Лукреция Воган подошла ближе к Мэтью, глядя ему прямо в глаза. Пахнуло какими-то духами с оттенком персика.— Я точно знаю, что у вас было много других приглашений на ужин, — сказала она. — Не часто в нашей глуши встречаются такие утонченные джентльмены. Стюарт, не снимай пиджак! Мы невероятно польщены, что вы решили почтить наш скромный стол своим присутствием.Выданная мужу инструкция была похожа на резкий удар бритвы, причем даже взгляда на объект воспитания не потребовалось. Мэтью видел, как стоящий справа от жены Стюарт снова быстро надел пиджак, который уже было почти снял.— Шляпу сними, — добавила Лукреция.Стюарт тут же повиновался, обнажив тонкие пряди светлых волос.— Утонченность — вот чего нам не хватает в нашей сельской глуши. — Мэтью показалось, что женщина стоит еще ближе, хотя он не заметил ее движения. — Я вижу, у вас рубашка застегнута до горла. Так сейчас носят в Чарльз-Тауне?— Гм... нет, это просто я сейчас так ее застегнул.— А! — радостно произнесла она. — Но я уверена, что очень скоро это будет в моде. — Она повернулась к задней двери: — Шериз, дорогая! Наш гость желает тебя видеть!Ответа не последовало. Улыбка Лукреции вроде бы чуть-чуть пригасла. Голос поднялся до резкого, высокого тона:— Шериз? Тебя ждут!— Очевидно, — робко предположил Стюарт, — она еще не готова.Жена бросила на мужа уничтожающий взгляд.— Я ей помогу приготовиться. Вы меня простите, мистер Корбетт? Стюарт, предложи гостю вина.Она вышла в дверь раньше, чем он успел исполнить последний приказ.— Вина, — сказал Стюарт. — Ах да, вина! Хотите отведать, мистер Корбетт?Он подошел к круглому столику, где расположились явно напоказ зеленый стеклянный графин и три чашеобразных бокала того же изумрудного цвета. Мэтью не успел ответить "да", как графин был откупорен и начался процесс наливания. Стюарт передал бокал Мэтью и взял себе другой с жадностью и предвкушением изголодавшегося моряка.Мэтью не успел отпить первый глоток довольно-таки горького букета, когда из задней двери донеслись два женских голоса, решительно настроенных друг друга переорать. Они смешивались и взлетали, как визги гарпий, и вдруг замолчали оба, будто эти два крылатых ужаса врезались в острые скалы.Стюарт прокашлялся.— Меня вот лично никогда не пороли, — сказал он. — Я так понимаю, что это не слишком приятно?— Менее чем приятно, — согласился Мэтью, глядя на дверь как на врата ада, за которыми бушует нечестивая битва. — Но более чем поучительно.— О да! Я бы тоже так сказал. Насколько я понимаю, вы нанесли рану кузнецу? Но я уверен, что у вас была для того причина. Вы видели, как он не слишком нежно обошелся с лошадью?— Э-гм... — Мэтью сделал более существенный глоток вина. — Нет, я думаю, что мистер Хейзелтон к лошадям относится с достаточной нежностью. Дело было в том... скажем так... лучше эту тему оставить в стойле.— Да, разумеется! Я не хотел быть излишне любопытным. — Стюарт снова выпил, а потом секунды три или четыре неудержимо смеялся. — Вот это да! В стойле! Я понял ваш юмор!Снова выплыла Лукреция, нисколько не менее лучась после только что происшедшей перебранки.— Приношу мои извинения, — сказала она, не переставая улыбаться. — У Шериз были трудности... с прической. Она хочет хорошо выглядеть, сами понимаете. Девушка у нас перфекционистка и преувеличивает даже малейшие недостатки.— Дочь своей матери, — буркнул про себя Стюарт, снова опуская губы к бокалу.— Но каков был бы наш мир, если бы в нем не было перфекционистов? — обратилась Лукреция к Мэтью, решив игнорировать комментарий мужа. — Я вам так скажу: это был бы прах, тлен и неразбериха. Вы согласны, мистер Корбетт?— Уверен, что это было бы катастрофой, — ответил Мэтью, и этого было достаточно, чтобы в глазах женщины засветился религиозный экстаз.Широким жестом она показала в сторону стола.— Поскольку Шериз с минуты на минуту выйдет, приступим к ужину, — объявила Лукреция Воган. — Мистер Корбетт, не сядете ли там, где оловянная тарелка?Действительно, на столе имелась оловянная тарелка, одна из немногих, которые Мэтью видел в своей жизни. Остальные тарелки были обычные, деревянные, и это дало Мэтью понять, какое значение придают Воганы его визиту. И действительно, у него было чувство, будто с ним обращаются как с царственной особой. Он сел в указанное кресло, слева от него расположился Стюарт. Лукреция быстро надела передник и стала перекладывать кушанья в белые глиняные миски. Вскоре миски были расставлены по столу, а в них находились зеленая фасоль с салом, куриное жаркое с вареной картошкой и беконом, кукурузные лепешки, запеченные в сливках, и тушеные томаты. Если еще учесть свежий каравай хлеба с зернышками фенхеля, пир был воистину королевский. Бокал Мэтью был наполнен вином, а потом Лукреция сняла передник и села во главе стола лицом к гостю — на том месте, где по всем правилам домоводства и брака должен был бы сидеть ее муж.— Я произнесу слово благодарности, — сказала Лукреция, что было еще одним афронтом по отношению к мужу.Мэтью закрыл глаза и склонил голову. Женщина произнесла благодарственную молитву, в которой упоминалось имя Мэтью и выражалась надежда, что погибшая душа Рэйчел Ховарт встретится с гневным Богом, стоящим наготове, чтобы снести ее призрачную голову с плеч, когда завершится ее сожжение на костре. Произнесено было жаркое "Аминь!", и Мэтью, открыв глаза, увидел стоящую возле него Шериз Воган.— А вот и наша красавица дочь! — воскликнула Лукреция Воган. — Шериз, займи свое место.Девушка, одетая в белое полотняное платье с кружевными лифом и рукавами, так и осталась стоять, где стояла, и глядеть на Мэтью сверху вниз. Действительно привлекательная была девушка, лет шестнадцати-семнадцати, и волны белокурых волос держались в прическе с помощью ряда деревянных гребней. Мэтью подумал, что девушка должна быть очень похожа на свою мать в этом возрасте, хотя подбородок у нее был длиннее и квадратнее, а глаза почти такие же светло-синие, как у отца. Но в этих глазах водянистой конституции никак не просматривалось. В них читался высокомерный холод, от которого Мэтью тут же опустил взгляд, чтобы не задрожать, как от дуновения декабрьского ветра в этот майский вечер.— Шериз? — повторила Лукреция ласково, но твердо. — Займи. Свое. Место. Будь. Добра.Девушка села — медленно, по своей воле — справа от Мэтью. И, не теряя времени, положила себе на тарелку куриного жаркого.— Ты даже не поздороваешься с мистером Корбеттом?— Здравствуйте, — сказала девушка, отправляя первый кусок в прелестный ротик.— Шериз помогала мне готовить жаркое, — сказала Лукреция. — Ей так хотелось, чтобы вам понравилось.— Уверен, что оно превосходно, — ответил Мэтью. Положив себе на тарелку жаркого, он убедился, что оно на вкус так же хорошо, как на вид. Потом оторвал себе ломоть хлеба и обмакнул в густую вкусную подливку.— Мистер Корбетт — потрясающе интересный молодой человек. — Это было обращено к Шериз, хотя смотрела Лукреция на него. — Он не только утонченный джентльмен и ученик судьи из Чарльз-Тауна, он еще и отбил банду воров и убийц, напавшую на магистрата. Вооруженный только рапирой, если я правильно помню?Мэтью с благодарностью принял порцию тушеных томатов, ощущая взгляд направленных на него трех пар глаз. Самый подходящий был момент объяснить, что "банда" состояла из хулигана, старой карги и сумасшедшего пьяницы... но произнеслись совсем другие слова:— Нет... у меня... даже рапиры не было. Не передадите мне лепешек, если не трудно?— Бог мой, вот это да! — На Стюарта слова Мэтью произвели глубокое впечатление. — У вас вообще не было оружия?— Я... гм... я сумел пустить в дело сапог. Нет, жаркое просто восхитительно! Этот рецепт надо сообщить кухарке мистера Бидвелла!— Ну, наша Шериз сама прекрасно готовит, — заверила его Лукреция. — Я ее сейчас учу секретам выпечки хороших пирогов. Что весьма непросто, должна сказать.— Не сомневаюсь. — Мэтью улыбнулся девушке, но она даже глазом не моргнула. Продолжала себе есть и смотреть прямо перед собой вообще без всякого выражения — кроме, быть может, безбрежной скуки.— А теперь... расскажите про тот сундук с кладом золотых монет, который вы нашли. — Лукреция благовоспитанным жестом положила на тарелку ложку и нож. — Вы его отослали в Чарльз-Таун?Здесь он уже должен был провести черту.— Боюсь, что никакого сундука не было. Была одна монета.— Да-да... конечно. Только одна монета. Я вижу, вы искусный хранитель секретов. Тогда что вы могли бы нам рассказать о ведьме? Она как, воет и рыдает, чуя костер?Кусок жаркого, который Мэтью собирался проглотить, вдруг превратился в горле в колючий ком.— Миссис Воган, — произнес он как можно вежливее, — если вы не против... я бы предпочел не говорить о Рэйчел Ховарт.И тут вдруг Шериз посмотрела на него и усмехнулась, сверкая светлыми глазами.— А вот эта тема мне интересна! — Голос ее был приятно-мелодичен, но в нем слышалась острая нотка злости. — Вы уж нам расскажите о ведьме, сэр! Это правда, что она срет жабами?— Шериз! — прошипела Лукреция, скрипя зубами и закатывая глаза. Тут же ее внешность изменилась быстрее, чем меняет цвет хамелеон. Улыбка вернулась, хотя несколько увечная, и Лукреция посмотрела на Мэтью через стол. — У нашей дочери... простецкое чувство юмора, мистер Корбетт. Знаете, говорят, что у самых утонченных и изящных дам бывает такой простецкий юмор. В наши странные времена не приходится быть слишком уж чопорным, то есть твердым и жестким, не правда ли?— Твердым и жестким, — повторила девушка, отправляя в рот помидор, и булькнула двусмысленным смешком.Лукреция продолжала есть, но по щекам ее расползались красные пятна. Стюарт допил бокал и потянулся за графином.Какое-то время все молчали. В этот момент Мэтью услышал какой-то жужжащий звук, но не мог определить, откуда он.— Могу сказать, просто для сведения, — начал он, чтобы разбить ледяное молчание, — что я еще не ученик юриста. Я пока что просто клерк магистрата, не больше.— Но ведь вы скоро будете учеником юриста? — спросила Лукреция, снова начиная сиять. — Вы молоды, у вас острый ум и желание служить. Почему бы вам не выбрать профессию юриста?— Я... быть может, когда-нибудь я так и сделаю. Но мне еще нужно набраться образования и опыта.— О, скромная душа! — провозгласила Лукреция так, будто нашла сам Святой Грааль. — Ты слышишь, Шериз? Этот молодой человек стоит на краю такой власти и богатства, и он скромен!— Когда стоишь на краю, — сказал он, — есть опасность упасть с очень большой высоты.— И к тому же остроумен! — Лукреция готова была умереть от экстаза. — Ты же знаешь, Шериз, как чарует тебя остроумие!Шериз снова взглянула в глаза Мэтью.— Я желаю больше узнать о ведьме. Я слыхала рассказы, что она брала в рот хрен козла и сосала его.— Кхм!Струйка вина потекла изо рта Стюарта, измазав серый пиджак. Он побледнел, а его жена побагровела.Лукреция была готова снова зашипеть или завизжать, но прежде того Мэтью посмотрел на девушку так же в упор и ответил спокойно:— Вы слышали ложь, и тот, кто вам это сказал, не просто лжец, а клеветник, которому надо рот вымыть мылом.— Это мне сказал Билли Рид. Мне найти его завтра и сказать, что вы собираетесь мыть ему рот мылом?— Имя этого бандита не будет произноситься в моем доме! — У Лукреции жилы выступили на шее. — Я запрещаю!— Так я найду завтра Билли Рида, — продолжала Шериз с вызовом. — Как ему сказать, где вы его будете ждать с вашим мылом?— Простите, мистер Корбетт! Тысячу раз прошу у вас прощения! — В возбуждении хозяйка пролила ложку со сливками на платье и теперь оттирала его скатертью. — Этот бандит — заблудший сын Джеймса Рида! Он почти идиот, невероятный лентяй... и у него непристойные планы на мою дочь!Шериз улыбнулась — точнее, оскалилась, — прямо в лицо Мэтью.— Билли меня учит доить. По вечерам у них в сарае он мне показывает, как держать хрен. Как водить рукой вверх-вниз... вверх-вниз... вверх-вниз... — Она показала это движение, вызвав у него сильнейшее смущение, а у матери — возмущенное "ах". — Пока сливки не брызнут. Чудесные, горячие сливки.Мэтью не ответил. Он понял — абсолютно, непреложно, — что прятался не в том сарае.— Я думаю, — произнес Стюарт, нетвердо поднимаясь на ноги, — что пора откупорить бутылку рома.— Бога ради, держись от рома подальше! — заорала Лукреция, уже не обращая внимания на почетного гостя. — Вот причина всех наших бед! Это, и еще твои предлоги бегать в плотницкую!Посмотрев на Шериз, Мэтью увидел, что девушка поглощает ужин с самодовольной радостью, а ее лицо стало никак уж не прекрасным. Он положил ложку и нож — аппетит пропал начисто. Стюарт возился в буфете, Лукреция набросилась на еду с мстительным видом, глаза ее горели, а лицо не уступало цветом тушеным томатам. В наступившей тишине снова послышалось жужжание. Мэтью поднял глаза.И вздрогнул, как от удара.На потолке, прямо над столом, висело осиное гнездо размером с кулак мистера Грина. И оно было черно от ос, кишевших на нем, ползающих со сложенными вдоль жала крыльями. Пока Мэтью смотрел, какое-то беспокойство пробежало по гнезду, и несколько ос гневно зажужжали.— Гм... миссис Воган, — сказал Мэтью неловко. — У вас там... — Он показал наверх.— Ага, осы. Так что?Манеры ее — вместе с внешним видом, семьей и всем вечером — сильно испортились.Мэтью понял, зачем здесь может находиться это гнездо. Он слыхал о таком, хотя сам никогда не видел. Насколько он понимал, можно купить или сварить средство, которое, если его нанести на потолок, заставляет ос строить гнезда на этом месте.— Для уничтожения других насекомых?— Конечно, — ответила Лукреция таким тоном, будто это каждый дурак знает. — Осы — ревнивые твари. У нас тут комаров в доме нет.— Таких, что кусали бы ее, — добавил Стюарт и снова присосался к бутылке.Весь этот вечер, подумал Мэтью, можно бы назвать фарсом, если бы не столь очевидные страдания его участников. Мать продолжала есть будто в трансе, а дочь предпочитала поглощать еду с помощью пальцев вместо столовых приборов и уже сумела вымазать рот и подбородок блестящим салом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100