Металлические шторы на окнах были закрыты, освещение выключено, и в кабине воцарилась непроницаемая тьма. Тишину нарушало только тикание хронометров да мирное посапыпание спящих. Несмотря на крайнее утомление. а может быть, именно вследствие этого, Галя довольно долго не могла уснуть. Снова и снова переживала она перипетии взлета или старалась вообразить мир без тяжести, ожидавший ее при пробуждении.
В конце концов усталость взяла свое, и Галя уснула. Сначала сон ее был очень глубоким. Но по мере того, как организм восстанавливал силы, отдохнувший мозг стал развертывать перед ее внутренним взором все более и более пестрый ковер сновидений.
...Москва. Летний солнечный день. Галя торопится на занятия. Боясь опоздать, она старается догнать переполненный троллейбус, но он уходит у нее прямо из-под носа. Она долго стоит в очереди, но уже не на улице, а в институтском коридоре. Сейчас ее вызовут на экзамен. Галя чувствует, что' плохо подготовилась. Она волнуется, и из-за этого время тянется томительно долго.
...Институт самым необъяснимым образом превращается в Парк культуры. Она стоит перед качелями и смотрит, как какие-то парни несколько раз подряд описывают в воздухе одну и ту же тошнотворную дугу. От этого сосет под ложечкой и мутит... Раз, два! Раз, два!- бухает в такт сердце...
...Скорей, скорей, она опаздывает! Автомобиль мчится по загородному шоссе, взлетая на подъемах и отчаянно ныряя на спусках. У-ух! У-ух! У-ух! Вверх - вниз! Вверх-вниз!.. Когда же конец этому сумасшедшему пути?
...Кабина "Урана". Уже много-много часов Галя лежит на койке, раздавленная непрекращающимся ускорением. Спидометр показывает чудовищную цифру: двести девяносто семь тысяч километров в секунду! А разгон все идет и идет. От непомерной тяжести трудно дышать и кружится голова,
Игорь Никитич как ни в чем не бывало расхаживает по кабине.
- Сейчас мы достигнем скорости света, и время перестанет для нас существовать. - Он многозначительно указывает на окно:- Видишь, какими фиалками цветут звезды впереди? А те, что сзади, похожи на брызги крови. Наша скорость изменяет частоту встречных и догоняющих световых волн. Вот, вот, смотри! Мы помчались, как световой луч!
Галя приникает к окну и видит, как весь бесчисленный звездный рой вдруг приходит в движение. Яркие фиолетовые звезды, расположенные как будто на самом пути "Урана", медленно, потом все быстрей и быстрей отходят в сторону, зеленеют, белеют, стремительно проносятся мимо и, снова смыкаясь у какого-то полюса позади корабля, постепенно багровеют и гаснут. Какой восторг! Какая неописуемая красота!
Звезд впереди становится все меньше и меньше. "Уран" покидает пределы Галактики. Она остается где-то там, в прошлом, невидимая из-за чудовищной скорости. Кругом темно, пусто... и страшно! Одни... Одни среди беспредельной, невероятной черной пустоты! Никто не услышит, не поможет, не узнает... Какая тоска!
Время тянется, как тонкая бесконечная паутина. Кажется, будто века нескончаемой вереницей бредут мимо остановившегося "Урана"... "А что, если паутина порвется. - скребется, как мышь, нестерпимая мысль.- Тогда..."
"Уж не сплю ли я? - думает Галя с тревогой, напрягая все силы, чтобы сбросить оцепенение. - Должен же быть конец этому страшному полету!"
"Вечность конца не имеет!"- возникает в ее мозгу... А может быть, это говорит ей Белов?
- Помни: текущее мгновение - дверь, сквозь которую будущее стремится в прошедшее... - снова громоздятся в ее мозгу глыбы слов, смысл которых неохватен. - "Но ведь я же читала это!- борется Галя с кошмаром.- Это написал Фламмарион! Вот сейчас возьму и проснусь, и все кончится".
- Вселенная безгранична! Смотри! - властно говорит ей Игорь Никитич. Нет, это не он, это отец! Да, да отец, живой и любимый! Как же она раньше этого не понимала? Она нежно приникает к его плечу, и они вместе всматриваются в черную бездну.
И вот впереди, далеко-далеко, появляется голубой комочек. Скоро он разрастается в туманный завиток, который ширится, заполняет небо, распадается на бесчисленные звезды и вихрем несчетных искр налетает на корабль.
И снова впереди загораются все новые и новые сиреневые звезды. Пролетая мимо, они проходят через все цвета радуги,багровеют и гаснут.
Галя смотрит вперед с удивлением и смутной тревогой: одна из звезд не уступает дороги. Она упорно стоит на пути и растет на глазах, изливая потоки ослепительного света. Игорь Никитич и Константин Степанович суетятся у пульта управления, пытаясь отклонить корабль... Поздно! Вот она, жадная огненная пасть, разинутая на полнеба! Налетела, замкнулась, испепелила...
- Ох! - Галя со стоном приоткрыла веки. Откуда-то снизу прямо в глаза бил ослепительный солнечный луч. Кабина была перевернута вверх дном. Галя лежала спиной к полу, который стал потолком, и смотрела вниз. "Почему я не падаю?"- подумала она и тотчас решила, что это продолжение сна и удивляться не стоит. Самое непонятное заключалось в том, что неподвижное яркое Солнце находилось где-то внизу. Это было совершенно ни с чем не сообразно. Галя зашевелилась и повернулась на бок. Теперь низом ей стала казаться стена кабины, на которую она смотрела. Ей стало не по себе.
Она огляделась. Все еще спали, за исключением Константина Степановича, который, медленно перебирая руками, полз по стене вниз головой. Ноги его вяло болтались в воздухе, ни к чему не прикасаясь. Галя почувствовала, как острый холодок страха пробежал по спине. Она с тоской смотрела на более чем странные манипуляции старого профессора, ничего не понимая.
Вдруг Константин Степанович нечаянно выпустил из рук поручень, за который держался, и беспомощно забарахтался в воздухе, подобно не умеющему плавать человеку, попавшему в воду. Воздух держал его на весу, и сколько профессор ни старался сдвинуться с места, это ему не удавалось. Он продолжал делать нелепые движения в каком-нибудь полуметре от стены, не в силах до нее дотянуться.
Видимо, решившись на что-то, он сердито крякнул, подогнул ногу и, приняв совершенно нелепую позу, начал стаскивать ботинки. Затем деловито осмотрелся и запустил им в пространство между окнами. Ботинок ударился о стенку, отскочил и медленно поплыл по воздуху, а Константин Степанович сдвинулся, наконец, с места и, добравшись до стены, крепко уцепился за выступ.
И тут Галя внезапно поняла, что она находится в мире, где нет тяжести. Она веселым шепотом окликнула астронома, быстро освободилась от застежек и прыгнула к потолку, но, не рассчитав, перевернулась в воздухе и стукнулась затылком о твердую обшивку... В глазах у нее завертелись огненные круги.
- Что ты делаешь? - закричала проснувшаяся Маша. - Осторожней, осторожней, а то изобьешься о стены! - крикнула она, отстегивая ремни.
В этот момент Галя опустилась на пол. Она ударилась коленками и локтями и закричала от боли, а пол тем временем медленно уплыл из-под ног, и Галя снова понеслась по воздуху. Зажав в руке конец ремня, прикрепленного к койке. Маша прыгнула следом и успела схватить ее за ногу. Через несколько секунд обе девушки благополучно сидели рядом и устанавливали объем Галиных повреждений. К счастью, ничего серьезного не случилось, и разбуженные шумом остальные обитатели кабины забросали Галю шутками за ее неловкость.
На первых порах отсутствие тяжести создавало массу неудобств. Умываться можно было только с помощью губки. Вода, оставленная в неплотно закрытом сосуде, выливалась через край, растекаясь куда попало. Иногда ее капли собирались в радужные шары, которые плавно носились по воздуху, как мыльные пузыри. Встреча с ними сулила мало приятного: вода моментально впитывалась одеждой.
Пищу варили с постоянным риском ошпариться, так как это производилось в герметически закрытой посуде. Особенно трудно было есть: о тарелках и ложках пришлось совсем забыть. Суп высасывали из широкогорлых бутылок через резиновые соски. Твердую пищу прикрывали особыми сеточками, чтобы она не разлеталась во все стороны при первом же неосторожном движении.
Однако главное неудобство заключалось в том, что нужно было постоянно пристегиваться ремнями к сиденьям. Стоило забыть сделать это, и неосторожно пошевельнувшийся человек плавно взлетал и беспомощно барахтался в воздухе до тех пор; пока его не прибивало к стене или потолку. Хорошо еще, если он приближался к препятствию лицом, а не спиной или затылком, как это случилось с Галей на второй день путешествия.
Впрочем, все очень скоро научились управлять своим телом в воздухе. Чтобы перевернуться во время полета, достаточно было сделать десяток круговых взмахов руками. Стоило прекратить движение - и тело переставало вращаться. Константин Степанович сказал, что именно таким способом перевертывается кошка, брошенная спиной вниз.
Оказалось, что постичь всю премудрость передвижения в состоянии невесомости вовсе не так трудно. Через несколько суток даже Николай Михайлович достаточно освоился с ней. и случаев, когда кто-либо из экипажа отпускал по оплошности поручни, почти не било.
Головокружения и замирания сердца, которые в первые часы жизни в мире без тяжести возникали ежеминутно, теперь случались все реже и реже. В конце концов путешественники настолько приспособились к своему новому состоянию, что оно почти не вызывало неприятных ощущений.
И тогда постепенно стали обрисовываться новые возможности, которые открывала невесомость. Значительно снизилась общая утомляемость. Исчезли неудобства, связанные с продолжительными наблюдениями в телескоп.
Как врач, Ольга Александровна вскоре отметила улучшение здоровья всех участников экспедиции. Время от времени по ее советам кабину отделяли от "Урана" и раскручивали так, что человек начинал весмть вдвое, я то и вчетверо больше, чем на Земле. Ольга Александровна заставляла всех при этом заниматься обычной работой. На ее языке эта мучительная процедура называлась "профилактической гимнастикой". Синицын ворчал, молодежь смеялась, а неутомимый Игорь Никитич на все жалобы Николая Михайловича только отшучивался.
- Ничего, ничего!- говорил он. - Такая гимнастика только на пользу, а то сними с вас тяжесть, вы так разленитесь, что разучитесь ходить.
Доводы были неоспоримы, и Николай Михайлович, кряхтя и ворча, принимался за дело.
С самого начала путешествия Ольга Александровна ввела и неуклонно поддерживала строжайший режим дня. Особенно тщательно она следила за тем, чтобы люди как следует высыпались.
- Сон - это все! - приговаривала она, укладывая спать недовольную команду. - Невыспавшийся человек для работы непригоден и ни на что путное не способен. Это в кинофильмах герои с утра до вечера работают, а ночи напролет просиживают за книгами. В жизни так не бывает. Не поспишь всего одну ночь, а уже ходишь, как разваренный судак: глаза красные, бессмысленные, как у пьяницы, в суставах точно песок насыпан, из рук все валится. В таком состоянии думаешь не о деле, а о том, куда бы приткнуться. Так что не будем торговаться, а извольте-ка в постель.
Все ворчали, но подчинялись. Спать полагалось восемь с половиной часов. Отступления от режима допускались только для дежурных и, в исключительных случаях, для ведущих неотложные научные наблюдения. Даже Игорю Никитичу не давалось поблажек.
Благодаря заботам Ольги Александровны команда чувствовала себя превосходно. Все были здоровы, бодры и работали в полную силу. Помимо основных дел - систематических научных наблюдений, прокладывания курса корабля, регулярных занятий гимнастикой, - приходилось вести неотступный контроль за "окрестностями". Непрерывно работающий радиолокатор то и дело обнаруживал неподалеку от корабля большие и малые скопления метеоритов.
Для Земли, защищенной броней атмосферы, эти летящие с огромными скоростями маленькие песчинки, камешки или кусочки железа совершенно безвредны. Но для космического корабля они были чрезвычайно опасны.
Каждая обнаруженная стая немедленно бралась на учет. С помощью многократных измерений определялась ее орбита. Было несколько случаев, когда приходилось включать главный двигатель, чтобы уклониться от опасных встреч. Таким маневрам предшествовали сложные расчеты, которые должны были установить, куда и насколько корабль должен отойти, чтобы не очень отклониться от трассы полета.
Больше всего в таких случаях недоумевали Ольга Александровна и Синицын. В своей работе они не соприкасались с математикой и никак не могли понять, что любая скорость, приобретаемая кораблем, сохраняется навсегда и в течение многих месяцев может так исказить его путь, что встреча с Венерой окажется невозможной.
Огромная и исключительно важная расчетная работа лежала на плечах Константина Степановича и Маши. Небольшая грузоподъемность космического корабля не позволила установить на нем универсальную счетную машину, размеры и вес которой очень велики. Машина, установленная на "Уране", могла заменить два-три десятка опытных расчетчиков и только. Никаких чудес кибернетики она делать не умела. Капитанская дочка, ворча и жалуясь на несовершенство своей, как она называла, "бандуры", работала до изнеможения.
Когда дела накапливалось слишком много, ей помогал Игорь Никитич. Глубокие и универсальные знания позволяли ему быть неплохим помощником даже для специалиста-астронома. В каждый момент он знал положение корабля в пространстве, его скорость и последующую траекчорию. Знал не по представляемым ему сводкам, а как непосредственный исполнитель расчетной работы. В своей исключительной памяти он держал все поправки, учитывающие влияние на курс корабля притяжения Солнца, Земли, Венеры и даже Меркурия и Марса.
Но круг его дел не ограничивался этим. Он руководил запусками двигателя, разъединениями и соединениями кабины с кораблем, проверял вместе с Ольгой Александровной приборы для очистки воздуха и воды, контролировал состав воздуха, его влажность и температуру, следил за расходованием рабочего вещества, а важнейшая установка корабля - урановый котел - была почти всецело на его попечении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26