– На низшем уровне.
– Да. Но большинство браков терпит крах при переходе на более низкий уровень. Если удается благополучно добраться до нижнего уровня, все в порядке. Конечно, оставаться на высшем уровне – это блаженство. Но это редко кому удается.
– А когда человек очутился на низшем уровне, что удержит его от того, чтобы влюбиться в кого-нибудь другого?
– Влюбиться или изменить?
– Наверное, я имел в виду измену.
– Ну, что вообще может удержать человека, если ему хочется совершить что-то дурное или непорядочное? Что может удержать от невыполнения обещанного? Я не знаю.
– Я тоже. А вот еще один вопрос для вас. Что удивляет вас больше – что люди так хороши или что так плохи?
– Мне жаль, мистер Уэллард, но я приглашена на ужин. Если вдруг у меня окажется год свободного времени, мы займемся этим вопросом. Сейчас я могу вам сказать только одно: нельзя отправиться на уик-энд с чужой женой, не сознавая при этом, что делаешь. Таких вещей не совершают, не взвесив, быть может подсознательно, все “за” и “против”. Мне пора. Я чудесно провела день. Огромное вам спасибо. – Она открыла сумочку и посмотрелась в зеркальце.
Большие глаза, большой рот, лицо умное, благородное и открытое.
III
Реджинальд отправился домой на верху омнибуса; какое-то время он с удовольствием думал о приятно проведенном дне, вспоминая то свои, то ее реплики. Он чувствовал, что был в ударе. Он казался себе героем романа: полчаса назад он, как заправский соблазнитель, вел легкую и непринужденную беседу с графиней, театральной знаменитостью. И я даже неплохо выглядел, подумал Реджинальд, машинально коснувшись галстука; Сильвия говорит, что мне к лицу этот костюм...
Вдруг он вспомнил, как они с Сильвией выбирали этот костюм в прошлом году в неожиданно жаркие сентябрьские дни. Она приехала вместе с ним из Вестауэйза; машину до станции вел он, а она сидела рядом и, когда он переключал скорости, говорила: “Прекрасно, дорогой, сейчас гораздо лучше”. Потом она была на ленче вместе с Маргарет, а он был на ленче в клубе, и они договорились встретиться в магазине Хатчарда. Она пришла раньше его и просматривала какую-то только что купленную книгу, слегка касаясь кончиками пальцев ее страниц; она была спокойна, свежа и прелестна. Все другие бывшие там женщины болтали, суетились, нервно листали непослушные страницы – как будто занесенные жарким ветром в этот книжный оазис. Но Сильвия была частью оазиса.
Она почувствовала его появление, повернулась к нему – и, как всегда при встрече с ним, глаза ее потемнели – и посмотрела на него застенчивым и страстным взглядом, который он так любил. Они накупили множество книг с беспечной расточительностью, иногда находившей на него в книжных магазинах, и, оставив адрес для пересылки книг, перешли на другую сторону Пиккадилли, держась за руки. И, пока мистер Хопкинс дружески поглаживал то один, то другой рулон, их руки украдкой встречались под прилавком, они обменивались взглядами, тихонько смеясь над наивностью мистера Хопкинса, полагавшего, что перед ним солидная супружеская пара, давно забывшая обычай держаться за руки.
А сейчас? Что с ним произошло? Он позволил другой женщине занять место Сильвии, он украл у себя и у нее то получасовое воспоминание. Никто из них уже не сможет сказать: “Мы всегда ходим туда вместе. Это одна из тех вещей, которые мы всегда делаем вместе”. Я все испортил, подумал Реджинальд...
Какое ребячество, думал он, это ведь как раз то, о чем говорила Корал Белл. Пока мы любим друг друга, нас ранит каждая мелочь, даже самая глупая. Обидится ли Корал Белл, если ее Чарли пойдет к портному без нее? Разумеется, нет. Они благополучно и наилучшим образом добрались до низшего уровня. А я буду всю жизнь биться, чтобы не попасть туда. Именно так распадаются браки, предупреждала она. Ну и пусть. Если мы с Сильвией не будем любить друг друга, для нас все кончится.
Смешно, думал он, подходя к дому, я чувствую себя так, будто обманул Сильвию самым ужасным образом, а ведь все это сущая чепуха. Пойду и расскажу ей все и попрошу прощения.
Посмеиваясь над этой мыслью, он отворил дверь дома. В холле моментально возникла Элис, и в ту же минуту он заметил на вешалке чужую шляпу.
– Лорд Ормсби наверху, сэр, – объяснила она.
– А! – отозвался Реджинальд. – Спасибо.
Он не пошел наверх, а направился в маленькую столовую и попытался второй раз за день прочитать “Таймс”. Он чувствовал, что с ним обошлись очень скверно.

Глава четырнадцатая
I
Поэтому о Корал Белл пока не было сказано ни слова. В следующие несколько дней Реджинальд время от времени думал: ерунда. Я всегда делаю что-то, о чем ей не рассказываю. Нельзя же рассказывать другому человеку обо всем. И если уж на то пошло, она постоянно бывает в гостях, и сама принимает гостей, и ничего не рассказывает мне. Затем он задумывался, справедливы ли его рассуждения. Конечно, ничего нельзя сравнивать. В жизни не может быть точных параллелей. И тут же он (в связи с параллелями подумав об Эйнштейне) мысленно возвращался к Корал Белл. Она очаровательна, думал он, и невозможно предполагать, что человек вычеркнет из своей жизни всех очаровательных женщин только потому, что женат и любит свою жену...
В то же время, если бы Ормсби провел полдня с Сильвией, помогая ей выбирать платья, а потом они пошли бы выпить чаю... нет-нет, это совсем другое. Здесь не может быть параллелей.
У миссис Стоукер сегодня был выходной. Каждую среду, в ясную погоду и в дождь, она предпринимала связанную со сложнейшими пересадками поездку на автобусе в отдаленный уголок Уилсдена, чтобы поужинать со своей вдовой невесткой. Ее вело скорее желание воспользоваться правом на свободный день, чем удовольствие, которое она получала от этого визита. Братья Стоукер всю жизнь враждовали, причем их жены, вышедшие за них в разгар этой вражды, не были посвящены в ее тонкости. Она перешла по наследству к вдовам и глубоко захватила их в самый трудный период вдовьего траура, но, в отличие от покойных мужей, они гораздо хуже представляли себе, в чем, собственно, дело. Ужины по средам, начинавшиеся холодной бараниной с помидорами и повторением версии младшего Стоукера, который, по воспоминаниям Джейн, утверждал, что все началось с того, что он разбил голову, упав с велосипеда в возрасте восьми лет, или с того, что родители ожидали рождения не его, а дочери, и заканчивавшиеся холодным саговым пудингом и заявлением миссис Стоукер о том, что если бы Законы были Законами, некоторые не могли бы сейчас вести разговоры с соседями насчет шкафов настоящего красного дерева, давно уже утратили характер импровизации, зато приобрели величавость театрального представления, где исполнители знают свои роли назубок, включая финальные реплики. “Надеюсь, ты придешь в следующую среду”, – произносила Джейн без малейшего воодушевления, на что миссис Стоукер так же уныло отвечала: “И я надеюсь”.
Итак, по средам Уэлларды обедали в городе; в эту среду их выбор пал на ресторан “Плющ”. Они не были одеты по-вечернему, поскольку не собирались ни в театр, ни в гости, но думали зайти в кино по пути домой. Изучая меню, Реджинальд уловил улыбку Сильвии, адресованную кому-то позади него. Он посмотрел на нее, увидел, что она продолжает улыбаться, и спросил: “Кто это?”
– Мистер Фондеверил. Он прошел мимо нашего столика в другой зал.
– Фондеверил? Отец леди Ормсби? Он был тогда на ужине. Я не знал, что ты с ним знакома. Не начать ли нам с устриц? А потом решим, что еще взять.
Сколько же устриц, подумал он, гибнет именно по этой причине.
– Хорошо, дорогой.
– Две порции устриц и, пожалуйста, дайте мне карту вин.
Официант поспешно уходит.
– Я познакомилась с ним не в тот вечер, он был на ленче в другой раз.
– У кого? А-а, спасибо. Что мы будем пить, Сильвия?
– Мне не очень хочется. Хотя... Мы не могли бы заказать... что это было за вино?.. То, что мы пили в Италии?
– Кьянти?
– Оно так чудесно называлось.
– Наверное, “Лакрима Кристи”?
– Да, оно. Но только если ты хочешь, дорогой. Это было у леди Ормсби.
– Надеюсь, оно здесь есть, – сказал Реджинальд с сомнением. Заглянул в карту и заказал бутылку.
– Там был лорд Ормсби и он, и все.
– Я не знал, что ты бываешь у них на ленче. Ты ничего мне не рассказывала. – Реджинальд был слегка удивлен и слегка задет.
– Наверное, ты думал о чем-то другом. Я рассказывала тебе.
Подходящий момент рассказать о Корал Белл.
– Ты видела на том ужине леди Эджмур? Наверняка нет. Я ведь рассказывал тебе о ней, правда?
– Не на ужине. Я виделась с ней после. Леди Ормсби приглашала ее на чай.
– Да? – Он опять был и удивлен, и задет. – Я не... – он не договорил. – Она милая, тебе не кажется?
– Очаровательная.
– Я недавно встретил ее случайно на Пиккадилли... Да, спасибо.
Это появились устрицы, сначала перед ней, затем перед ним.
– Она показалась мне не... Спасибо, спасибо.
Теперь черный хлеб, масло, лимон и тому подобное.
– Вы уже решили, что заказать?
– Черт возьми, – пробормотал Реджинальд. – Сильвия, что ты хотела бы?
– Что-нибудь легкое, – ответила Сильвия, без особого интереса разглядывая меню.
– Возьми омлет с почками, жареный картофель и японский салат, – произнес Реджинальд в мгновенном озарении.
– Хорошо.
– В таком случае две порции, – сказал Реджинальд официанту и, возвращаясь к Сильвии и к рассказу, вдруг увидел, что к ним приближается Филби Никсон, изысканный, как герой собственной пьесы.
– Да, и она... Смотри-ка, Никсон! Я должен представить его тебе.
Никсон поймал его взгляд и подошел.
– Сильвия, это мистер Филби Никсон. Моя жена.
Они с улыбкой пожали друг другу руки.
– Нас познакомили, – сказал Никсон, – хотя, может быть, миссис Уэллард не помнит. На днях у леди Эджмур на ленче.
Боже мой, думает Реджинальд.
– Конечно, помню, – ответила Сильвия. – Разве я не рассказывала тебе, дорогой? И о том, как замечательно продвигается пьеса?
– Ах да, – пробормотал Реджинальд.
Что с нами случилось, думает он. Очевидно, я опять думал о чем-то другом. Или читал за завтраком газету.
– Прошу вас, присядьте на минуту и расскажите нам еще о пьесе.
– Я жду Этель и посижу с вами, пока она не придет. Она вечно опаздывает, как вы уже, наверное, убедились.
– Вы говорите об Этель Прентис? – спросила Сильвия.
Черт побери, думает Реджинальд, ведь это знаменитая актриса. Если окажется, что ты знакома и с ней, если ты знакома уже со всеми, а я бедный родственник из провинции, который никого не знает, я просто закричу.
Оказалось, что Сильвия знает ее только по имени.
– Я представлю ее вам, если можно. Кстати, ей страшно хочется сыграть Салли.
Если она будет играть Салли, думает Реджинальд, она должна быть так же хороша, как Сильвия, потому что Салли – это Сильвия. Ну, не совсем. Ведь у Салли... есть чувство юмора. Но впрочем...
– Здесь просто все собрались, – извиняющимся тоном произнес Никсон, поклонившись в четвертый раз с тех пор, как оказался за их столиком. Под “всеми” он понимал актеров, составлявших театральный мир, его мир.
– Кто это вон там? – спросила Сильвия. – Такое знакомое лицо.
– Вилли? Высокий, худощавый? Вилли Эванс. Писатель.
– А-а! Нет, тогда я его не знаю.
– Может быть, просто похож на кого-то.
– Да, скорее всего. На какого-нибудь артиста.
– Поздновато для артистов, – объяснил Никсон. – В такое время здесь бывают только безработные или те, у которых сейчас репетиции.
Он взглянул на часы.
– Десять минут девятого. Мы приближаемся к тому моменту, который Этель считает восемью часами.
– Мисс Прентис не играет сейчас? – спросила Сильвия.
– К счастью, нет. Поэтому мечтает о “Вьюнке”.'
– Она играла раньше с Кассельсом? – интересуется Реджинальд. – Я думаю, они были бы очень хорошей парой.
– Видите ли, – говорит Никсон, – я как раз вчера вечером был у Уилмера. Он жалеет ужасно, но у него подписан договор – он играет в той французской пьесе. Можно, конечно, подождать, пока он освободится, но я думаю... Я не уверен, что он подходит. Что же касается Этель... да вот и она. – Он встал и направился к двери.
Сильвия бросила на Реджинальда быстрый взгляд, в котором читалось жгучее любопытство, а под столом легко коснулась ножкой его ноги.
Реджинальд встал. Знакомство состоялось. Мужчины в некоторой нерешительности. Мисс Прентис, уверенная в себе, надменная, отчеканивает свои реплики. Она обожает “Вьюнок”. Вы, наверное, страшно гордитесь мужем, миссис Уэллард? Страшно. А вы в самом деле собираетесь сыграть Салли? Конечно, она была бы счастлива, но, возможно, придется поехать в Америку. Ее приглашают сыграть в одном фильме. Приветствую вас – как дела – добрый вечер – привет – улыбки четырем разным столикам. Да, она была бы счастлива. Фил, дорогой, мы опаздываем – добрый вечер – и отрываем мистера и миссис Уэллард от устриц. Вы ведь тоже обожаете устрицы? До свидания, миссис Уэллард. До свидания, чудесно было познакомиться с вами, пьеса будет божественная. Еще одна сияющая улыбка, гаснущая, как только актриса отворачивается, и она идет к дверям. Никсон на прощание раскланивается особенно любезно, как бы извиняясь за нее, а может быть и за всех людей сцены, которые, стараясь очаровать каждого встречного, так явно демонстрируют то, что хотели бы скрыть.
– Я не знал, что ты знакома с Никсоном, – садясь, сказал Реджинальд все еще с некоторой досадой.
– Да, он был на ленче у леди Эджмур.
– А? Я даже и не знал...
– Я рассказывала тебе, дорогой, но ты читал “Таймс”.
– Когда это было?
– Ленч был в четверг, а я говорила тебе за завтраком.
– В четверг. Да, значит, после.
– После чего? Ты об этом хотел рассказать мне?
– Да. Знаешь, я встретил ее на Пиккадилли. как раз когда...
– Она говорила мне, что вы пили чай.
Реджинальду вдруг становится стыдно.
– Я хотел рассказать тебе. Мне очень неловко. Не сердись.
– Ничего страшного. Здесь, в Лондоне, никак не найдешь времени поговорить, правда? Я рада, что ты пригласил ее выпить чаю. Она очень обаятельна.
– Она говорила тебе, что мы делали?
– Нет. Только о чаепитии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34