Но ведь эта задача, как сказал Роберт Бергер, «вычислительными средствами неразрешима»! Я усмехнулся: вы что, меня проверяете, господа? Ведь я же путивлец! Хао Ван по этому поводу заявил: «Многоугольные плитки описываются с помощью вещественных чисел — чисел, выраженных в виде бесконечных десятичных дробей, тогда как обычные алгоритмы способны оперировать исключительно целыми числами. Но от этого неудобства можно избавиться…» В этот момент кто-то с силой повернул мою голову, и на доске я увидел еще одну цитату: «Природа в нас начинает не только сознавать себя, но и управлять собою». А чуть ниже прочел: «Порожденный крошечною Землею зритель безмерного пространства, зритель миров этого пространства должен сделаться их обитателем и правителем». И еще: «Человеку будут доступны все небесные пространства, все небесные миры, когда он станет воссоздавать себя из самых первоначальных веществ, атомов, молекул, потому что тогда только он будет способен жить во всех средах, принимать всякие формы». «Что это с моим сознанием? Что за параллелизм с мыслями человеков? Что, мое опутивливание произошло от них ? Нет! Не может быть! Я начал читать философов-космистов лишь в Москве. А мысли о необходимости искусственного стимулирования мутаций преследуют меня с отрочества…» Недовольство прервало мой сон; я очнулся. Успокоив себя тем, что это были лишь грезы, я стал думать о другом: «Я ведь давеча мечтал, что на сон у путивльца будет уходить несколько минут в день. А тут полночи снятся странные сны. Видимо, вначале необходимо в полной мере “опутивлить” самого себя. А то нет-нет, да чисто человеческое во мне еще проявляется. Даже в сонном состоянии это неприлично!» Я недовольно поерзал на тюфяке, поменял позу, уткнулся лицом в подушку, но сон не приходил. «Может, записаться в политическое движение “Вперед, Россия!”? — неожиданно пришло мне в голову. — Но почему именно туда? Ведь столько других партий! Да, впрочем, какая разница. Для исследования гена совести это не имеет никакого значения. Если на ум пришло движение “Вперед, Россия!”, то через пару дней надо предложить им свои услуги. Любопытно, чего они потребуют: жертвенности, твердости убеждений или чуткости к запросам руководства партии?» — «Помилуйте, это неверное представление о нашей политике, — услышал я внутри себя чей-то незнакомый голос, — мы демократическое сообщество. Наша цель — процветание нации! Мы хотим видеть соотечественников счастливыми! А ты еще что за фрукт?» Голос, видимо, желал пристыдить меня, но вышло как раз наоборот. Я усмехнулся и в ответ бросил: «О, у вас колоссальные возможности доказать свою приверженность идеалам справедливости. Человеки ждут этого уже много тысяч лет! Сколько писалось, говорилось, предрекалось — начиная от шумерских и арамейских памятников, библейских и римских текстов и кончая фолиантами и манифестами современности, — что очень скоро люди отдадут предпочтение знаниям перед накоплением имущества, что они поставят разум выше, чем товар! И что? Ничего! Имущество окончательно победило знания! Иначе и не могло быть! Взгляните на генетические паспорта человеков — вы встретите в них объективное доказательство этого заключения. Изучите рынки сбыта и всмотритесь в количество читателей — и ни у кого не останется и капли сомнения!» Голос ничего не ответил, и диалог в моей голове прервался. Я опять прикорнул и, наконец, безмятежно заснул. Утро любого московского дворника — хлопотное время. Мегаполис — столько всегда работы! Но мне нравилось трудиться ранним утром: людей на заре в центре города практически никогда не было. Дирекция музея Серова никаких претензий ко мне не высказывала, — она вообще меня не замечала. Так, видимо, принято у людей: трудится работник исправно, ну и бог с ним. Меня эта их ментальность очень устраивала. Я продолжал прилежно исполнять свои обязанности, а все свободное время проводил в библиотеке. Все новые и новые книги доставляли мне из хранилища, и они все более убеждали меня в ошибочности генетической архитектуры людей. Их алчность, жадность, сексуальная распущенность, зависть, озлобленность, мягкотелость, коррумпированность, правовой нигилизм, вранье, провокационность, алкоголизм, интриганство, низкий уровень интеллекта — все это сопровождало, сопровождает и будет сопровождать их породу. Все попытки избавиться от этих пороков с помощью язычества, иудаизма, мусульманства, христианства ничего не дали и дать не могли. В истории человеков было время, когда царствовали аристократы, когда правили миром военные, когда главенствовали политики, когда последнее слово оставалось за физиками, когда властвовали финансисты. Сейчас миром распоряжаются глобалисты. Но на этом все. Можно ставить жирную точку! Никто из них не смог изменить homo sapiens. Их пороки не только не исчезли, они приумножились! Расцвели пышным цветом, заблагоухали. Подорожали в цене! Теперь надо платить, чтобы украсить себя короной порока. Повсеместно проводят конкурсы, чтобы стать обладателем титула — «Отменной лгуньи», «Сексуальной крали», «Блестящего интригана», «Царственного завистника», «Великолепного алкаша», «Злого гения», «Потрясающей потаскухи», «Вождя криминалитета», «Короля бизнеса». Эй, вы, церковники, идеологи, пропагандисты, газетчики, писатели, политики, юристы и управленцы! Признайтесь, наконец, во всеуслышание: у вас ничего не вышло. Не получилось! Все ваши старания начались с нуля и пришли к нему же! Порода homo sapiens деградирует! Скорость падения нравов и интеллекта увеличивается! Уступите место генетикам, господа. Теперь пришло их время. Уверен, что у них получится, потому что ими будет управлять cosmicus! Я, Василий Караманов! С помощью рукотворных мутаций, генной инженерии я сделаю из вас путивльцев. Эволюционный феномен меня не устраивает своей медлительностью. Я хочу, я буду действовать сам! Быстро! Основательно! Надежно! На все времена! Доверьтесь, прислушайтесь, от вас требуется лишь одно: не мешать! Не сопротивляться! Знаю, как это трудно для вашей ментальности — отдаться разуму… Подметая улицы, я так глубоко уходил в себя, настолько забывал о реальности, об окружающем мире, что не только не чувствовал и не замечал свою работу, но никогда бы не вспомнил ни одного движения совком или метлой, лопатой или граблями. Мое пребывание в реальной жизни любой сторонний наблюдатель подверг бы искреннему сомнению. Приглядевшись ко мне, добропорядочный, почтенный господин воскликнул бы: «Так не живут! Это не человек! Спасайте его!» Да, глубокая сосредоточенность, да, пренебрежение к внешней составляющей человеков, да, всеохватность мизантропического мышления, да, очарование одиночеством, да, увлечение абсолютным разумом отличали меня от окружающих. Но внешне я выглядел так же, как они , был только ярко-рыжим. А в остальном — ничего примечательного: голубоглазый, как многие русские; выше среднего роста, как большинство сверстников. Я был безденежным и безымущественным, как основная масса россиян; безродным, не знающим своей генеалогии, каких в России десятки миллионов! Единственное, что меня отличало, — это убеждение в путивльском происхождении, желание добиться новых, перспективных особенностей для землян. Исключительно один среди ста пятидесяти миллионов соотечественников, назвавшись путивльцем, мечтал я избавить их от всего человеческого. Именно издевательское безобразие мира нынешнего с новой силой толкало меня просиживать многие часы в Государственной библиотеке. Парадоксы человеческого разума провокационно будоражили мое сознание; невероятная по размаху амплитуда между интеллектом редчайших личностей и массы не давала мне покоя. Именно здесь я видел потрясающие возможности для биологического прорыва! Для невероятного биологического прогресса! И тогда же я понял, почему они назвали себя «разумными»: свои низменные инстинкты, проявления в себе наследия олигоцена редчайшие из них увидели собственными глазами. И ахнули! А эти ахи и охи разочарования приблизили их к путивльцам! К разуму! Я был уверен, что накопленный веками материал поможет мне успешно решить поставленные перед самим собой задачи. Теперь мои исследования качественно изменились: я уже вел записи, планировал систему мутаций, в теории составлял биохимические коктейли, способные изменять архитектуру генов, приступил к фундаментальному изучению ДНК, еще раз вернулся к тем исключительным сочетаниям, когда психопатия и психоз положительно коррелируют с гениальностью. Одно из них — эпилепсия, связанная, с одной стороны, со способностью бесконечно и назойливо копаться в мелочах, а с другой — с безудержным и всепроникающим стремлением к компенсаторному демонстрированию своей хорошести, даже наилучшести. Самой яркой фигурой этого типа является Федор Достоевский с доминантно-мономерным наследованием диагноза эпилепсии не менее чем в трех поколениях. Именно исключительность способностей нередко порождает то патологическое напряжение, тот мощный стимул к собственному выражению, которые прослеживаются почти у каждого гения. Лермонтов целиком поглощен своими личными проблемами, каждый его герой — это он сам! А если порыться у Эфроимсона, то можно встретить другие яркие случаи… «Ой, что это со мной? — подумал я. — Мысли буквально разрывают голову. Сколько их вмещается? Это же какая-то космическая бездна! А может, я тоже поражен этой болезнью? Ведь мои родители были странными существами…» Тут впервые у меня возник страх перед разумом. «Нет-нет, необходимо очень деликатно расширять его объем, взращивая медленно, как саженец мощной вечнозеленой пихты. Иначе действительно можно сойти с ума». В моей дворницкой лачуге уже появились исследовательские приборы, я обзавелся компьютером, анализатором и другой полезной техникой. Казалось, что я вот-вот по-настоящему серьезно начну генетическое моделирование путивльца. Фантастическая будущность этого вида невероятно воодушевляла меня. Я постоянно твердил себе: «Мой час пробил! Мой час пробил! Период спокойного наслаждения изобилием материального мира заканчивается. Их пение, танцы, бесовство — от нехватки ума! Они стонут из-за дефицита роскоши, визжат от избытка гардероба!» Однако мысль проверить их ген честности и порядочности не оставляла меня. Насколько люди, давая обещания избирателям, искренни в своих поступках и помыслах? Меня глубоко разочаровывало то фатальное обстоятельство, что политики менялись прямо на глазах: они говорили об одном до выборов, но делали совсем другое после них. «Этот эксперимент может быть очень полезным, — подумал я. — Перед началом главных манипуляций мне не хватает именно таких данных. Необходимо размотать клубок их генетических особенностей». Новизна задания бодрила, будоражила воображение. Однажды в полдень, когда дворницкая работа была выполнена, я переоделся все в тот же китайский костюм, надел те же самые вьетнамские кроссовки и направился в окружное отделение партии «Вперед, Россия!». Их офис находился на улице Льва Толстого. Свежевыкрашенное трехэтажное здание было украшено национальным флагом. «Ты куда?» — спросил меня вахтер. «Хочу записаться в партию». — «А, иди направо, зайдешь в одиннадцатый кабинет». Меня встретил мужчина средних лет. Полное лицо, лысая голова, мелкие, смятые уши, шрам на шее, унылый взгляд, вызывающий жалость. «Тебе чего?» — уставился он на меня. «В партию пришел записываться». — «Деньги есть?» — «Нет!» — «Надеюсь, ты не деньги пришел зарабатывать? Где работаешь?» — «Дворником, в Центральном округе». — «Вот тебе на! Тебе к коммунистам надо шагать, чего ты к нам пришел?» — «Могу, конечно, к коммунистам. Но пришел к вам». — «На что рассчитываешь? В чем ищешь выгоду? Что будешь у нас просить? Должность старшего дворника округа, победу на конкурсе “Самый умный уборщик России” или место начальника домоуправления?» — «Нет, мне ничего не нужно!» — «Как так?» — «Я ни в чем не нуждаюсь». — «Справка от психиатра имеется?» — «О чем?» — «Что здоров». — «Нет, никогда не брал. Принести?» — «Пожалуй. Ты что, сторонник наших идеалов?» — «Каких?» — «Наших! Другие партии скомпрометировали себя в Думе. А мы самые лучшие». — «Надеюсь». — «Какие задания хочешь выполнять?» — «Любые». — «Любые-любые?» — «Да! Какие дадите». — «Ну да ладно со справкой. В какое время дня ты бываешь свободен? — „Днем, с двух до пяти, и после семи вечера“. — „Может, у нас в офисе прибирать станешь? Мусора здесь не так много, окурки да бумага. Но без оплаты. На общественных началах. Я тебе комнатку небольшую выделил бы, метров пять, но с окном. Как?“ — „Хорошо! Ничего не имею против вашего предложения. Я в партию пришел не для того, чтобы условия ставить“. Я с такой легкостью с ним согласился, что он заподозрил какой-то подвох. По его логике никак не мог обычный человек так просто принять столь невыгодные и унизительные предложения. „А ты, как его, наши веники не уведешь? — прищурился он. — Нынче они больше доллара стоят. А в хозяйственной комнатке их целых три штуки! Да еще метла для улицы стоит, лопата, совок, туалетная бумага. Как ты насчет того, чтобы украсть, а?“ — „Меня это не интересует“. — „Так красиво каждый сказать может, согласен? Ладно, начинай работать, а там посмотрим. Помни: в нашей партии весь милицейский крупняк состоит! После испытательного срока, может, дам тебе ключи от хозяйственной комнатки. Но чтобы понимал главное: ты работаешь не на коммерческую структуру, а на известную общественную организацию. Если не видишь здесь существенной разницы, то, выходит, молод еще. Не дорос! Наша партия — самая многочисленная в стране. Значит, ты начинаешь трудиться на свое Отечество. Это очень почетно, парень. Не исключено, что станешь получать более сложные поручения. Например, задействуем тебя в качестве курьера или доверенного лица на важных мероприятиях. Вон у тебя какая мускулатура! Понял?“ Я кивнул головой, поинтересовался некоторыми техническими деталями — все ли помещение убирать, нужно ли мыть полы, какими средствами, где расположены мусорные бачки и так далее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25