Ласки Аморе, сытная еда и мягкая постель снова наполнили жизнью окаменевшие нервы Бреандана. Он научился получать удовольствие от прикосновения нежных рук, теплой удобной кровати и чувства сытости. Но эта медаль имела и оборотную сторону. Раньше Бреандан просто не чувствовал ни холода, ни голода, а теперь все чаще замечал, когда ему было холодно, урчат живот или перехватывало горло от жажды. Он стал более чувствительным к лишениям, и это его беспокоило. Сладкая жизнь совершенно изнежила его. И если когда-нибудь ему снова придется соприкоснуться с жестокой реальностью, он не справится с ней и бесславно погибнет.
Потирая плечи руками, чтобы немного согреться, Бреандан свернул на Стрэнд и пошел вдоль дворцов и садов знати, тянувшихся до самой Темзы. Дойдя до большого роскошного черно-белого фахверкового особняка, отписанного королем своей любовнице, ирландец остановился и задумался, прежде чем пройти ко входу для слуг. Леди Сент-Клер не только из-за короля старалась сохранить мезальянс в тайне. Она боялась скандала при дворе, который, несомненно, последовал бы за разоблачением и мог стоить ей королевский милости.
Открывая дверь заднего входа, чтобы не привлекать внимания, Бреандан почувствовал некоторое раздражение. Он принял эти условия, но они уязвляли его самолюбие. Хоть он и спал с дочерью графа, но оставался лакеем, зависимым от благосклонности других. Он никогда не встанет на одну ступень с ней.
Слуги в доме делали вид, что не обращают внимания на молчаливого новичка, но, поднимаясь на верхний этаж, ирландец слышал, как они перешептываются у него за спиной. Конечно, они все знали. В известном смысле господа зависели от своей челяди, от любопытных глаз слуг ничего нельзя было утаить.
Перед будуаром рядом со спальней Бреандан помедлил. Аморе сидела перед горящим камином и расчесывала волосы. Рубашка, обшитая кружевами и душистыми рюшами, и пеньюар скрывали ее потерявшее формы тело и помогали забыть о предстоящих вскоре родах. Когда взгляд Аморе упал на неожиданного посетителя, лицо ее засветилось радостью.
– Ты уже пришел? – воскликнула она и поспешила ему навстречу, однако из-за своего бремени не так легко, как ей бы хотелось.
Бреандан молча смотрел на нее, не переставая удивляться, почему она так счастлива видеть его. Он никак не мог этого понять. Что он мог ей дать? Он не был особо умелым любовником, не обладал талантом остроумной беседы, ничего не понимал ни в литературе, ни в искусстве, не знал, какие пьесы идут в театре, и не разбирался в музыке. Аморе просила его рассказывать о родине и расспрашивала о прежней жизни. Но многие воспоминания о прошлом были так болезненны, что он отвечал отрывисто, а иногда вообще замолкал. И в какой-то момент Аморе перестала теребить его, смирившись с его молчанием. Но у Бреандана осталось чувство, что он ее обидел.
Здороваясь с ним, Аморе положила ему руки на плечи. И хотя она совсем легонько сжала их, он вздрогнул от боли.
– Что с тобой? – с беспокойством спросила она, пристально осматривая его с ног до головы.
– Ничего. Во время работы я вывихнул руку.
– Дай посмотреть. Пожалуйста!
Она уговаривала его до тех пор, пока он не уступил. Аморе сняла с него рубашку. Кожа на левой руке была содрана, локоть и запястье опухли.
Вздохнув с упреком, Аморе повела Бреандана в спальню и сделала ему холодный компресс.
– Как это случилось? – спросила она.
Бреандан отвернулся:
– Я упал с лестницы.
– Но кто-то тебе помог. Опять этот подмастерье-бездельник, с которым ты спал в одной комнате?
Глаза Бреандана потемнели.
– Он никогда больше не посмеет подойти ко мне.
Он замолчал, а Аморе не настаивала.
– Ты, должно быть, голоден, – сказала она. – Я велю принести нам что-нибудь поесть.
Она хотела было подняться с кровати и позвать камеристку, но Бреандан удержал ее:
– Нет, останься. Я не хочу есть. Я только хочу побыть с тобой.
Он наклонился к ней и горячо поцеловал. С тех пор как ее беременность стала заметной, он не решался приближаться к ней, боясь сделать больно ей или ребенку. Но Аморе во время своего пребывания при двух распущенных христианских дворах научилась доставлять удовольствие мужчине другими способами.
Когда они лежали в постели, прижавшись друг к другу, послышалось легкое поскребывание в дверь. Вошла камеристка, в волнении даже забыв присесть:
– Миледи, простите, что помешала. Только что подъехал король.
Аморе испуганно вскочила.
– Пожалуйста, пройди в соседнюю комнату, – попросила она Бреандана. – Он приехал только справиться о моем здоровье и наверняка пробудет недолго.
Молодой человек молча подчинился, собрал свою одежду и исчез в будуаре. Но дверь закрыл неплотно, оставив щель, чтобы слышать разговор.
Камеристка несколькими движениями привела в порядок постель и взбила подушки. Аморе примет короля лежа. В ее положении это будет естественно.
Хофмейстер ввел его величество без предупреждения. Это был неофициальный визит.
Бреандан с интересом разглядывал в щель высокого мужчину, сердечно поздоровавшегося со своей любовницей. Несмотря на простой темный камзол, из-под которого виднелись тонкое белье и кружева рубашки, он выглядел весьма импозантно. Длинные черные локоны обрамляли резкие черты его смуглого лица, сразу же внушавшего симпатию.
– Как вы себя чувствуете, мой любезный друг? – спросил Карл, сев в кресло возле кровати.
– Не могу пожаловаться. Меня уверяют, будто все идет нормально, – ответила Аморе.
– Под «уверяют» вы подразумеваете вашего иезуита, полагаю. Я знаю, что он изучал медицину, но смыслит ли он что-нибудь в женских делах?
– Я думаю, вряд ли найдется что-нибудь, в чем он не смыслит, сир. И очень переживает, если не может разгадать какой-нибудь загадки. Как эти убийства крупных юристов вашего королевства.
– Да, это очень тревожно, – вздохнул Карл. – Судьи очень обеспокоены, и кто может поставить им это в упрек? Их уже сопровождает охрана, большая, чем у короля. Еще одно убийство поставит под угрозу безопасность и порядок в стране, особенно сейчас, когда мы находимся в состоянии войны с Голландией, а в городе все больше случаев чумы.
– Дайте патеру Блэкшо еще немного времени, сир. Он наверняка разоблачит убийцу.
Король немного помолчал и сменил тему. В его голосе слышалась некоторая обида.
– Мадам, я всегда доверял вам. И полагал, что вы также доверяете мне, тем более я всегда предоставлял вам определенную свободу. Почему же теперь я должен узнавать от Бекингема, что вы завели себе любовника?
Аморе побледнела. Конечно, наивно было думать, что такую тайну удастся сохранить надолго. Она не знала, что сказать. Король обиделся, как маленький мальчик. Любые ее объяснения причинили бы ему боль. И она молчала.
Карл в раздражении встал и принялся ходить взад-вперед по спальне. И тут она вспомнила о Бреандане.
– Разве я не говорил всего несколько месяцев назад, что позволяю вам вступить в брак? – воскликнул он. – Почему вы тогда же не открылись мне?
– Потому что тогда у меня еще не было любовника, – оправдывалась Аморе.
– Кто он? Кто из моих придворных обошел меня?
– Сир, это не придворный. Это простой человек без титула и состояния. Я хранила в тайне свою любовь, так как хотела оградить его от злобных придворных интриг и не желала расстраивать вас.
Карл остановился и пристально посмотрел на нее:
– Вы прекрасно знаете, что скажут – ребенок, которого вы носите, не от меня, а от него, и я сделаюсь посмешищем, если признаю его.
– Сир, я клянусь вам, это ваш ребенок!
– Ну хорошо, я в этом не сомневаюсь, но другие засомневаются. Вы поставили меня в ужасное положение, моя сладкая Аморе.
Но раздражение его унялось. Теперь, когда Карл знал, что его тайно обманывал не придворный, не человек, каждый день злорадно улыбавшийся ему в спину и тайно радовавшийся тому, что наставил его величеству рога, эта мысль стала для него не такой несносной. В принципе он даже понимал – его любовница, окруженная развратными придворными, для разнообразия захотела приблизить к себе неиспорченного человека. Что ж, это его вина, он забросил ее, месяцами не сводя глаз с Франс Стюарт. Несколько примиренный, Карл снова сел в кресло возле кровати. Только он хотел заговорить с Аморе, как легкий шум заставил его обернуться. Его взгляд упал на приоткрытую дверь, ведущую в соседний будуар, и он сразу все понял. Они были не одни. Его соперник находился здесь, за дверью. Невольно в Карле вспыхнули раздражение, ревность и некоторая злость. Он встал, взял руку Аморе и галантно поцеловал ее.
– Я прощу вам измену, мадам, если вы пообещаете вашему суверену вернуться ко двору, как только родится ребенок, – сказал он тоном, не терпящим возражений.
И тут словно вожжа попала ему под хвост. Зная, что за ним наблюдает соперник, король склонился над своей любовницей, властно поцеловал ее в губы и продел руку между рюшами рубашки к налившейся груди.
Бреандан за дверью резко отвернулся и закрыл глаза. Гнев и боль перехватили ему дыхание, он должен был призвать все свои силы, чтобы не ворваться в спальню и не броситься между королем и Аморе. Каким нужно было быть идиотом, чтобы думать, что обладаешь женщиной, которая никому не принадлежала и которую никто не мог удержать. Она лишь мираж, мерцающий огонек, идя на который ты оказывался в болоте. Огонек исчезал, и ты оставался один.
Бреандан не заметил, как король ушел. Он сидел за дверью на полу, закрыв лицо руками, его мучило непреодолимое желание вырваться из ловушки, в которую он угодил.
Глава тридцать вторая
Остаток вечера Бреандан был молчаливее, чем обычно. Аморе тщетно тормошила его. На следующее утро он проснулся рано и посмотрел на спящую рядом с ним женщину. Беременность придавала ей что-то уютное, домашнее и будила в нем безрассудное желание создать с ней семью. Но видимость была обманчива. Когда родится ребенок, она опять станет тем, чем была – придворной дамой, одной из любовниц короля, потаскухой... Роман с ним, неотесанным увальнем, был для нее только развлечением. Король потребовал, чтобы она вернулась ко двору, и она вернется. Но для него при дворе не было места.
Стараясь не шуметь, Бреандан спустился с кровати и тихо оделся. Аморе почувствовала, что его нет рядом, и открыла глаза.
– Уже пора? – сонно спросила она.
– Да, скоро откроют городские ворота.
– Почему ты всегда так рано уходишь?
– Я нужен мастеру Риджуэю в цирюльне.
Аморе с трудом села в кровати и пристально посмотрела на него:
– Почему ты не скажешь, что тебя гнетет?
– Ничего, – солгал он. – Спи. Тебе нужен покой.
На прощание он поцеловал ее в лоб, чего раньше никогда не делал, и ушел.
На улице перед домом все было тихо. Только начало светать. Не смотря по сторонам, Бреандан быстро пошел по Стрэнду, погруженный в свои мысли, сердце его было исполнено горечи. Сзади послышался конский топот, но он не обратил на него внимания, даже когда лошадь замедлила шаг. Бреандан поднял глаза, только услышав язвительные слова:
– Смотрите-ка, ирландский висельник. Вот как снова можно встретиться. Да, ты здорово развернулся. Мелкий воришка наставляет рога королю Англии, вот ведь незадача.
На лошади сидел не кто иной, как сэр Джон Дин.
Бешеный гнев, ослепивший Бреандана, постепенно прошел и позволил ему мыслить ясно. Он не думая шел по Стрэнду, как ходил каждое утро. Вдруг резкая боль в левом плече прорезала сознание. Он увидел, как рукав рубашки окрашивается кровью. Стиснув зубы, Бреандан положил правую руку на рану, не замедляя шага, и чуть было не столкнулся с сонным ночным сторожем, стоявшим на улице, опершись на свою алебарду.
– Эй, сэр, все в порядке? Кажется, вы ранены! – крикнул вслед ему сторож.
– Ничего страшного. Я сам справлюсь, – не останавливаясь, сказал Бреандан.
Он хотел как можно скорее уйти отсюда.
Когда ирландец подходил к городским стенам, стража только-только отперла Ладгейт. Незаметно он проскользнул в ворота и оставшуюся часть пути до цирюльни проделал бегом. Все еще спали. Бреандан тихонько прошел на кухню и с помощью насоса, в который вода поступала из цистерны, наполнил ведро. Затем снял испачканную рубашку, промыл рану на руке и, как мог, застирал испачканную одежду. Повесив ее в саду за домом сушиться и кое-как перевязав руку, ирландец поднялся в каморку и надел чистую рубашку. Джон еще крепко спал. Спускаясь вниз, Бреандан наткнулся на иезуита, шедшего за водой для умывания.
– А, вы уже пришли, сын мой. С вами все в порядке? – спросил Иеремия. – Я слышал, что вчера, упав с лестницы, вы поранили руку. Я бы хотел ее осмотреть.
Но молодой человек увернулся от этой опасности и отрицательно покачал головой:
– Не нужно, патер. Все нормально.
Иеремия понял, что он говорит неправду.
– Милорд, произошло очередное убийство! – прокричал задыхающийся Мэлори, влетев в кабинет Трелонея.
Прежде чем говорить дальше, ему нужно было отдышаться, так как, услышав новость, он пробежал всю Ченсери-лейн.
– Кто на сей раз? – в большой тревоге спросит сэр Орландо.
– Городской советник Дин.
– Сэр Джон Дин?
– Да, его труп нашли на заднем дворе на Стрэнде, из тела торчала его собственная шпага. Слуга соседнего дома незадолго до того слышал ссору. А ночной сторож вспомнил, что примерно в то же время видел темноволосого молодого человека с раненой рукой. Он клянется, что это был ирландец.
– Ирландец? Боже милостивый! Прикажи кучеру немедленно запрягать. Быстрее, Мэлори, нельзя терять времени.
Не так давно Иеремия, когда у него выпадала для этого возможность, начал обучать Бреандана латыни. А поскольку сегодня после обеда ему никуда не нужно было идти, он предложил ирландцу продолжить занятия, но быстро убедился в том, что подозревал уже целое утро: Бреандан не мог сосредоточиться, его что-то мучило, но он отказывался отвечать па вопросы священника. Сначала Иеремия решил, что возлюбленные поссорились, но затем заметил на правом запястье Бреандана ссадины. Значит, он с кем-то подрался.
Иезуит глубоко вздохнул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51