Я оглянулся и увидел, как он перескочил через стол – весьма неожиданно для мужика в женских трусиках.
Мы с грохотом вылетели из клуба на улицу. Я слепо бежал за Сильви, ориентируясь на стук каблуков, пока не убедился, что погони нет. Я встал, наклонившись вперед, обхватив руками колени, глубоко вдыхая ночной воздух, и думал, смогу ли я когда-нибудь отдышаться. Сильви услышала, что я остановился. Она обернулась, засмеялась, словно сирена, и бросилась прочь, стуча каблуками по тротуару. Я сделал глубокий вдох и побежал, но уже не от Бодо. Сильви свернула с главной улицы в темный переулок, и я бросился за ней, вовлеченный в охоту.
На мгновенье мне показалось, что я свернул не туда. Улочка выглядела пустынной. Тут Сильви засмеялась, и я увидел ее под козырьком магазина. Ее улыбка сверкнула в темноте, и я вспомнил слова толстяка.
– Ты защищал мою честь, Уильям, – сказала она, поддразнивая.
– Она того стоит?
– Так подойди и узнаешь. – Ее голос звучал на октаву ниже.
Я медленно шел по переулку, пока мы не оказались лицом к лицу. Мгновенье мы смотрели друг на друга, я мягко взял ее за бедра, и мы слились в поцелуе, сначала нежном, а затем страстном. Я оторвался от ее губ, целуя шею и плечи, чувствуя, как теплая рука гладит мою спину под пиджаком. Сильви плотно прижалась ко мне бедром, вызывая эрекцию.
– А что с твоим парнем?
Она сунула руку мне в пах:
– С этим парнем?
– Твоим дядей, или кто он там.
Я покрывал поцелуями ее шею, не понимая, зачем отговариваюсь.
– Не волнуйся о Диксе. Он уже бывал в передрягах. Справится.
Я не понял, о чем она, но Сильви опустила руку к ширинке, и мысли о Диксе отошли на задний план. Ее пальцы скользнули в брюки и выпустили на волю то, что ткань безуспешно пыталась сдержать. Я расстегнул ее платье, оголив маленькие округлые груди, мягкие и упругие одновременно. Я наклонил голову, и она выгнула спину, подставляясь моим губам, но ни на секунду не отпуская бедра. Я запустил руки под платье, стягивая с нее колготки, не боясь порвать.
– Трахни меня, – прошептала Сильви.
Я прижал ее к стене, стаскивая трусики, чувствуя ее влагу.
– Все хорошо? – спросила она.
Что-то во мне сдвинулось.
– Черт, – прошептал я, проклиная ее за вопросы, но понимая, что она лишь предвосхитила мой обычный финал. Сильви начала работать рукой в надежде вернуть меня к жизни, но все бесполезно. Я оттолкнул ее грубее, чем хотел, и она налетела на дверь.
– Извини.
В темноте мой голос прозвучал резко.
– Все нормально, – Сильви потерла ушибленную голову и стала застегивать платье. – Бывает.
– Тебе больно?
– Все равно завтра без головы встану.
– Я не хотел.
– Уильям, все нормально. Ты нечаянно.
Я отвернулся; мы поправляли одежду со стыдливостью, нелепой после недавней сцены. В проулке послышались голоса, я увидел парочку подростков и понял, насколько безумной была наша затея. Один из них, проходя мимо, сказал что-то Сильви, и она резко огрызнулась. Это напомнило мне Глазго.
– Что он сказал?
– Ничего.
– Какую-то пошлость?
Она не ответила, одергивая платье. Я порылся в своем скудном словаре в поисках оскорблений и бросил им вслед:
– Мудздики.
Парни оглянулись, крича что-то в ответ, но драку решили не затевать.
– Мудздик? Такого слова-то нет, – устало сказала Сильви.
– Они меня поняли.
– Не сомневаюсь.
Мы вернулись на главную улицу. Стеклянные рекламные короба светились на тротуаре, зазывая на распродажу в ближайшие магазины. Сумочки, драгоценности, обувь, детская одежда. Две головы на длиннющих шеях высокомерно улыбались красными ртами, сверкая голубыми и зелеными глазами. Да, у нас нет тел, но взгляните на наши дивные шляпки. Ради таких и тела не жалко. Интересно, кто-нибудь уже пытался разбить витрины и удрать с плакатами? Вдалеке я увидел освещенный прожекторами знак «Мерседес Бенц», он медленно вращался в ночном небе. За ним, как призыв к миру, полуразрушенный шпиль взорванного храма. Религия и торговля делят одно небо.
Впереди мы увидели стоянку такси – ряд белых «мерседесов» в ожидании клиентов. Мы подошли к первому в очереди, я открыл дверь и усадил Сильви.
– Тебя подбросить?
– Нет, я прогуляюсь. Как раз протрезвею, пока дойду до отеля.
Она поцеловала меня на прощание. Ее взгляд остекленел от усталости, вина и неслучившегося секса. Улыбка сверкнула в темном салоне такси.
– Ты в порядке?
– Не волнуйся.
– Увидимся завтра?
Я кивнул и захлопнул дверцу, не зная, видит ли она мое лицо в темноте улицы.
VII
He так давно, когда Глазго был мировой столицей кораблестроения, бары открывались еще до рассвета, чтобы достойно встретить ночную смену. Пока богачи мирно спят, а почтальоны перебирают письма, пока дети сопят в подушки, а их матери готовятся к новому дню, рабочие на заводах поглядывают на часы и облизывают губы. Вблизи заводских ворот владельцы пивных полируют стаканы, замеряют уровень пива в бочках, проверяют, чисто ли выметены полы и протерты ли столики, и следят, чтобы касса работала без сбоев. Потом они смотрят на часы, открывают двери и ждут первых клиентов, которые всю ночь горбатились, мечтая о кружке золотистого напитка.
Я вышел из полицейского участка с деньгами Джонни, согревавшими карман. Выпивка втянула меня в передрягу, и только выпивка меня из нее вытянет. На улицах еще пусто, лишь одинокий прохожий с собакой перешел на другую сторону, заслышав мои шаги. Армии рабочих, что когда-то наполняли предрассветные улицы после смены, давно распущены. Но бары еще остались, главное знать места.
Закон требует, чтобы к выпивке подавали завтрак. Потому там вечно воняет дешевым беконом, кровяной колбасой цвета кровавого дерьма и гангренозными яйцами с птицефабрики. Все это готовится на несвежем сале, которое за ночь темнеет, и каждое утро его топят снова, поджаривая забредших на ночной банкет тараканов.
Я толкнул дверь и словно окунулся в ночь, хотя знал, что уже начало восьмого. В баре было людно. Парочка студентов пила в углу пиво, снимая похмелье, ломку или что там еще. Бизнесмен потягивал предрассветную порцию бренди. Парень в коричневой кожаной куртке, вышедшей из моды году эдак в 83-м, помечал крестиком лошадей в таблице скачек и быстрыми глотками пил пиво, запивая, по-моему, водкой. Ни одного рабочего. Ни одного желающего отведать завтрак. Никто не разговаривал, ведь никто не искал здесь общения. Автомат играл какую-то древнюю песню, хотя никто не заказывал музыку. Они пришли сюда, потому что другие пивные закрыты до десяти, а припасенная на ночь доза уже закончилась.
Они пришли выпить.
Я вошел и заказал пинту пива. От меня воняло, я зарос щетиной, на брюках пятна крови убитого старика. Официантка не глядя поставила передо мной кружку. Я ждал, что она протянет руку за платой, и, не дождавшись, положил одну из банкнот Джонни на грязную стойку. Она молча взяла деньги и бросила мне сдачу в разлитое пиво и пепел. Я слишком устал, чтобы спорить. Я дал пене осесть и поднес кружку ко рту. Выдохшееся пойло. Но я осушил треть одним глотком и бросил сдачу в автомат с сигаретами. Закурил, допил пиво и заказал еще, разглядывая соседей, в компанию которых я отлично вписался. В ход пошла третья кружка, когда разбитая голова бродяги вдруг всплыла перед глазами, а за ней видение другого лица, месива крови и мозгов. Я снял очки и потер глаза.
– На сегодня тебе хватит, – сказал голос за моей спиной.
Я обернулся и увидел инспектора Бланта во вчерашнем костюме.
– Ты меня арестовываешь?
– Нет, просто советую.
– Ты что, записался в пивную полицию? Алкопат-руль? – Я достал сигарету и закурил. – Ты не в участке со своим жирным приятелем, так что отвали и доставай кого-нибудь другого.
– Одного ареста за ночь тебе мало? – Инспектор Блант обратился к барменше: – Мэри, ему больше не наливай, понятно? – Она подняла голову и кивнула. Блант повернулся ко мне, в нетерпении подрагивая голодными рыжими усами. – Ты понадобишься, если дело дойдет до суда, а до тех пор я не хочу тебя ни видеть, ни слышать.
– Взаимно.
Барменша поставила перед ним кружку лучшего пива:
– За счет заведения, мистер Блант.
– Твое здоровье, Мэри. – Блант взял сигарету из моей пачки и прикурил от моей зажигалки. – Я бы забрал тебя для отчетности, но у нас работы по горло, не хочу лишней волокиты. – Он снял крошки табака с языка. – Дешевое дерьмо. Разберись со своими проблемами, потому что сейчас у тебя две дороги: тюрьма и морг. А теперь пошел отсюда. Это моя территория.
Я оглядел обшарпанные стены, пропойц, неудобные стулья, посмотрел на инспектора за первой кружкой пива в восемь утра и сказал худшее, что смог придумать:
– Тебе тут самое место.
* * *
Я вернулся к себе, разделся, завернул одежду в два черных пакета для мусора и выставил в коридор. Я стоял под душем, пока вода не стала холодной, и ждал, пока холод меня не обжег. Я лег на кровать и, задумавшись, уставился в потолок. Последнее время я мало думаю.
Блант прав. У меня нет выбора. Пора кое с чем разобраться. И, если я качусь в пропасть, мне нужна компания.
Библиотека Митчелла – здание как свадебный торт – возвышается над городской автострадой. Я стоял на мосту и смотрел в бурлящее русло машин. Говорят, скоростные потоки заставляют некоторых людей бросаться с моста. С трудом верится. Никакой гипноз не заставит человека делать то, чего он не хочет.
В компьютерном зале было полно народу. Я заплатил за вход, нашел свободное место и сел среди студентов и школьников, пенсионеров и безработных, беженцев и ученых. Тишину нарушал только стук клавиш, но я почти слышал гудение мыслей, словно ток бежал по проводам. Души, покинув тела, бродили по Древнему Риму, карабкались по семейному древу, искали судебные прецеденты и кто знает, что еще. Нигде в городе не найдешь такой национальной пестроты – и внезапно я заскучал по Лондону.
Я вошел в Сеть и ввел в строку поиска имя Билла-старшего. Я безрезультатно лазил по Интернету, пока меня не осенило. Я попросил библиотекаря проводить меня в отдел, где хранятся микрофиши старых газет, и долго мучился с пленками. В конце концов я разобрался, как ими пользоваться, и мои усилия были вознаграждены.
В начале четвертого я вышел из библиотеки и сел на автобус до Вест-Энда. Пора платить по счетам.
Рабочий адрес Джонни привел меня на Юниверсити-Гарденс, короткую викторианскую улочку, где когда-то жили преподаватели, а сегодня расположились кабинеты и аудитории. Я нашел нужный дом. Здание стояло в лесах, и, видимо, уже давно. Я поднялся на крыльцо, минуя заросли кустарника, и вошел.
Внутри пахло сыростью, мастикой и книгами, и я на мгновение затосковал по былым временам. В вестибюле все так же темно, доска объявлений увешана листовками и записками: расписание занятий, задания, набор в студенческий театр, политические собрания, распродажа книг. Я вспомнил, как обклеивал кампус самодельными афишами, приглашая посмотреть на новую звезду магии.
Приступ ностальгии смыло запахом краски и скипидара, лестницу укрывали куски забрызганной пленки. И вдруг я понял, почему Джонни дал мне этот адрес. В лестничном колодце на верхушке стремянки балансировал маляр в белом комбинезоне, пытаясь покрасить почти недосягаемую нижнюю сторону лестницы. Я поднялся к нему, перила скрипнули под моим весом, и я услышал ответный скрип в груди – ни того ни другого не было пятнадцать лет назад, когда я захаживал сюда студентом. Маляр уставился на меня сверху.
– Приятель, не подскажешь, где найти Джонни? – спросил я.
Маляр продолжал водить валиком по стене, слой за слоем нанося белую краску. Работал он на совесть.
– Джонни?
– Да, он сказал, что работает здесь, наверное, один из ваших.
– А, Джон. – Парень указал валиком наверх. – Второй этаж, первая комната направо, постучите, прежде чем войти, за дверью может быть стремянка.
– Спасибо.
Я пошел дальше. Отец Джона был маляром. Наверное, дело перешло Джонни. Он всегда был способным малым и далеко бы пошел, если бы не страсть к гашишу и выпивке. Да и я добрую половину стипендии оставлял в студенческом баре, пока на третьем курсе вообще не бросил университет. Добравшись до второго этажа, я свернул направо и постучал в большую дверь, покрытую темным лаком.
– Заходи, путь свободен, – прокричали из-за двери, и я вошел.
Крупный лысеющий мужчина на стремянке в дальнем конце комнаты красил стену в солнечный желтый, казавшийся блеклым в тусклом свете. Его помощник, сидя на корточках, подправлял новый пол у двери.
– Я ищу Джона.
Старший замер на полувзмахе кисти и посмотрел на меня со стремянки:
– Ты его нашел. Чем могу помочь, приятель?
Я успел прочесть пару имен на дверях, пока не наткнулся на охранника с пачкой вечерней почты под мышкой. Я увидел себя его глазами: потрепанный бездельник в летах, шатающийся по университетскому кампусу, – и усмехнулся, обеспечив ему ночные кошмары.
– Ну и где тут приличный кабак?
Он отправил меня в знакомое со студенческих лет местечко, рассматривая, будто хотел на всякий случай запомнить особые приметы. Я спускался по лестнице и чувствовал его взгляд затылком, подозревая, что, как только я скроюсь из виду, он достанет рацию и поднимет на уши всю охрану. Я посмотрел снизу вверх на его обеспокоенное лицо и поднял правую руку:
– Да примет господь душу твою. – Я нарисовал в воздухе крест указательным пальцем, чтобы его побесить. За моей спиной открылась входная дверь, впуская порыв весеннего ветра.
– Уильям! – Джонни застал меня почти коленопреклоненным.
– Все в порядке, доктор Мак? – прокричал охранник.
Джонни улыбнулся – благодаря этой улыбке он наверняка собирает полные аудитории хорошеньких студенток.
– Да, Гордон, спасибо, я присмотрю за мистером Уилсоном. – Джонни повернулся ко мне. – Ты, как всегда, удачно зашел. – Волосы Джонни слегка намокли, лицо раскраснелось. От него пахло чем-то свежим и динамичным. – Я заскочил только забросить вещи.
Я посмотрел на спортивную сумку и вдруг почувствовал, что не могу говорить. Я достал из кармана пятьдесят фунтов и неловко протянул ему:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31