– Ты должен прийти завтра, Дикс, это гениально, все в восторге.
– Ладно, – равнодушно сказал Дикс, разглядывая девиц на сцене с каменным лицом, будто уже видел их раньше и с тех пор они недостаточно над собой поработали. – Ну так как, Уильям, они хотели увидеть чудо или расчлененку?
– По-твоему, это не извращение?
Лицо Дикса оставалось серьезным, а глаза скрывались за очками.
– Возможно, и что с того?
Сильви кровожадно улыбнулась, в полумраке блеснули белые зубы.
– Они хотят видеть, как ты убиваешь меня, Уильям. О да, лучшее шоу на свете.
– Есть люди, готовые отдать за это большие деньги, неторопливо произнес Дикс и посмотрел мне прямо в глаза. Наверное, знает, о чем говорит, подумал я.
– Извращенцы.
– Богатые извращенцы. – Он затушил окурок в пепельнице и медленно поднял глаза на меня. – И лучше показать им фокус, нежели настоящее убийство.
– Ты знаешь таких людей?
Дикс пожал плечами:
– Их нетрудно найти. Надо серьезно все обсудить. Собрать нужных людей, заставить их поверить – и разбогатеть. Знаешь, Уильям, все мы немного извращенцы.
– Говори за себя.
– Ты – умирающий, Уильям. – Сильви наклонилась ко мне в порыве искренности, но, быть может, она просто была пьяна. – С самого рождения мы движемся к смерти.
Звучит как новомодные голливудские бредни. Я закурил.
– Тем более не стоит торопиться.
Сильви выхватила у меня сигарету:
– Ну, тогда бросай курить.
Единственный раз за вечер мы все рассмеялись. Но даже глядя на Сильви, улыбающуюся мне сквозь дым украденной сигареты, на Дикса, которому почти удалось изобразить добродушие, я думал о том, есть ли в округе другие ночные заведения и не удастся ли мне свалить в какой-нибудь тихий бар. Сильви и Дикс переходили с английского на немецкий. Я немного послушал, наблюдая за танцовщицами, затем встал и, шатаясь, пошел по залу.
Развязная морячка сидела на табурете у бара, демонстрируя длинные ноги. Наверное, для балерины она была слишком высокой, но меня ее рост устраивал. Я не смотрю на высоких девушек свысока. Бармен протирал стаканы в другом конце стойки, но я нарочито заинтересовался сваленными в круглый аквариум спичками рядом с танцовщицей. Я взял картонку со знакомой девицей в бокале шампанского, прикидывая, насколько же я пьян. Потом взгромоздился на табурет, держась за стойку, чтобы не упасть, и понял, что в дымину. Хотя человек, способный забраться на барный стул, еще не потерян для общества. Я опробовал на морячке всю мощь легендарной улыбки Уильяма Уилсона и сказал:
– Отличная песня.
Вблизи толстый слой сценического макияжа выглядел устрашающе. Пудра забилась в складочки вокруг рта и морщинки в уголках темных глаз, припорошила пушок над верхней губой и на щеках. Она выглядела на десять лет старше, чем на сцене, хотя мне все равно не по зубам. Она слегка кивнула, но не удостоила улыбкой, которой сверкала все выступление:
– Спасибо.
Чудный акцент. Грета Гарбо, Марлен Дитрих и Ингрид Бергман в одной паре прекрасно настроенных связок. Бармен вопросительно взглянул на меня, но не удосужился подойти, продолжив рассматривать стакан на просвет.
– Ein bier, bitte, – сказал я, довольный своим немецким, и повернулся к девушке с коронной репликой: – Могу я тебя угостить? – Она колебалась. Я заметил, что она смотрит на поглощенных беседой Дикса и Сильви, поймал ее взгляд и заставил смотреть на меня. – Пение, должно быть, иссушающий бизнес.
Никакого гипноза, я играл на ее воспитанности – и успешно.
– Почему бы и нет.
Интересно, надела ли она трусики и добавит ли мне очков статус иностранца. Балерина сказала что-то бармену и повернулась ко мне:
– Так ты из Лондона?
– Из Глазго. – Она растерялась. – Шотландия – ветер, снег, дождь, клетчатые пледы, хаггис, килты и все такое. – Она кивнула, и я добавил: – Мы тоже не носим трусов под килтами.
Морячка притворно ахнула и засмеялась, прикрыв рот рукой, как гейша.
– Значит, у нас есть что-то общее.
– Ага, отмороженные задницы.
Она усмехнулась. Ценю усилие.
– Меня зовут Уильям, Уильям Уилсон.
Я протянул руку, и она мягко ее пожала:
– Зельда.
Подходящее имя, интересно, давно ли она его носит. Бармен вернулся с высоким граненым бокалом чего-то розового и шипучего и назвал цену, достойную эликсира жизни. Я выложил на стойку пятьдесят евро, Зельда подняла бокал и бодро сказала:
– Prost! – Она пригубила коктейль и одарила меня улыбкой, за которую не жаль денег. – Приехал посмотреть Берлин?
– Я здесь работаю, выступаю в «Хамелеоне». На этот раз она улыбнулась искренне:
– Знаю это место. – Она стерла со щеки воображаемое пятно и метнула взгляд на Сильви и Дикса. – Сильви танцует там?
Ее нарочито равнодушное любопытство заставило меня насторожиться.
– Сильви – моя прелестная ассистентка. – Я улыбнулся и протянул ей веер появившихся из воздуха спичек. – Я фокусник.
Зельда захлопала, но удивил ее не мой трюк.
– Сильви больше не танцует?
В голосе звучало злорадство, но, быть может, и обычное удивление. Я решил защитить репутацию Сильви.
– В номере много танцев.
– А. – Она поднесла бокал ко рту, и я подумал, хватит ли у меня денег на второй. – Вы, наверное, недолго вместе.
– Сегодня было первое шоу.
– Так вы празднуете.
– Точно. – Зельда взглянула на наш столик. Дикс и Сильви близко склонились друг к другу, поглощенные разговором. – Вы знакомы?
Зельда натянуто улыбнулась:
– Немного.
– Тогда присоединяйся к нам.
Она напряглась.
– Танцовщицы должны высыпаться. Одного бокала достаточно.
Я глотнул пива.
– У меня на родине говорят: «Стакана много, бутылки мало».
Зельда допила розовую дрянь.
– Ты, по-моему, хороший парень. – Она помолчала. – Сильви – отличная танцовщица, с ней весело…
– Но?
Зельда пожала плечами:
– Всегда есть что-то за пазухой.
Да, у тебя там много интересного. Я не стал озвучивать свое мнение и вместо этого с любопытством спросил:
– А у Сильви? – Зельда замялась, и я добавил: – Мне же работать с ней.
Она взяла пустой бокал, разглядывая ножку, избегая смотреть мне в глаза.
С Сильви всегда что-то случается. Иногда бывает забавно.
Она наконец посмотрела на меня, подтверждая, что они с Сильви действительно неплохо веселились.
– Но иногда не так уж и забавно?
Зельда выдержала мой взгляд.
– Иногда совсем не забавно, да. – Она улыбнулась. – Мы дружили. По-настоящему. – Она снова оглянулась на Сильви и Дикса. – Знаешь, как у нас бывает, дружба меняется от шоу к шоу, и Сильви… В общем, у нее есть пристрастия, из-за которых с ней сложно долго дружить.
Я кивнул, чтобы она продолжала, пытаясь понять, личная у нее неприязнь или профессиональная. Зельда взяла сумочку с соседнего стула. Джентльмен, наверное, помог бы ей спуститься с высокого табурета, но я медлил, и она изящно соскользнула без моей помощи. Юбка слегка задралась, обнажив голые бедра. Она стояла в полный рост, возвышаясь надо мной, но я по-прежнему держал ее взгляд.
– Так Сильви ушла?
Зельда отвела глаза:
– Ушла, да.
По ее тону я кое-что понял. Что бы там ни случилось, Сильви ушла не сама.
– Видимо, большего ты мне скажешь?
Зельда посмотрела за мое левое плечо. Я обернулся и увидел Дикса. Он что-то мягко сказал Зельде по-немецки и обратился ко мне:
– Еще по стаканчику?
– Конечно.
Он посмотрел на Зельду, но она качнула головой:
– Мне пора.
Я взял стакан, предложенный Диксом, мысленно проклиная его вмешательство. Морячка покупала в баре сигареты. Я наклонился к ней:
– Может, придешь на мое шоу?
– Может.
– Я занесу тебе как-нибудь пару билетов.
– Ладно. – По ее холодной улыбке я понял, что могу не утруждаться. Видимо, я не сумел скрыть разочарование – она наклонилась, поцеловала меня в щеку и шепнула на ухо: – Будь осторожен, Уильям.
Сквозь сценический пот я ощутил сладкий аромат духов.
– Само собой, – усмехнулся я. – Конечно, буду. Ведь я чужак в чужом городе.
Я не дождался улыбки. Она взглянула на Дикса, направлявшегося к столу с выпивкой, и понизила голос:
– Тем более не стоит усложнять жизнь и связываться с незнакомцами.
Я смотрел, как стройная фигурка пробирается к выходу. Вышибала открыл дверь, она улыбнулась мне и сверкнула на прощание голой попкой. Дверь захлопнулась, она ушла. Я прикончил пиво, заказал еще и вернулся к Сильви и Диксу.
* * *
Дикс принес Сильви очередной кувшин вина, но сам сидел с пустым стаканом. Я поставил перед ним пиво, но он покачал головой:
– Как ни печально, мне пора.
– Дикс очень занятой человек. Ему и карты сдавать, ему и банк брать.
Сильви говорила с трудом, но еще держалась.
На сцену вышел Бодо в блестящем жилете и галстуке-бабочке. Он застенчиво улыбнулся и начал петь под фонограмму «Вот было времечко». Он дергался под музыку, как Стиви Уандер за роялем. От волнения он пел слишком высоко и все мимо нот. Ему пора забыть о мускулах. В случае заварушки ему достаточно будет просто запеть.
Дикс надел дорогое пальто, как раз когда вышибала взял пугающе высокую ноту.
– Удачное время ты выбрал, – кивнул я на сцену.
Дикс пожал плечами:
– Дела.
Он на мгновение положил ладонь на голову Сильви и тут же поднял, махнув на прощание. Благословение, почудившееся мне в этом жесте, вызвало у меня приступ тошноты.
– Увидимся, – бросил я.
Он наклонился ко мне:
– Не забудь, нам надо поговорить, мы заработаем кучу денег.
Дикс снова погладил Сильви по голове, но она отвернулась, словно решение Дикса уйти сразу вычеркнуло его и все прощальные сцены.
– Бедняга Бодо, он так любит петь, – усмехнулась она.
Вышибала затянул припев:
Вот било времецка,
Думаль, не концица…
Судя по чудовищному немецкому акценту, он учил слова на слух. Как бы то ни было, недостаток таланта он компенсировал искренностью. Слеза скатилась по его напудренной и нарумяненной щеке. Блестящие глаза подкрашены тушью, губы в вишневой помаде. Словно опошленного Пиноккио-переростка выбросили в мир без надежды вернуться к Джипетто. Шоу безумной куклы, подтверждающее, что все боги умерли.
– Мне нравится Бодо, хотя он всего лишь грубая, безголосая пародия на вышибалу, – снисходительно сказала Сильви.
Ее голос снова звучал громко. Бодо сверкнул на нас глазами. Может, он и услышал ее слова, но продолжал петь, содрогаясь в эпилептическом танце. Он сбросил пиджак и остался в манишке, закрепленной тонкими ремешками на спине и талии. Бодо тянул припев:
Да-да-да-да-да-да…
Он расстегнул ремешки и швырнул нагрудник в сторону бара, обнажив безволосую грудь с неестественно красными сосками вероятно подкрашенными помадой.
– Верните танцовщиц.
Сильви покачала головой:
– Ты еще ничего не видел.
В другом конце зала какой-то толстяк поднялся из-за столика и стал неуклюже проталкиваться среди зрителей.
– Я видел достаточно – смотри, люди уходят.
Сильви взяла меня за локоть, не спуская глаз с Бодо. Я оглянулся на дверь, ожидая увидеть массовый исход, но увидел толстяка, пробиравшегося к нам с грацией пьяного матроса. Сильви по-прежнему смотрела на сцену.
– Дождись кульминации.
– Мне оно надо? – Бодо наклонился вперед, резко сорвал с себя штаны на липучках и остался в кружевных черно-розовых трусиках, подвязках и чулках. – Ну ни хера себе парад уродов.
– Не волнуйся, Уильям, до хера дело не дойдет.
Смех Сильви внезапно оборвался. Я почувствовал, что за спиной у меня кто-то стоит. Толстяк взялся за спинку моего стула и наклонился к Сильви:
– Привет, Сьюзи. – Он дыхнул пивом, табаком, специями и гнилью. – Давненько не виделись, а?
Сильви в панике взглянула на него, но голос ее не выдал.
– Вы ошиблись.
Он сконфуженно улыбнулся мне кривой пьяной улыбкой и взялся другой рукой за стул Сильви. Он погладил ее по спине, доверительно подмигнув мне.
– Друг, одолжи ненадолго. Минут на пятнадцать, – ухмыльнулся он. – Или меньше.
– Она же сказала, приятель, ты ее с кем-то спутал.
Он поднял руки.
– Я ничего не путаю, я не забываю лиц, – он улыбнулся, – и губ, и сладеньких задниц, и…
Я вскочил, оттолкнув его от стула. Бодо на сцене поднял руки, приглашая зрителей подпевать, улыбаясь вопреки своему печальному положению, и начал раскачиваться из стороны в сторону, как метроном.
– Дама сказала, ты ошибся.
– Эй, если она скажет уйти, я уйду. – Толстяк сально ухмыльнулся, его гладкое розовое лицо походило на вареный окорок. – На всех хватит, первый-второй, мне без разницы, как нравится. – Он засмеялся. – Держи яйца как нравится.
– Когда ты видел последний раз свои яйца, жирный ублюдок? – сказала Сильви, а я пихнул его в грудь. Пихнул несильно, но парень был пьян. Он отшатнулся, налетел на соседний столик, расплескав напитки, к неудовольствию сидевших за ним людей. Казалось, он вот-вот упадет, но солидное пузо, видимо, приучило его держать равновесие, и он устоял, качаясь, как упрямая кегля. Он улыбнулся еще шире. Бодо запнулся. Толстяк пожал плечами и примирительно поднял руки. Я поставил на место стул, и парень обернулся ко мне:
– Чего драться из-за шлюхи? Она с любым пойдет, кто попросит, – обиженно сказал он.
– Не с тобой.
Он пожал плечами.
– Наслаждайся. Для шлюхи она очень даже ничего.
Сильви плеснула вином ему в лицо. Толстяк встряхнулся как Лабрадор после купания. Он приблизил свое лицо к Сильви и, на мое счастье, по-английски сказал:
– Берегись, милочка, твой парень по уши в долгах, и мне кажется, платить придется тебе.
Он сжал ее грудь.
Я вмазал ему в челюсть, и пальцы свело от боли. Бодо уронил микрофон – по комнате словно взрыв прокатился. Я схватился левой рукой за покалеченную правую. Толстяк попытался схватить меня. Сильви принялась бросать стаканы. Один покатился по сцене и влетел в микрофон с оглушительным грохотом. Второй предназначался обидчику. Тот пригнулся, но слишком поздно: стакан задел его, плеснув в глаза пивом, и толстяк закрыл их ручищами. Бодо слезал со сцены. Все словно замедлилось – все, но не Сильви. Она схватила сумочку и пальто, подталкивая меня к выходу:
– Быстрее!
Мы бросились к двери, и никто не пытался нас задержать, кроме Бодо, которому мешали зрители.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31