пробивали дороги — вот почему у нас не было возможное и ставить их на ремонт. А вспахать нам нужно пять тысяч гектаров. Если бы в прошлую осень вспахали половину этих полей под залежь, как бы теперь было легко. Да что зря говорить-то: если б чабан осенью увидел пашущий трактор, то лег бы под него— ведь пастбищ нет, нет!
И еще. Мы, товарищи, каждый год выделяем трактора и людей, чтоб вывозить навоз на поля. Работа начинается, а там, смотришь, приостановилась. Что поделаешь: как увидишь снег, все мысли устремляются к скоту. А земля у нас постарела, товарищи, отощала. Если и дальше пойдет так, то у нас скоро не поля будут, а пески, пустыня. Мы не должны допустить этого, мы за землю отвечаем. Как бы не получилось, что грядущее поколение станет плевать на наши могилы. Сейчас ту бригаду, что вывозила навоз, нужно восстановить и не отвлекать ее даже на пожар. А навоза у нас горы, горы!
Теперь об окоте овец. Котиться в колхозе будет больше двадцати тысяч овцематок. Тут всевозможных вопросов, которые нужно обсудить и разрешить, столько, что голова кругом идет. У некоторых чабанов по восьмисот овцематок, а у Суркаша даже около девятисот. А отары Чарынчака и Диломаш? Если стольким овцам котиться в одном месте, то это будет трудно и почти невозможно. Значит, надо их разделять. А вот как их разделять? Куда? Кто будет их пасти? И притом некоторые отары стоят в таких местах, где нет воды. Зимой они ели снег, а снег скоро сойдет весь — их куда девать? И еще — где найти тепляки? Потом некоторым отарам придется идти на водопой через засеянное поле — как этого избежать? Если все это выразить одним словом, то каша получается, товарищи, каша!..
Подумайте: если допустим падеж, у нас не будет дохода. Ягненок — это не ягненок, а золото. Только собери и сохрани! А то зачем кормили столько овец зимою, отдали столько силы, денег?
Необходимо позвать на помощь школьников. А без них нам останется только поднять руки и ложиться на бок. Ведь все мужчины будут заняты на весенне-полевых работах. А эти дети чьи? Наши, свои. Детей с ранних лет надо приучать к работе, прививать им любовь к земле, к скоту. Это не игра — здесь вся наша жизнь. Кто нам заготовляет сено, когда взрослые летом с овцами? Дети. Кто помогает при окоте овец, при стрижке, при купанье от чесотки? Дети. Кто очищает наши покосы о1 хвороста и кто зимою рубит акации на корм скоту? О дети. Уж теперь-то они понимают, что мы без них как без рук... Вот к чему я прихожу в последнее время. Если ребенок никуда не выезжал из нашей деревни, то он, когда увидит новорожденного склизкого ягненка, тут же бросается к нему и берет его на руки. А те дети, которые хотя бы год проучились в аймаке или в городе, те постоят в нерешительности, а потом — только кончиками пальцев. Разве допустимо такое? Наши дети, как их родители, цепки и выносливы на работе, а вот съездят куда-нибудь, так и требуют: мне ограниченный день нужен, воскресенье. Ну конечно, все это надо, но что делать, люди, что? Если каждый из нас так потребует, что будет с нами? Как тогда нам справляться со столькими делами, на кого нам рассчитывать? Раз жизнь наша такая, люди, раз условия такие, работа такая! Посудите: двое — муж и жена — круглый год пасут тысячу овец. И эти двое ведь не только овец пасут. У них по восемь-девять детей. Земля наша суровая, высокогорная. Думаете, это просто — выкормить, сохранить столько скота при таких длинношеих крепких зимах? Ведь все против скота: и ограниченные пастбища, и снег, и гололедица, и ветры, и морозы, и зверь, и птица хищная, и, наконец, недисциплинированность и лень людей. И все это нужно преодолеть!
Какие люди нам нужны, товарищи? По-моему, будущий настоящий животновод растет в юрте Чекура-шева Чон. Раз приехали мы на его зимовье, в подсосный гурт, а там никого. В избе плачет карапуз трех или четырех лет. «Что плачешь, молодец?» — спрашиваем. Отвечает — не разобрать ладом, языка у него еще нет, но будто бы: «Телята мои голодные». А что делать, пустили мы телят к коровам. И вот что: семьдесят коров, а это, с палец, дитя, оказывается, знает, от какой коровы какой теленок. Подведешь корову к чужому теленку — он заревет. Вот какой мальчонка! Если скот уже теперь вошел в его сердце, значит, из него выйдет настоящий человек.
Теперь еще одна забота подходит. С теплом прибудут наши армяне, грузины, гуцулы. А работы у нас для них много. За последнее время мы построили двухэтажную среднюю школу, ремонтную мастерскую, теплый гараж для автомашин. А зерновой ток полностью механизировали. Только в прошлом году срубили для чабанов восемь изб, пятнадцать бань. Специалистам и учителям сдали несколько квартир. Это много, товарищи, но если сравнить с тем, что нам еще необходимо, то это мало, мало! Нынче нам предстоит строительство Дома культуры Надо достроить детсад, больницу, магазин, общественную баню... Чего только нам не нужно! Стоит только подумать о восьмидесяти чабанских стоянках, о дойных гуртах, о тамошних избах, скотных дворах, кошарах!.. Работы много, много! А с прибывшими строителями работать тоже не в игру играть. Ну, лес они свалят сами, ну, в пилораме пропустят, а ведь их нужно обеспечить цементом, шифером, гвоздями... да мало ли чем! Попробуй не обеспечь! Народ прибыл издалека и не в гости, если просидят хоть день без работы, проходу не дадут... И приходится идти в облисполком. «Или я — или цемент!» Ладно, если дадут. А мы заинтересованы, чтобы строители проработали в полную силу. Что поделаешь, если у самих не хватает рук. Вот иногда и думаешь, почему нам нужно так много строить? А вы вспомните, что было лет сорок назад в этой долине, где стоит наша деревня? Ведь поле здесь было для скачек — байга.
Работы, товарищи, много... Забот много.
В такое ответственное время обеспечивать бы людей всем необходимым. Но торговля у нас ни на что не годится. Не говорю о другом — хотя бы хлеб привозили вовремя, без перебоев. Сколько можно звонить в аймак! Торговля переступила через черту, дальше некуда, некуда! Где разнообразные продукты питания? Одежда? Говорят, что нет на базе. Не знаю, товарищи, не знаю: когда с нас спрашивают молоко, мясо, шерсть, то за холку трясут, а когда обспечивать — и спросить не у кого.
Теперь я хочу пожаловаться вам на свою жизнь. Вот живу и удивляюсь, люди! Может, перевезти мне свою избу в аймак? Ведь одинаково: что сюда приезжать на работу из аймака, что отсюда ездить в аймак. Каждый день в аймак: то собрание, то бюро, то пленум, то просто вызвали. Чуть что — в аймак! Разве можно так? Кто в этом разберется? Разве хорошо, когда от работы отрывают? Не скрою, товарищи, иногда дома чувствуешь себя как в гостях...
Сердце ноет... Ведь работы, товарищи, не уменьшается, а наоборот...
Товарищи, положение наше трудное. Не пренебрегайте весною, как бы она не обернулась для нас страшнее, и как бы мы не остались без половины скота, который с таким трудом увели из ее когтей. Всех, кто живой в селе, необходимо послать на окот овец. Закрыть все учреждения и колхозную бухгалтерию. Нужно поговорить со стариками и со старухами — хоть чай вскипятят, за ребятней поглядят, и то помощь! О, кудай! Как бы не допустить падеж молодняка! Тогда — как жить на этом свете, куда лицо и глаза девать?!
Ну, товарищи, вот что хочу сказать под конец. Не побоимся работы, как бы она ни была тяжела, как бы ее ни было много! Почти девяносто коммунистов в колхозе и столько же комсомольцев — если поднимемся, весь народ пойдет за нами! А народ наш работящий, стойкий. Мы люди без пупа — все нам под силу! Как поднимемся да засучим рукава, так уж не различаем ни дня, ни ночи, и пока не пересилим работу, не присядем на землю. Вот какой мы народ. И тогда доход наш увеличится, трактора наши и машины умножатся, жизнь наша станет богаче, привлекательнее. Карманы наши нагрудные оттопырятся, товарищи. (Ну, это я шучу, нет, нет, и не шучу!)
Не будет ошибки, если скажу, что мы пришли в эту долину в чем мать родила. И что же? Посудите вот по словам нашего старика Кылыра: «Нынешние дети — дети этих Советов — все, как на подбор, высокие, упитанные, и нет среди них такого, как я — заморышки с вершок, который будто попал под плевок бога-кудая!» Так ведь он сказал?
Вот и все!.. Ох, эти семьдесят зародов! Как с ними быть? Скажите, люди, об этом, пожалуйста?.,
Впереди — лето
— Товарищи коммунисты, комсомольцы и актив села!
Наше сегодняшнее собрание проходит в такое время, когда весь советский народ, претворяя п ллппт, пиш решения, строит материальную базу коммунизма. Подумайте, люди, в какое время живем! Учение коммунистов движется вперед по миру, завоеиыипн умы н сердца все новых и новых людей. Советский народ перевыполняет полугодовой план. Как же человеку не радоваться этому! И мы вместе со всем советским народом неплохо поработали.
Ну, у нашего порога стоит и кукует лето, собираемся праздновать День животновода, за ним— аймачный фестиваль. Конечно, нужно и попраздновать. А то что это мы — даже Первого мая не погуляли! Но в то же время при тогдашней работе разве могло прийти на ум праздновать?
Весенне-полевые работы, можно сказать, прошли организованно и в высоком темпе. Трактора наши не ломались, не простаивали в поле. Только — у кого это... кажется, у Кара лопнул поршень, и трактор его простоял двое суток? Рабочую дисциплину никто серьезно не нарушил. Все делалось быстро, благодаря тому что есть у нас такие люди, мастера своего дела, как Ортонул, Кемирчек, Верден и многие другие. Что они только не умеют, что только не делают! Да развались хоть весь трактор, лишь бы проволока была — свяжут, скрутят намертво, и опять за работу. Сами посудите, рядом, в Кайынду, у совхоза чуть ли не в полтора раза больше тракторов, чем у нас, а посевная площадь — лишь на тысячу гектаров, а мы уже отсеялись, успели в баньке помыться, и пот наш высох... Им же еще осталось двести гектаров посеять. Работать надо так, как это делаем мы: упасть на поле, а норму перевыполнить. Работа нас кормит, одевает, дает радость! Вот пораньше отсеялись, и на душе спокойней.
А с окотом, по-моему, тоже все прошло организованно: не зря же мы поднялись всей деревней. Даже старушка Туутан не смогла усидеть в своей юрте. А школьникам, детям нашим — разве только поклониться и шапку снять перед ними! Теперь школе нужно преподнести какой-нибудь подарок. Молодцы — наши дети!
По общему мнению, нынче большой потери молодняка не было. Это зависело, конечно, и от неба, погоды. «Верх» был для нас как нельзя лучшим. Под солнцем, в тепле, и ягнята быстрее становились на ноги, и овцы-матери не бросали их. И это плата за народный пот. И еще одна беда как будто миновала нас: овцы уже насытились первой зеленью. А могли просто объесться с голоду...
И шерсть на овцах нынче хорошая. Обычно в отарах часто попадались облезлые овечки, теперь таких не заметно. Хорошо, что мы прошлой осенью, хоть и была она дождливой и холодной, все же выкупали овец от чесотки.
Постой, постой, как бы нам не перехвастаться, как бы подумать, что мы — пуп земли! Осень выкажет всю пашу работу. Как бы не оказалось, что мы ударяем себя п грудь, едва чиркнув землю носиком плуга!
Вот идет у нас стрижка овец. Удивляюсь, люди, удивляюсь, что это с нами? Если будем стричь такими темпами, то до самого покоса не отвяжемся от овец. Нельзя так, нельзя! Где наша прежняя ударная работа? Время уже заканчивать стрижку, а мы даже до половины отар не дошли. Что это за прохлаждение, что это за игра?! Подумайте! И запомните, товарищи, что значит стричь овец: это не стрижка, а снятие сметаны. Или засовывание денег в карманы! Даже и говорить не хочу... С завтрашнего же дня надо усилить темп работы. Зоотехники, бригадиры и ветеринары пусть не уходят с этого двора. А где наши женщины — Йеле, Арчын, Шине, которые раньше стригли по девяносто, даже по сто овечек в день? Да они, оказывается, сидят нынче дома и отговариваются тем, что уже дотянули до «отставки». Почему же бригадирам не поговорить с ними хорошенько? Ведь в такой работе, как стрижка овец, опыт набирается годами. Торопиться нам нужно, товарищи, торопиться со стрижкой! А то можем в будущем году остаться без зерна. Ведь сейчас отары топчут уже засеянные поля! И покосы наши до сих пор под копытами. Какое сено мы получим от таких покосов? Быстрее нужно в тайгу, под белки, на летние стоянки!..
Тайга, тайга, перекочевка... Не вздумайте допускать, товарищи, в свои головы свободные мысли оттого, что лето кругом, зелень, тепло... Работы у нас не уменьшается. Посудите: стрижка, перекочевка, строительство, ремонт дорог, да еще предстоит нам праздник...
Весь колхозный скот на лето должен перекочевать в тайгу. Возле деревни останутся только дойные гурты да две отары бракованных овец, которым не дойти до тайги. И все! Тот скот, который летом будет здесь — для нас убыток! Сейчас некоторые чабаны уже выискивают всевозможные объективные и субъективные причины, чтобы не кочевать в тайгу. Нет — этому! Наши уши не слышат, глаза не видят — и все! Если кто не хочет в тайгу, пусть сдаст отару. Только у старика Серке создалось трудное положение. Жена и дети его лежат в больнице, да и сам он каждую неделю в деревню на уколы. А в тайге-то докторов нет, его колоть! Если отару его оставить здесь, жалко покосов, а если сказать — «сдай отару!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33