И что вы хотите сделать? Торжественно вывести Рэйчел из тюрьмы, сесть на двух коней и спокойно выехать за ворота? Ой, вряд ли!Мэтью допил бокал и почти не ощутил огня.— И даже если вы сможете ее вывести, — продолжала женщина, — и каким-то Божьим чудом доставите ее во Флориду, там что? Думаете, можно просто передать ее испанцам и вернуться? Опять-таки глубоко ошибаетесь! Возврата назад не будет. Никогда. Проживете всю жизнь с этими консвист... кон... свистунами этими!— Лишь бы свист с проповедями не мешали, — буркнул Мэтью себе под нос.— Что?— Нет, ничего. Просто... мысли вслух.Облизав край бокала, он протянул его. Миссис Неттльз вернулась к обязанностям прислуги и подставила под бокал поднос.— Спасибо вам за информацию и за вашу любезность, — сказал Мэтью.Ром не раздул его паруса, но лишил их ветра. Легкость в голове — и тяжесть в сердце. Мэтью подошел к окну и встал рядом, держась рукой за стену и опустив голову.— Да, сэр. Еще что-нибудь? — Она остановилась у дверей.— Только одно. Если бы кто-нибудь увез вашу сестру во Флориду, когда ее обвинили и осудили за колдовство, она была бы сейчас жива. Вам бы этого хотелось?— Конечно, сэр. Но я не стала бы никого просить отдать за это жизнь.— Миссис Неттльз, моя жизнь закончится в понедельник утром, когда Рэйчел сгорит на костре. Знать то, что я знаю, и не иметь возможности спасти ее соответствующими законными способами... это будет больше, чем я могу вынести. И боюсь, что это бремя не исчезнет уже никогда, а будет только тяжелеть со временем.— Если так, то я сожалею, что вообще просила вас принять в ней участие.— Это действительно так, — ответил он с некоторым жаром. — И вы просили меня, и я это сделал... и вот так оно вышло.— Боже мой, — тихо сказала миссис Неттльз; глаза ее расширились. — Боже мой!— Вы этим хотите что-нибудь сказать? Если да, то я рад был бы услышать.— У вас... у вас к ней чувство? — Чувство? Да, мне небезразлично, будет она жить или умрет!— Не только это, — сказала миссис Неттльз. — Вы меня поняли. Бог мой! Кто бы мог предположить?— Вы свободны. — Он повернулся к ней спиной, обратив взгляд в окно на воображаемого прохожего.— Она знает? Ей надо знать. Может быть легче...— Пожалуйста, уйдите, — сказал он сквозь сжатые зубы.— Да, сэр, — ответила она довольно робко и закрыла за собой дверь.Мэтью опустился в кресло и спрятал лицо в ладонях. Чем заслужил он такую пытку? Хотя это чепуха по сравнению с муками, которые ждут Рэйчел через семьдесят два часа.Это было невыносимо. Невыносимо. Потому что он знал: куда бы ни сбежал он утром понедельника, он будет слышать крики Рэйчел и чуять запах ее горящей плоти.От кубка крепкого рома он был почти пьян, но, по правде говоря, мог бы с тем же успехом спокойно выпить целую бутылку. Он уперся в конец пути. Ничего больше нельзя ни сказать, ни сделать, ни открыть. Линч победил. Когда где-то через неделю найдут убитого Бидвелла — когда уедут Мэтью и магистрат, конечно, — рассказы о мести Сатаны разлетятся по Фаунт-Роялу, и через месяц, если не раньше, город опустеет. Линч сможет даже переехать в особняк и править имением призраков, пока будет копаться в источнике.Ум Мэтью был как в осажденной крепости. Стены комнаты начали медленно вертеться, и если бы Мэтью не заглотнул "Сэра Ричарда", он бы испугался, что это Линч по-прежнему хозяйничает у него в голове.Оставались детали... которые не укладывались в картину.Например, землемер. Кто это был? Может быть, все-таки всего лишь землемер? Золотая монета у Шоукомба. Откуда ее взял тот индеец? Исчезновение Шоукомба с его семейкой. Куда они делись, бросив все свое имущество?И убийство преподобного Гроува.Мэтью мог понять, зачем Линч убил Дэниела Ховарта, но зачем преподобного? Подчеркнуть, что Дьяволу без пользы служитель Бога? Устранить того, кого жители считали защитой от зла? Или совсем по другой причине, которую Мэтью упустил из виду?Он больше не мог думать. Стены вертелись слишком быстро. Надо было встать и добраться до кровати, пока еще он в состоянии. Приготовились... раз... два... три!Он подошел к кровати, хотя его бросало из стороны в сторону, раньше, чем его свалило вращение комнаты. И лег на спину, разбросав руки в стороны, а потом с тяжелым вздохом исчез из этого мира невзгод. Глава 10 В половине восьмого в таверне Ван-Ганди кипела жизнь. Вечером любой пятницы в освещенном лампами и продымленном царстве питий было бы с полдюжины клиентов, в основном фермеры, желающие пообщаться с собратьями подальше от жен и детей. Но в эту пятницу, с ее духом празднества из-за прекрасной погоды и неминуемого конца Рэйчел Ховарт, собралось человек пятнадцать — поговорить или поорать, если случай выдастся, пожевать солонины и как следует выпить вина, рома и яблочного сидра. Для по-настоящему рисковых мужчин в таверне был собственный кукурузный самогон, гарантирующий подъем земли до уровня носа.Ван-Ганди — сухопарый человек с румяным лицом, подстриженной бородкой и несколькими ростками седоватых волос, стоящих торчком на голове, — был вдохновлен таким оживлением. Взяв лиру, он устроился посреди гуляк и стал выть непристойные песенки, где участвовали молодые жены, пояса верности, подобранные ключи и странствующие купцы. Эти песнопения так подняли народный дух, что загремели хором заказы на крепкую выпивку, а тощая, кислого вида женщина, подававшая напитки, стала предметом таких взглядов налитых глаз, будто она была сама Елена Троянская.— А вот песня! — заорал Ван-Ганди, разгоняя дыханием плавающий в воздухе табачный дым. — Сам сложил, только сегодня!Он дернул струну, издав звук, который заставил бы устыдиться вопящую кошку, и начал: Э-ге-гей, история для добрых людей. Я в жалостной историей назвал ее скорей. История про ведьму из Фаунта-Рояля И ведьминскую шайку дьявольских чертей. Назвать ее мерзавкою просится само, Как будто бы навозом обозвано дерьмо-о-о! Громкий смех и поднятые кружки встретили эти слова, разумеется, но и насчет музыки Ван-Ганди был мастер. Э-ге-гей, история для добрых людей. Печальнее история на свете есть едва ли О том, как ведьму запалят из Фаунта-Рояла. Покуда до седой золы огонь ее дожжёт, Она и по дороге в ад у Сатаны сосё-о-от! Мэтью подумал, как бы у таверны не сорвало крышу ураганом восторга, которым была встречена эта ода. Он мудро выбрал себе стол спиной к залу и как можно дальше от средоточия веселья, но даже две кружки вина и кружка яблочного сидра, которые он уговорил, не могли заглушить тошнотворную боль в ушах, изнасилованных пением Ван-Ганди. Эти идиоты невыносимы! Ржание и тяжелые потуги шутить вызывали просто судороги в животе. У него возникло чувство, что, если он еще останется в этом городе, то сделается законченным пьяницей и опустится в надир, обитаемый только червями, пирующими на собачьем дерьме.А талант Ван-Ганди обратился к мелодиям, состряпанным на месте. Он показал на сидящего рядом джентльмена и задергал струны: Жена у Дика Кашинга устала от долбежки И, чтобы легче стало ей, налила смазку ложкой. Но только наш Дик Кашинг — он крепкий старина: Она спалила волосню, а больше ни хрена! Хохот, веселье, тосты и крики в изобилии. Хозяин стал воспевать другого посетителя: А кто с Хирамом встретится, жалею всех гуртом. Его пчела ужалила, так померла при том. Он в пьянке десять мужиков под стол отправит спать, А ихним женам борозду успеет распахать! Это была пытка! Мэтью отодвинул тарелку курятины с фасолью, служившую не слишком аппетитным ужином. И еще сильнее испортила ему аппетит грязь, метаемая в Рэйчел — Рэйчел, которая могла бы заставить замолчать эту банду шутов одним лишь царственным взглядом.Он допил сидр и встал со скамьи. В этот момент Ван-Ганди запел еще одну песню без мелодии: И Соломону Стайлзу наш общественный привет! Такой охотник и ходок, какого больше нет. Бредет в индейские леса и в чащу, где зверьё, Выискивая где-то скво, чтоб засадить в неё! Посмотрев на дверь, Мэтью увидел вошедшего. Будто в ответ на смех и крики, обращенные к нему, он снял треуголку и насмешливо поклонился собравшимся идиотам.Потом подошел к столу и сел, а Ван-Ганди обратил свой слоновый юмор на следующую ухмыляющуюся жертву, чье имя оказалось Джетро Садракер.Мэтью снова опустился на стул. Он оценил, что открывается интересная возможность, если правильно ею воспользоваться. Не тот ли это Соломон Стайлз, про которого Бидвелл говорил, что он охотник, и который возглавил отряд, отправленный в погоню за сбежавшими рабами?Тем временем Стайлз — худой и жилистый человек лет пятидесяти — подозвал служанку. Мэтью встал и подошел к его столу.Не успел он представиться, как Ван-Ганди ударил по струнам и заревел: Корбетту молодому мы сочувствуем все вместе: Есть слух, что он покусан был в одном изрядном месте Пирожницей-гадючкою, какая пышет злобой, Чья дочка испечёт батон горячею утробой! Мэтью покраснел до корней волос еще раньше, чем его шибануло волной животного смеха, и покраснел еще сильнее, когда волна прокатилась дальше. Он увидел, что Соломон Стайлз отреагировал только рассеянной улыбкой на выветренном, как надгробный камень, лице с квадратной челюстью. Волосы у него были очень коротко подстрижены, на висках седоватые. От левой брови вверх через лоб вился рваный шрам от удара ножа или рапиры. Нос имел форму индейского томагавка, темно-карие внимательные глаза тщательно осматривали стоявшего перед ними молодого человека. Одет Стайлз был просто: в серые бриджи и белую рубашку.— Мистер Стайлз? — спросил Мэтью, все еще красный. Ван-Ганди уже насаживал кого-то другого на колки своей лиры. — Мое имя...— Мне известно ваше имя, мистер Корбетт. Вы знамениты.— О... да. Этот... сегодняшний инцидент — печальное недоразумение.— Я имел в виду ваши трения с Сетом Хейзелтоном. И присутствовал на вашей порке.— Понимаю. — Он помолчал, но Стайлз не предложил ему места. — Можно к вам подсесть?Стайлз показал рукой на противоположную скамью, и Мэтью сел.— Как себя чувствует магистрат? — спросил Стайлз. — Все еще плохо?— Нет, на самом деле ему намного лучше. У меня есть надежда, что скоро он будет на ногах.— Успеет к казни, быть может?— Быть может, — ответил Мэтью.— Мне кажется только подобающим, чтобы он был свидетелем и удостоверил, что правосудие свершилось. Знаете, это я выбрал дерево, из которого вырезали столб.— О! — Мэтью очень внимательно стряхнул с рукава воображаемую пыль. — Нет, я этого не знал.— Ганнибал Грин, я и еще два человека притащили его и поставили. Вы уже на него смотрели?— Да, видел.— И как, по-вашему? Подходит он для этой цели?— Я думаю, что да.Стайлз достал из кармана кисет, трубочку черного дерева и спичечницу слоновой кости, собираясь набить себе трубку.— Мне эта работа досталась по наследству от Николаса. Сукин сын небось выпросил это у Бидвелла на коленях.— Простите?— Я про Николаса Пейна. Мне Уинстон сказал, что Бидвелл сегодня утром отослал его в Чарльз-Таун. За какими-то припасами, на побережье самой Виргинии. Чего только этот негодяй не сделает, чтобы увильнуть от честной работы!Он зажег спичку от фонаря на столе и закурил трубку.Мэтью подумал, что Уинстону пришлось проделать какой-нибудь трюк, чтобы создать у утреннего часового впечатление, будто Пейн уехал. Очевидно, ему удалось достичь соглашения, благоприятного для его карманов и статуса.— Он мертвец. — Стайлз выдохнул клуб дыма.У Мэтью сжалось горло.— Простите?— Мертвец, — повторил Стайлз. — По крайней мере для меня. Сто раз я ему помогал, когда он меня просил, и теперь он сбегает, когда надо попотеть! Я вам так скажу: он просто дурак, что поехал один по этой дороге. А ведь понимает. Наверное, Бидвелл затеял какую-то интригу, как обычно. — Стайлз склонил голову набок, выпуская дым между зубов. — А вы не знаете, часом, в чем тут дело?Мэтью сложил руки и несколько секунд просидел в раздумье.— Ладно, — сказал он, — случайно кое-что знаю. Забавно, как много можно случайно услышать в этом особняке. Естественно, не намеренно.— Естественно.— Не сомневаюсь, что и мистер Бидвелл, и мистер Уинстон станут это отрицать, — начал Мэтью, склоняясь к Стайлзу в позе заговорщика, — но я случайно мог услышать — а мог и не услышать, вы же понимаете, — разговор о мушкетах.— О мушкетах, — повторил за ним Стайлз и приложился к трубке.— Да, сэр. Может ли речь идти о поставке партии мушкетов? И не на эту ли тему поехал договариваться мистер Пейн?Стайлз хмыкнул и раскурил трубку сильнее. Служанка подошла с дымящейся миской куриного жаркого, ложкой и стаканом рома. Мэтью заказал еще кружку сидра.— Я подумал, — сказал Мэтью, выдержав паузу, а тем временем Стайлз отложил трубку и начал есть, — не опасается ли мистер Бидвелл нападения индейцев.— Нет, это нет. Он бы мне сказал, если бы боялся, что краснокожие нанесли боевую раскраску.— Я полагаю, вблизи Фаунт-Рояла есть индейцы?— Вблизи. Вдали. Где-то там. Я видел их знаки, но самих краснокожих не видел ни разу.— То есть они не воинственной природы?— Трудно сказать, какой они природы. — Стайлз сделал паузу ради глотка рома. — Вы хотите спросить, нападут ли они на нас? Нет. Вы хотите спросить, не соберу ли я отряд и не нападу ли на них? Нет. Даже если бы знал, где они, а я не знаю.— Но они знают, где мы?Стайлз засмеялся:— А вот это отлично сказано, молодой человек! Я вам говорил, что не видал краснокожих в этих лесах, но видал их подальше к северу. Они ходят по листьям, как муха летает по воздуху. Они проваливаются под землю, когда смотришь на них в упор, и возникают у тебя за спиной. О да, они о нас все знают. Наблюдают за нами с большим интересом, не сомневаюсь, но мы их не увидим, пока они сами не захотят. А они определенно не хотят.— Тогда, по вашему мнению, путешественнику, скажем, нет нужды опасаться потерять свой скальп?— Я лично не боюсь, — сказал Стайлз, отправляя в рот ложку. — Да только я умею держать мушкет и нож и всегда знаю, куда бежать. И я бы не сунулся туда один. Не краснокожих я больше всего боюсь, а диких зверей.Мэтью принесли заказанный сидр. Он отпил и подождал перед тем, как сделать следующий ход.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100