https://wodolei.ru/catalog/sushiteli/elektricheskiye/
Розали купалась в непередаваемом чувстве покоя. Всю жизнь она тревожилась о нашем мире и вдруг оказалась в самом лучшем из миров. Она осуществила свое самое сокровенное желание: жить в идеальном мире. За его практически неприступными стенами лежала остальная вселенная, другие планеты – Марс, Нептун… Земля. Планеты, которые никак с ней не связаны. К чему беспокоиться о гибнущей Земле сильнее, чем о замерзшем мертвом Марсе? Ни одна планета не является ее миром. У нее есть собственный Райский сад.
Вдруг она вспомнила строки Шекспира, которые слышала давным-давно:
Подумать лишь, что царственный сей остров,
Страна величия, обитель Марса,
Трон королевский, сей второй Эдем…
– «Ричард Второй», – сказал Макс, помнивший кое-что из курса актерского мастерства.
– Я думала, это старая реклама «Клаустросферы», – сказала Розали.
– Ты права. Хороший выбор, верно? Как будто специально написано.
Наступила долгая тишина, прерываемая только тихим жужжанием пчел. Это были особые пчелы, которые могли делать мед из обрезков ногтей с пальцев ног, жили пятнадцать лет и не жалили.
Наконец Розали снова заговорила:
– Макс, давай ее закроем.
– Что ты хочешь сказать?
– Ты знаешь, что я хочу сказать. Давай запрем биодвери.
– Они заперты, дорогая. Цикл при открытых биодверях не включается.
– Я хочу сказать, давай запрем ее совсем. Включим таймер.
– В смысле… остаться внутри вдвоем, верно?
Розали не ответила. Вместо этого она обняла и поцеловала Макса. Это был долгий поцелуй, страстный и преданный, но в нем чувствовалась грусть, возможно, даже отчаяние.
Таймер
Все клаустросферы были оборудованы таймерами. Это было необходимо, так как люди боялись, что решимость может покинуть их. Они боялись, что перспектива пожизненного заключения в маленьком убежище может сломить их волю. Что они могут поддаться соблазну и, забыв о предостережениях многочисленных надписей и приборов, открыть дверь, чтобы взглянуть, на самом ли деле снаружи все так плохо, как им говорят. Но если сделать это, когда атмосфера снаружи отравлена, то ядовитые химические вещества моментально проникнут внутрь и полностью уничтожат внутреннюю экологическую систему, убив всех жителей клаустросферы. Поэтому было решено: когда наконец начнется «бегство крыс», властям придется рассчитать, как долго окружающая среда будет оставаться небезопасной для человека. Возможно, один год, а возможно, и сто. Как бы то ни было, обитателям клаустросфер было предписано установить таймер на этот срок. С момента начала отсчета и до истечения установленного срока биодвери не могли быть открыты ни при каких условиях. Эта система казалась особенно необходимой в больших общественных биоубежищах. Люди понимали, что стоит одному придурку свихнуться и открыть двери, как все погибнут, и они предпочитали добровольное заточение массовому отравлению.
Адам и Ева
Розали выпустила Макса из крепких объятий. Он выглядел ошарашенным.
– Ты хочешь нас запереть?
– Конечно, почему бы и нет? Людям и так очень скоро придется это сделать, не в этом году, так в следующем. Я была активисткой группы защиты окружающей среды, я знаю, насколько плохи дела, – быстро заговорила Розали, словно боясь передумать. – Давай сделаем это сейчас и забудем про всех остальных. Здесь и так только мы одни. Это наш мир. Давай запремся от всей вселенной.
Макс некоторое время раздумывал.
– На какой срок ты хочешь поставить таймер? – спросил он.
– Не знаю, на десять, может, пятнадцать лет. Пока не вырастет наш ребенок. А потом посмотрим на мониторы, что творится снаружи.
– Наш ребенок?
– Да. Наш ребенок.
– Я и не знал, что у нас будет ребенок.
– Он будет, и я хочу, чтобы он жил в прекрасном мире.
Макс взглянул на Розали и улыбнулся широкой, счастливой улыбкой. В клаустросфере наступал закат, но его улыбка озарила светом всю вселенную Розали.
– Хорошо, – сказал он. – Давай так и сделаем.
Выход из рая
Они вышли из клаустросферы впервые после начала медового месяца. Максу нужно было сделать пару дел, а Розали хотела позвонить бабушке с дедушкой. Она знала, что их расстроит ее отказ от прежних принципов, но ей было все равно. Они остались в прошлом, а будущее – это ее ребенок. У нее есть возможность подарить своему ребенку детство в раю, и она обязательно воспользуется ею.
Они вышли через биодвери и поднялись в дом. Проведя несколько недель в чистейшей атмосфере убежища, Макс и Розали решили, что мир уже умер. Воздух вонял, а фильтрованное солнце казалось тусклым и водянистым.
Макс сделал несколько звонков. Отказался от подписки на журнал Life. Положил все свои деньги под высокие проценты и сообщил своему потрясенному агенту, что уходит из бизнеса. Вскоре они были готовы. Розали оставалось лишь позвонить, после чего они собирались вернуться в свой маленький личный рай и запереться от окружающего мира.
В этот момент раздался звонок в дверь.
– Не смотри, – сказала Розали. – Мы больше не живем в этом мире.
– Ой, да ладно тебе, давай посмотрим, кто там, – отозвался Макс, и не успела Розали и слова сказать, как он включил видеокамеру на входной двери.
За дверью стоял Джуди.
– Не может быть! – ахнула Розали. – Это тот маленький ублюдок из ФБР.
– Плохи дела, – сказал Макс.
– Макс! – В голосе Розали была паника. – Не открывай дверь, пойдем, сейчас же пойдем в клаустросферу, не открывай ему. Мы ведь собирались уйти, так пойдем же.
Впервые в их отношениях именно Максу пришлось быть разумным и практичным.
– Розали, – нежно сказал он, – послушай, ты убедила себя в том, что клаустросфера – это абсолютно другой мир…
– Так и есть, – кивнула Розали.
Снова раздался звонок.
– Это не так, Розали, это всего-навсего клаустросфера. Сооружение на земельном участке, который существует в реальном мире. За дверью стоит агент ФБР, который однажды уже пытался арестовать тебя. Есть вероятность, что на этот раз ему это удастся. Если мы исчезнем, то можешь не сомневаться, что в первую очередь они взорвут биодвери. Тебе нужно спрятаться, пока я поговорю с ним. Может быть, мне удастся от него избавиться. А потом мы решим, что делать дальше.
Розали вдруг увидела, как ее мечта стремительно тает, так и не воплотившись в реальность. Она отчаянно попыталась ухватиться за нее.
– Давай убьем его, – предложила она. Макс озадаченно посмотрел на жену.
– Надеюсь, тебя заставили сказать это вызванные беременностью гормональные изменения, – ответил он. – Не говоря уже о том, что убивать людей – сомнительное дело с точки зрения морали. Особенно если учесть, что это безнадежный вариант. Если убить агента ФБР, они присылают следующего, а потом еще и еще. Такие уж у них правила. А теперь – спрячься за односторонним зеркалом, а я впущу его в дом.
– Одностороннее зеркало? – переспросила Розали, с трудом переключившись на другую тему.
– Да… ну… в общем, до меня тут жил один порнокороль, – признался Макс и, подтолкнув Розали в нишу за зеркалом, нажал кнопку, открывая входную дверь, и впустил Джуди.
– Поднимайся сюда! – крикнул он, и Джуди нервно взбежал по ступенькам.
– Я чуть не ушел, – сказал Джуди, заходя в гостиную.
– Да я был в самом дальнем конце клаустросферы. Приятно снова видеть тебя, приятель. Что случилось? – ответил Макс.
– А мисс Коннолли не с вами? – поинтересовался Джуди. – Вы, кажется, поладили в Ирландии, я подумал, она может быть здесь.
– Нет, ее здесь нет.
– Ладно, это не важно, – махнул Джуди. – Я хотел поговорить именно с вами.
– Со мной? – подозрительно спросил Макс. – Ну и что тебе от меня надо?
– Мне нужно, чтобы вы помогли мне поймать безжалостную, мерзкую, аморальную гадину, человека, не знающего ни сострадания, ни приличий, которому к тому же наплевать на всех, кроме себя.
– Эй, дружище, это Голливуд, – сказал Макс. – Я знаю кучу такого народа, так что давай поконкретнее.
Глава 24
Сделка века
Теплая встреча
Макс находился в компании Пластика Толстоу уже около получаса. Он попросил его о встрече якобы для того, чтобы обсудить судьбу фильма, сценарий для которого должен был писать Натан, но на самом деле он пришел с другой целью.
Толстоу с готовностью согласился встретиться и пригласил Макса к себе в дом, несмотря на крайнюю занятость. Макс все-таки был одной из известнейших личностей в киноиндустрии, и даже занимающие столь высокое положение в обществе люди, как Толстоу, понимали значимость «денежного мешка».
Они разговаривали в офисе Толстоу, потому что Макс отклонил приглашение пройти в клаустросферу. К его одежде был прицеплен крошечный передатчик, и он знал, что стены клаустросферы не пропускают радиоволны.
– Я проторчал в своей клаустросфере почти месяц, – сказал Макс вместо объяснения. – Иногда даже свежего воздуха и ясного солнца может быть слишком много. Ненавижу чувствовать себя настолько здоровым.
– Ты провел месяц в своей клаустросфере? Зачем?
– Вообще-то я на своем винограднике работал. Первый урожай. Я принес с собой бутылочку, твое мнение для меня важно.
Макс достал пол-литровую бутылку красного вина с этикеткой: «Вино от Макса».
– Ты в своей клаустросфере вино делаешь? Надо же! А у меня вот виноградника нет.
– Ну, ты просто обязан им обзавестись. Чем можно заняться в тропическом лесу? Разве только на игуан охотиться. А с виноградником сколько угодно лет скучно не будет. Попробуй.
– Хорошо. Очень хорошо, – сказал Пластик, делая маленький глоток. – Сильный аромат. Я люблю вино с сильным ароматом… Значит, вот чем ты занимался. Я слышал, ты вроде как ушел на дно.
Макс задумался, знает ли Толстоу, что он был в доме Натана в ночь его убийства. Узнал ли его убийца под шлемом? Рассказал ли об этом Толстоу? Макс предполагал самое худшее, поэтому признался честно:
– Да, я какое-то время прятался. По правде говоря, Пластик, я пережил нехилое такое потрясение… Ты помнишь Натана Ходди? Парня, который собирался написать для нас сценарий?
– Да, я знаю, что он умер, – сказал Пластик с очевидным безразличием.
– Я был у него в тот вечер, когда его пришили, – сказал Макс.
– Да ты что? Ты был там? – Казалось, Толстоу действительно удивлен. – Ну и кто же прикончил бедолагу?
– Да в том-то все и дело, – ответил Макс. – Я там был, но я не знаю, кто это сделал. Когда его убили, мы боролись в виртуальной реальности и оба были в шлемах. Я не видел, как он умер. Хочешь верь, хочешь нет, я видел его мысли, когда он умирал, хотя я, конечно, не понял, что это такое, пока не увидел труп. Это было так необычно.
– Ты видел его мысли перед смертью? Ничего себе! У тебя запись осталась? Я мог бы запросто ее толкнуть.
– Ни фига подобного, приятель. Увидев тело, я просто сбежал. Вот поэтому я вроде как исчез, понимаешь? В смысле, мне не казалось, что я поступаю неправильно… Я ничего не знал, копам помочь не мог, да и вообще.
– И ты не хотел впутываться в это дело.
– В расследование убийства? Ни за что! А ты бы захотел? От этого дерьма потом не отмоешься. Я так и слышу, что обо мне говорили бы. Бешеный, крутой Макс Максимус… слыхал, поди? Он был в комнате, когда прикончили его дружка, а он и пальцем не пошевелил. Говорит, заигрался и не заметил!
– Но теперь все уже, наверное, в прошлом? У копов с тех пор еще тысяча глухарей образовалась, – уверил Пластик Толстоу, дружески хлопнув кинозвезду по плечу. Нервы Макса на мгновение сдали, и он слегка подпрыгнул от этого прикосновения. Макс надеялся, что Пластик ничего не заметил.
– Да, – сказал Макс. – Думаю, теперь это быльем поросло, и мне вдруг стало интересно, что с фильмом-то будет, понимаешь? В смысле, Натана, конечно, ужасно жаль, но ты же знаешь, в городе полно писателей. Ты понимаешь?
– Конечно понимаю, Макс, – кивнул Пластик. – Можешь не сомневаться, я все еще очень заинтересован в том, чтобы ты играл в фильме об этих придурках из группы «Мать Земля».
– Что ж, просто отлично, Пластик, – сказал Макс и понял, что больше тянуть нельзя. Если препарат подействовал, результат уже должен был появиться; для моментального эффекта нужна всего одна капля. Настало время проверить.
– Слышишь, Пластик, – небрежно заметил Макс. – Я слышал, ты любишь смотреть, как девчонки в туалет ходят, правда?
– Да, люблю, – ответил Пластик, даже глазом не моргнув.
Макс заметно расслабился. Препарат работал, сомнений нет. Осмелев, он решился на еще одну проверку.
– Но как, черт возьми, тебе это удается? В смысле, ты что, заставляешь их над собой присесть, или как?
– Я лежу вон под тем стеклянным столом, а они присаживаются на нем на корточки.
Толстоу кивнул в сторону журнального столика, на котором стоял стакан Макса. Макс почувствовал, что пить больше не сможет. Ему хотелось скорее выполнить задание и свалить. С напускной небрежностью он приступил к последней и самой опасной проверке.
– Я уверен, что ты подписал Натану смертный приговор в ту же минуту, как он вычислил, что именно ты платишь «зеленым» террористам.
«Уста младенца»
Макс улыбался самой располагающей, самой дружелюбной улыбкой. «Уста младенца» – тонкий препарат, он лучше всего работает, если получивший его человек расслаблен и понятия не имеет о том, что находится под его влиянием. Изначально этот препарат разработали для психоаналитиков, когда дневные чат-шоу превратили их профессию в развлечение. Программы представляли собой ежедневные исповеди, во время которых неудачники всех мастей под нажимом убедительных ведущих описывали в самых невероятных подробностях, как ужасно и непоправимо они облажались. Затем их знакомили с другими неудачниками, виновниками или жертвами схожих ситуаций, людьми, столкнувшимися с некоей внутренней проблемой, а также с желающими проблемой обзавестись, каковых становилось все больше. Затем на сцене появлялся эксперт-психолог и рассказывал всем, что им не стоит беспокоиться, потому что их история куда более типична, чем они себе представляют. После этого аудитория в студии награждала каждого из участников продолжительными аплодисментами за то, что они «поделились» своей ужасной историей с тридцатью или сорока миллионами совершенно незнакомых людей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
Вдруг она вспомнила строки Шекспира, которые слышала давным-давно:
Подумать лишь, что царственный сей остров,
Страна величия, обитель Марса,
Трон королевский, сей второй Эдем…
– «Ричард Второй», – сказал Макс, помнивший кое-что из курса актерского мастерства.
– Я думала, это старая реклама «Клаустросферы», – сказала Розали.
– Ты права. Хороший выбор, верно? Как будто специально написано.
Наступила долгая тишина, прерываемая только тихим жужжанием пчел. Это были особые пчелы, которые могли делать мед из обрезков ногтей с пальцев ног, жили пятнадцать лет и не жалили.
Наконец Розали снова заговорила:
– Макс, давай ее закроем.
– Что ты хочешь сказать?
– Ты знаешь, что я хочу сказать. Давай запрем биодвери.
– Они заперты, дорогая. Цикл при открытых биодверях не включается.
– Я хочу сказать, давай запрем ее совсем. Включим таймер.
– В смысле… остаться внутри вдвоем, верно?
Розали не ответила. Вместо этого она обняла и поцеловала Макса. Это был долгий поцелуй, страстный и преданный, но в нем чувствовалась грусть, возможно, даже отчаяние.
Таймер
Все клаустросферы были оборудованы таймерами. Это было необходимо, так как люди боялись, что решимость может покинуть их. Они боялись, что перспектива пожизненного заключения в маленьком убежище может сломить их волю. Что они могут поддаться соблазну и, забыв о предостережениях многочисленных надписей и приборов, открыть дверь, чтобы взглянуть, на самом ли деле снаружи все так плохо, как им говорят. Но если сделать это, когда атмосфера снаружи отравлена, то ядовитые химические вещества моментально проникнут внутрь и полностью уничтожат внутреннюю экологическую систему, убив всех жителей клаустросферы. Поэтому было решено: когда наконец начнется «бегство крыс», властям придется рассчитать, как долго окружающая среда будет оставаться небезопасной для человека. Возможно, один год, а возможно, и сто. Как бы то ни было, обитателям клаустросфер было предписано установить таймер на этот срок. С момента начала отсчета и до истечения установленного срока биодвери не могли быть открыты ни при каких условиях. Эта система казалась особенно необходимой в больших общественных биоубежищах. Люди понимали, что стоит одному придурку свихнуться и открыть двери, как все погибнут, и они предпочитали добровольное заточение массовому отравлению.
Адам и Ева
Розали выпустила Макса из крепких объятий. Он выглядел ошарашенным.
– Ты хочешь нас запереть?
– Конечно, почему бы и нет? Людям и так очень скоро придется это сделать, не в этом году, так в следующем. Я была активисткой группы защиты окружающей среды, я знаю, насколько плохи дела, – быстро заговорила Розали, словно боясь передумать. – Давай сделаем это сейчас и забудем про всех остальных. Здесь и так только мы одни. Это наш мир. Давай запремся от всей вселенной.
Макс некоторое время раздумывал.
– На какой срок ты хочешь поставить таймер? – спросил он.
– Не знаю, на десять, может, пятнадцать лет. Пока не вырастет наш ребенок. А потом посмотрим на мониторы, что творится снаружи.
– Наш ребенок?
– Да. Наш ребенок.
– Я и не знал, что у нас будет ребенок.
– Он будет, и я хочу, чтобы он жил в прекрасном мире.
Макс взглянул на Розали и улыбнулся широкой, счастливой улыбкой. В клаустросфере наступал закат, но его улыбка озарила светом всю вселенную Розали.
– Хорошо, – сказал он. – Давай так и сделаем.
Выход из рая
Они вышли из клаустросферы впервые после начала медового месяца. Максу нужно было сделать пару дел, а Розали хотела позвонить бабушке с дедушкой. Она знала, что их расстроит ее отказ от прежних принципов, но ей было все равно. Они остались в прошлом, а будущее – это ее ребенок. У нее есть возможность подарить своему ребенку детство в раю, и она обязательно воспользуется ею.
Они вышли через биодвери и поднялись в дом. Проведя несколько недель в чистейшей атмосфере убежища, Макс и Розали решили, что мир уже умер. Воздух вонял, а фильтрованное солнце казалось тусклым и водянистым.
Макс сделал несколько звонков. Отказался от подписки на журнал Life. Положил все свои деньги под высокие проценты и сообщил своему потрясенному агенту, что уходит из бизнеса. Вскоре они были готовы. Розали оставалось лишь позвонить, после чего они собирались вернуться в свой маленький личный рай и запереться от окружающего мира.
В этот момент раздался звонок в дверь.
– Не смотри, – сказала Розали. – Мы больше не живем в этом мире.
– Ой, да ладно тебе, давай посмотрим, кто там, – отозвался Макс, и не успела Розали и слова сказать, как он включил видеокамеру на входной двери.
За дверью стоял Джуди.
– Не может быть! – ахнула Розали. – Это тот маленький ублюдок из ФБР.
– Плохи дела, – сказал Макс.
– Макс! – В голосе Розали была паника. – Не открывай дверь, пойдем, сейчас же пойдем в клаустросферу, не открывай ему. Мы ведь собирались уйти, так пойдем же.
Впервые в их отношениях именно Максу пришлось быть разумным и практичным.
– Розали, – нежно сказал он, – послушай, ты убедила себя в том, что клаустросфера – это абсолютно другой мир…
– Так и есть, – кивнула Розали.
Снова раздался звонок.
– Это не так, Розали, это всего-навсего клаустросфера. Сооружение на земельном участке, который существует в реальном мире. За дверью стоит агент ФБР, который однажды уже пытался арестовать тебя. Есть вероятность, что на этот раз ему это удастся. Если мы исчезнем, то можешь не сомневаться, что в первую очередь они взорвут биодвери. Тебе нужно спрятаться, пока я поговорю с ним. Может быть, мне удастся от него избавиться. А потом мы решим, что делать дальше.
Розали вдруг увидела, как ее мечта стремительно тает, так и не воплотившись в реальность. Она отчаянно попыталась ухватиться за нее.
– Давай убьем его, – предложила она. Макс озадаченно посмотрел на жену.
– Надеюсь, тебя заставили сказать это вызванные беременностью гормональные изменения, – ответил он. – Не говоря уже о том, что убивать людей – сомнительное дело с точки зрения морали. Особенно если учесть, что это безнадежный вариант. Если убить агента ФБР, они присылают следующего, а потом еще и еще. Такие уж у них правила. А теперь – спрячься за односторонним зеркалом, а я впущу его в дом.
– Одностороннее зеркало? – переспросила Розали, с трудом переключившись на другую тему.
– Да… ну… в общем, до меня тут жил один порнокороль, – признался Макс и, подтолкнув Розали в нишу за зеркалом, нажал кнопку, открывая входную дверь, и впустил Джуди.
– Поднимайся сюда! – крикнул он, и Джуди нервно взбежал по ступенькам.
– Я чуть не ушел, – сказал Джуди, заходя в гостиную.
– Да я был в самом дальнем конце клаустросферы. Приятно снова видеть тебя, приятель. Что случилось? – ответил Макс.
– А мисс Коннолли не с вами? – поинтересовался Джуди. – Вы, кажется, поладили в Ирландии, я подумал, она может быть здесь.
– Нет, ее здесь нет.
– Ладно, это не важно, – махнул Джуди. – Я хотел поговорить именно с вами.
– Со мной? – подозрительно спросил Макс. – Ну и что тебе от меня надо?
– Мне нужно, чтобы вы помогли мне поймать безжалостную, мерзкую, аморальную гадину, человека, не знающего ни сострадания, ни приличий, которому к тому же наплевать на всех, кроме себя.
– Эй, дружище, это Голливуд, – сказал Макс. – Я знаю кучу такого народа, так что давай поконкретнее.
Глава 24
Сделка века
Теплая встреча
Макс находился в компании Пластика Толстоу уже около получаса. Он попросил его о встрече якобы для того, чтобы обсудить судьбу фильма, сценарий для которого должен был писать Натан, но на самом деле он пришел с другой целью.
Толстоу с готовностью согласился встретиться и пригласил Макса к себе в дом, несмотря на крайнюю занятость. Макс все-таки был одной из известнейших личностей в киноиндустрии, и даже занимающие столь высокое положение в обществе люди, как Толстоу, понимали значимость «денежного мешка».
Они разговаривали в офисе Толстоу, потому что Макс отклонил приглашение пройти в клаустросферу. К его одежде был прицеплен крошечный передатчик, и он знал, что стены клаустросферы не пропускают радиоволны.
– Я проторчал в своей клаустросфере почти месяц, – сказал Макс вместо объяснения. – Иногда даже свежего воздуха и ясного солнца может быть слишком много. Ненавижу чувствовать себя настолько здоровым.
– Ты провел месяц в своей клаустросфере? Зачем?
– Вообще-то я на своем винограднике работал. Первый урожай. Я принес с собой бутылочку, твое мнение для меня важно.
Макс достал пол-литровую бутылку красного вина с этикеткой: «Вино от Макса».
– Ты в своей клаустросфере вино делаешь? Надо же! А у меня вот виноградника нет.
– Ну, ты просто обязан им обзавестись. Чем можно заняться в тропическом лесу? Разве только на игуан охотиться. А с виноградником сколько угодно лет скучно не будет. Попробуй.
– Хорошо. Очень хорошо, – сказал Пластик, делая маленький глоток. – Сильный аромат. Я люблю вино с сильным ароматом… Значит, вот чем ты занимался. Я слышал, ты вроде как ушел на дно.
Макс задумался, знает ли Толстоу, что он был в доме Натана в ночь его убийства. Узнал ли его убийца под шлемом? Рассказал ли об этом Толстоу? Макс предполагал самое худшее, поэтому признался честно:
– Да, я какое-то время прятался. По правде говоря, Пластик, я пережил нехилое такое потрясение… Ты помнишь Натана Ходди? Парня, который собирался написать для нас сценарий?
– Да, я знаю, что он умер, – сказал Пластик с очевидным безразличием.
– Я был у него в тот вечер, когда его пришили, – сказал Макс.
– Да ты что? Ты был там? – Казалось, Толстоу действительно удивлен. – Ну и кто же прикончил бедолагу?
– Да в том-то все и дело, – ответил Макс. – Я там был, но я не знаю, кто это сделал. Когда его убили, мы боролись в виртуальной реальности и оба были в шлемах. Я не видел, как он умер. Хочешь верь, хочешь нет, я видел его мысли, когда он умирал, хотя я, конечно, не понял, что это такое, пока не увидел труп. Это было так необычно.
– Ты видел его мысли перед смертью? Ничего себе! У тебя запись осталась? Я мог бы запросто ее толкнуть.
– Ни фига подобного, приятель. Увидев тело, я просто сбежал. Вот поэтому я вроде как исчез, понимаешь? В смысле, мне не казалось, что я поступаю неправильно… Я ничего не знал, копам помочь не мог, да и вообще.
– И ты не хотел впутываться в это дело.
– В расследование убийства? Ни за что! А ты бы захотел? От этого дерьма потом не отмоешься. Я так и слышу, что обо мне говорили бы. Бешеный, крутой Макс Максимус… слыхал, поди? Он был в комнате, когда прикончили его дружка, а он и пальцем не пошевелил. Говорит, заигрался и не заметил!
– Но теперь все уже, наверное, в прошлом? У копов с тех пор еще тысяча глухарей образовалась, – уверил Пластик Толстоу, дружески хлопнув кинозвезду по плечу. Нервы Макса на мгновение сдали, и он слегка подпрыгнул от этого прикосновения. Макс надеялся, что Пластик ничего не заметил.
– Да, – сказал Макс. – Думаю, теперь это быльем поросло, и мне вдруг стало интересно, что с фильмом-то будет, понимаешь? В смысле, Натана, конечно, ужасно жаль, но ты же знаешь, в городе полно писателей. Ты понимаешь?
– Конечно понимаю, Макс, – кивнул Пластик. – Можешь не сомневаться, я все еще очень заинтересован в том, чтобы ты играл в фильме об этих придурках из группы «Мать Земля».
– Что ж, просто отлично, Пластик, – сказал Макс и понял, что больше тянуть нельзя. Если препарат подействовал, результат уже должен был появиться; для моментального эффекта нужна всего одна капля. Настало время проверить.
– Слышишь, Пластик, – небрежно заметил Макс. – Я слышал, ты любишь смотреть, как девчонки в туалет ходят, правда?
– Да, люблю, – ответил Пластик, даже глазом не моргнув.
Макс заметно расслабился. Препарат работал, сомнений нет. Осмелев, он решился на еще одну проверку.
– Но как, черт возьми, тебе это удается? В смысле, ты что, заставляешь их над собой присесть, или как?
– Я лежу вон под тем стеклянным столом, а они присаживаются на нем на корточки.
Толстоу кивнул в сторону журнального столика, на котором стоял стакан Макса. Макс почувствовал, что пить больше не сможет. Ему хотелось скорее выполнить задание и свалить. С напускной небрежностью он приступил к последней и самой опасной проверке.
– Я уверен, что ты подписал Натану смертный приговор в ту же минуту, как он вычислил, что именно ты платишь «зеленым» террористам.
«Уста младенца»
Макс улыбался самой располагающей, самой дружелюбной улыбкой. «Уста младенца» – тонкий препарат, он лучше всего работает, если получивший его человек расслаблен и понятия не имеет о том, что находится под его влиянием. Изначально этот препарат разработали для психоаналитиков, когда дневные чат-шоу превратили их профессию в развлечение. Программы представляли собой ежедневные исповеди, во время которых неудачники всех мастей под нажимом убедительных ведущих описывали в самых невероятных подробностях, как ужасно и непоправимо они облажались. Затем их знакомили с другими неудачниками, виновниками или жертвами схожих ситуаций, людьми, столкнувшимися с некоей внутренней проблемой, а также с желающими проблемой обзавестись, каковых становилось все больше. Затем на сцене появлялся эксперт-психолог и рассказывал всем, что им не стоит беспокоиться, потому что их история куда более типична, чем они себе представляют. После этого аудитория в студии награждала каждого из участников продолжительными аплодисментами за то, что они «поделились» своей ужасной историей с тридцатью или сорока миллионами совершенно незнакомых людей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46