* * *
– Ты всегда схватывал на лету. – Рич поднял трубку. – Розина, мистер Уилсон уходит. Не позволяй ему заболтать себя, у него мало денег и никакого будущего. – Он отключил связь. – Дочка моего бухгалтера. Я поклялся, что в стенах моей конторы ее девственности ничто не угрожает.
– Меня можешь не опасаться.
– Я не за себя волнуюсь, сынок.
Когда я закрыл за собой дверь, его фыркающий смех перешел в очередной приступ кашля.
Розина закрыла рукой папку, но я успел заметить, что это мое досье.
– Интересно?
– Как и сказал мистер Бэнкс. Ни работы, ни будущего, хотя, мне кажется, вы знаете свое дело.
– Жизнь многому учит.
– Может, устроите юной девушке познавательную экскурсию?
Такие предложения бывают раз в жизни. Она улыбнулась и показала ровные зубки. Папа, наверное, не одну сотню балансов сдал, чтобы оплатить такую улыбочку. Я взял папку, посмотрел на ухмыляющееся лицо в правом углу, оторвал снимок и спрятал в карман. Если когда-нибудь вернусь, принесу фотографию, на которой я хоть на себя похож.
– Экскурсионный автобус отправляется от Мраморной Арки каждые полчаса. По слухам, бывает интересно, – сказал я.
И вышел в солнечный день.
В кармане запищал мобильник. Я достал его и прочитал сообщение.
«Тащи зад в Глазго, 25 июня ты д.б. на свадьбе. Джонни».
Я ответил «OK» и убрал телефон в карман. Никто не предложил мне стать шафером, да и когда я им был?
Я доехал на метро до Оксфордской площади и пешком отправился в Сохо. Я начинаю новую жизнь. Значит, никаких запретных улиц, надо взглянуть в глаза прошлому.
Подходя к цели, я услышал стук каблуков и смех за спиной. Я гнал от себя страхи, надеясь, что это всего лишь парочка молоденьких продавщиц, сбежавших из-за прилавка на обеденный перерыв. Вдруг кто-то взял меня под руку с одной стороны, а через секунду обнял за плечо с другой. Я остолбенел.
Шаз засмеялась:
– Помнишь нас?
Я не сразу смог набрать в легкие воздуха, чтобы ответить.
– Как я мог забыть?
Жак посмотрела на меня:
– Мы тебя напугали?
– Немного.
Девушки засмеялись. Волосы Жак стали еще короче и переливались тремя светлыми оттенками. Темные локоны Шаз, кажется, слегка отросли. В остальном «Богини» выглядели так же, как в день знакомства, разве что одежды на них прибавилось.
– Вы отлично выглядите.
– Спасибо, – хором ответили они. Я ждал комплиментов в свой адрес, но они, кажется, не заметили, что я похудел.
Жак отпустила мою руку.
– Жуткий был вечер. Ты знаешь, что Билл покончил с собой?
– Да, я слышал. Шаз покачала головой:
– Он всегда был не в себе.
– Неужели?
– Серьезно, самый настоящий псих из страны психов.
Жак захихикала:
– Его даже психи прогнали. Шаз подхватила:
– Бросили в психованное море.
– Без психованного жилета.
Я прервал их буйные фантазии:
– Рад, что у вас все в порядке…
– Нет-нет, ты так легко не отделаешься, – перебила Шаз.
Она снова подхватила меня под левую руку, ее подружка взялась за правую.
– Ты должен с нами выпить.
– Мне нужно идти.
Жак ущипнула меня за запястье.
– Парочка экзотических танцовщиц тебе больше не компания?
– Дело не в этом…
– А в чем же?
Я хотел сказать, что меня опасно подпускать к женщинам, но чтобы не углубляться в пространные объяснения, я улыбнулся:
– Ладно. Куда отправимся?
Жак хихикнула.
– Поэтому мы тебя и догнали. Мы хотим кое-что тебе показать.
Шаз взглянула на часы.
– И если поторопимся, как раз успеем.
* * *
После ареста Монтгомери я все ждал, что меня арестуют и выдадут немецким властям, но имя Сильви так и не всплыло. В конце концов на очередном пивном совещании с Блантом, когда мы пересмотрели отношение друг к другу и сняли разногласия с повестки дня, я набрался смелости и сказал:
– Монтгомери угрожал моей матери.
– Что ты ждал от конченого подонка?
– Конченый подонок дослужился до высших чинов.
Блант бросил на меня выразительный взгляд:
– Начальство везде одинаковое, и психопатов среди них всегда хватает.
– Серьезно? Он кивнул:
– Сам подумай, иначе почему они все суки такие. Я кивнул и сделал глоток пива.
– Еще он угрожал девчонке, с которой я подружился в Берлине. Он говорил о ней?
– Нет, он же не кретин. В чем дело-то?
Я вспомнил нашу встречу в баре под железнодорожным мостом.
– Он сказал: «Я знаю все о твоей немецкой подружке».
– Брал на понт. Знал, что у тебя подружка в Берлине, ну и сыграл на этом. Сомневаюсь, что он знает даже, где она живет или работает. Просто назвал имя, и ты запаниковал. Старый трюк.
– Я думал…
– Что?
– Наверное, я вообще не думал.
– Ну да, – хмыкнул Блант, – бывают такие бабы. Из-за них в любой бред поверишь.
Я кивнул и осушил кружку.
Монтгомери признал, что помог Биллу Нуну избавиться от тела жены, но продолжал утверждать, что это был несчастный случай. Он заявил, что полгода встречался с Глорией, пока однажды Билл не догадался заглянуть домой в разгар дня. Он застал жену с Монтгомери, и в пылу ссоры Глория упала с лестницы и пробила себе голову. Монтгомери запаниковал и помог Биллу избавиться от тела. Объединенный бандитско-полицейский опыт позволил им не оставить никаких следов. Тот же опыт подсказал им подстраховаться фотографиями.
Они долго колесили в ожидании открытия магазинов, после чего отдали пленку в срочную печать на окраине города. Потом молча сидели в машине на подземной стоянке и ждали. Получив снимки, они вместе сожгли негатив.
Та ночь и связала их вместе. Кровавая тайна или банальная жадность тому причиной, но они жить не могли друг без друга, и многие аферы Билл Нун провернул с благословения Монтгомери.
Историю Монти уже никто не мог опровергнуть. Он во многом признался в надежде, что честность и раскаяние подтвердят его непричастность к смерти Глории. Однако ему было выдвинуто обвинение в убийстве, и присяжные признали его виновным.
Доказать самоубийство было сложнее. Подтвердилось, что Билл Нун-младший давно страдал клинической депрессией. В ночь нашего знакомства он был спокоен, но это спокойствие могло говорить о принятом решении. По меньшей мере Монтгомери смотрел, как Билл умирает, и это окончательно убедило присяжных в его бесчеловечности.
Как бы там ни было, Джеймс Монтгомери надолго отправился туда, где полицейские в особом почете. Никто не придет его навестить, никто не будет ждать его возвращения. Справедливость торжествует, вот только примирится ли Шейла Монтгомери с такой ценой за правду об исчезновении сестры?
* * *
«Богини» остановились у хорошо знакомого мне здания, пусть я и был внутри лишь однажды.
– Узнаешь? – усмехнулась Шаз.
– Вы, наверное, шутите.
– Какие шутки, Уильям.
Оказалось, мы шли в одно и то же место, хотя, если б не девушки, я запросто мог пройти мимо. Безликий старенький клуб Билла перекрасили и снабдили сияющей мятной вывеской с многообещающим названием «Буфера».
Жак с восхищением посмотрела на обновленный фасад:
– Догадайся, кто здесь заправляет?
Я покачал головой.
– Честно сказать, понятия не имею. – Глядя на их нетерпеливые улыбки, я рискнул: – Вы?
– Да! – хором крикнули они, и Жак взяла меня под руку:
– Пойдем, Уильям, ты пропустишь десерт.
Швейцар улыбнулся девушкам и преградил мне дорогу:
– Сэр, вы член клуба?
– Все в порядке, Дэйв, он с нами.
Дэйва это не убедило, но он пропустил меня внутрь. Зал, где я показывал фокусы, а девушки развлекали полицейских, было не узнать. Вдоль стен расставлены пурпурные диванчики, а на месте полуживого зеркального шара мерцала массивная хрустальная люстра. На стенах в огромных позолоченных рамах ретушированные снимки грудастых моделей с приоткрытыми влажными ртами. Вид у них какой-то страдальческий, будто они съели что-то не то. Но все это лишь оттеняло главную достопримечательность – зеркальную сцену с серебряным шестом по центру.
– Девочки, не обижайтесь, вы здорово потрудились, но это совсем не мое.
– Да, это все наше. – Шаз кивнула официантке. – Ты подожди и посмотри шоу, тебе точно понравится.
Мне столько раз казалось, что я вижу ее лицо в толпе, что я научился не верить своим глазам. Но когда она вышла на свет, у меня не осталось сомнений.
Она прошла по маленькой сцене в элегантном черном костюме с белыми отворотами, показывая публике пустые ладони, и вдруг достала из воздуха шелковый красный платок. Ловкие пальчики сложили его и вновь растворили. Она подняла руки, будто удивляясь, куда все пропало. Широко открыв глаза, она сорвала манжеты, бросила их на сцену и повторила трюк с платком еще раз. С дерзкой улыбкой медленно под музыку сняла пиджак и отправила его к манжетам. Стоя в черном кружевном бюстгальтере, она снова выудила платок. Он исчез, и, игриво вздернув брови, девушка расстегнула молнию на юбке и ногой отбросила юбку в зал. На ней не осталось ничего, кроме белья и туфель. Платок не сдавался. Он вновь мелькнул в ее руке и отправился в небытие. Фокус банальный, шестилетний ребенок справится, но я был очарован. Я тряхнул головой, невольно улыбаясь, когда ее бюстгальтер и трусики по очереди упали на сцену. Я поднялся, собираясь аплодировать, но она еще не закончила. Проказница-чародейка оглядела свое обнаженное тело, сунула руку между ног и снова вытащила красный кусок шелка. Она вскинула руки, в последний раз спрятав платок, и поклонилась зрителям. Полупустые столики ответили жидкими аплодисментами. Я вскочил, хлопая что есть силы и крича «браво». Жак и Шаз улыбались, довольные, что мне понравилась их шутка. Им и в голову не могло прийти, что я аплодирую не фокусу с платком, а куда более впечатляющему чуду. Сильви посмотрела в мою сторону, и наши глаза встретились.
В гримерке мы остались одни. Сильви сгребла разбросанные костюмы, использованные салфетки, косметику, заколки и расчески и села на столик спиной к зеркалу. Я взял стул и сел напротив. Над ее головой висел знак «НЕ КУРИТЬ». Она достала из халата сигареты и протянула мне. Я дал ей прикурить и закурил сам. Она затянулась и улыбнулась мне сквозь дым:
– Что, Уильям, злишься на меня?
Я довольно долго молча смотрел на нее.
– Я, наверное, должен желать тебе смерти, но я слишком рад тебя видеть, чтобы злиться, – сказал я наконец.
Сильви сняла крышку с лака для волос, стряхнула в нее пепел и ослепительно улыбнулась. На такую улыбку я купился в Берлине, и она по-прежнему восхитительна.
– Я ждала, что ты вернешься в Лондон.
– Поэтому и приехала?
– Возможно.
– Возможно?
Сильви пожала плечами.
– Мир тесен, а шоу-бизнес еще теснее. Мы все равно бы столкнулись рано или поздно.
Я поперхнулся от удивления.
– Столкнулись рано или поздно? Ты хоть представляешь, что ты со мной сделала, Сильви? – Я покачал головой, с трудом подбирая слова. – Господи боже, я не знаю, с чего начать. Зачем или как? Как? Как вам удалось?
Сильви улыбнулась:
– Дым, зеркала и самовнушение. Я заронила в тебе неуверенность, ты боялся, что не получится, и когда Дикс устроил взрыв, ты поверил. Ты скрючился от шока еще до того, как я упала на пол.
– Я все равно не понимаю. Зачем, Сильви? Что я тебе сделал?
Она посмотрела на ноги и пошевелила пальчиками.
– Нужно обязательно что-то сделать? Нет, ты ничего не сделал. Просто необходимость. Благодаря этому представлению Дикс расплатился со всеми долгами.
– Но почему мне не сказали? Я же думал, что убил тебя. – Я повысил голос. – Я думал, что совершил убийство. Ты представляешь, каково это?
– Наверное, нет. Извини. – Она подняла голову. – Нам нужна была живая реакция. – Она улыбнулась. – Ты бы не смог сыграть.
– Да уж куда мне, – сказал я с горечью. Сильви вздохнула:
– Дикс выбрался из долговой ямы. Его кредиторы хотели снять все на пленку, чтобы получить свои деньги и наказать его одновременно. – Она наклонилась и коснулась моей руки. – На самом деле ты спас нас, и я благодарна… я очень тебе благодарна. Я заставила Дикса оставить тебе кучу денег.
Я убрал свою руку.
– Я думал, я заработал их твоей кровью. – Сильви снова посмотрела на ноги, и я спросил: – Так Дикс провернул сделку?
– Ты же знаешь его, он везде найдет выгоду. На каждую разведку найдется контрразведка, на каждую пленку – дюжина копий.
Мысль о бесчисленных копиях действа, выложенных в Интернете на обозрение безликой массы, шокировала меня. Наверное, я изменился в лице, потому что Сильви сказала:
– Не волнуйся, на пленке видно только мое лицо. Я постарался успокоиться.
– И как Дикс?
Сильви отвернулась.
– Нормально.
– Разбогател?
Она улыбнулась.
– Ты же знаешь, деньги имеют привычку исчезать.
– Что ж…
Я огляделся.
– Да. – Она улыбнулась. – Что ж.
– А, – я задал вопрос, который мучил меня уже с первой шоковой минуты нашей встречи, – Дикс здесь, с тобой?
Сильви кивнула.
– Передавай привет.
– Ты сумасшедший, Уильям.
– Нет. – Я покачал головой и поднялся. – Уже нет. Береги себя, Сильви.
Она сделала последнюю затяжку и улыбнулась. Какую-то долю секунды я думал, что она попросит меня остаться, но она лишь затушила окурок в импровизированной пепельнице и выдала обворожительную улыбку, от которой любая публика встает на уши.
– Счастливо, Уильям.
* * *
Я курил у входа в клуб и вспоминал долгие месяцы, что я прятался в Глазго. Ворох страниц, размышлений, вины, что я притащил с собой в Лондон и еще не успел сжечь. А потом я вспомнил о Дрю Мэнсоне.
Мы пересеклись на суде над Монтгомери, с тех пор Мэнсон названивал и не давал мне покоя.
Я достал мобильный и набрал номер. Под напускной вежливостью на том конце провода сквозила подозрительность. Можно понять, он знал, что за штука жизнь. К собственному изумлению, я смог говорить легко и непринужденно:
– Добрый день, мистер Мэнсон. Это Уильям Уилсон. Как пишется?
Дрю притворился, что его застали врасплох, но согласился немедленно встретиться и даже заплатить за обед. Я выбрал дорогой ресторан. Пусть привыкает раскошеливаться.
Я убрал телефон. Впереди мелькали синие огни и выли сирены. Я хотел было свернуть, но разговор с Мэнсоном вдохновил меня на подвиги. Я не собираюсь больше прятаться. Я повернулся спиной к клубу и направился в гущу событий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31