- Евочка моя... - мямлил Гитлер.
- За, что мне такое наказание? - орала Ева Браун,
сотрясая своим голосом бетонные стены бункера. - Мне, которая
всю себя отдает ради того, чтоб этот придурок был счастлив?
- Евочка моя... - бубнил Гитлер, обнимая прелестные
ножки Евы.
Вдруг в бункер вбежал запыхавшийся Борман. Увидев Гитлера,
стоящего на коленях перед Евой Браун, он не удержался и заржал
как спесивый мерин. Гитлер опомнился, встал, принял обычный для
себя вид и подойдя к Борману, плюнул ему в лицо. Борман не
ожидал этого и плюнул в лицо Гитлера, сказав при этом:
- Вот мы и квиты, мой фюрер!
- Что вы себе позволяете, господин рейхсляйтер? -
вытирая физиономию и моргая глазками, закричал Гитлер.
- Ничего я себе не позволяю! - вытирая лицо и
передразнивая вождя нации сказал Борман.
Но Гитлер сдержал себя, так как прекрасно понимал, что он
во многом зависит от Бормана, у которого находилось практически
все золото партии, поэтому он подошел к Еве и попросил ее
удалиться.
- Я слушаю вас, господин рейхсляйтер! - сказал фюрер
после того, как Ева Браун, заплаканная, ушла в свои
апартаменты.
- Да, плохо вы обращаетесь со своей возлюбленной.
Гитлер стиснул зубы.
- Но я не за этим пришел!
- А за чем же еще? - ехидно спросил Гитлер.
- Дело в том, что мы, наконец, арестовали Штирлица!
- Как? Уже?
- Да, мой фюрер, он вот уже как два часа находится в
подвалах старика Мюллера.
Гитлер недоверчиво посмотрел на Бормана.
- Что вы предлагаете c ним делать?
- А вы?
- Я, собственно говоря, хотел бы переговорить c ним.
Можно? - Борман недоверчиво посмотрел на Гитлера.
- Переговорить?
- Да!
- О чем можно разговаривать c этой шпионской свиньей? -
c ненавистью произнес Борман.
- Есть о чем, - сказал Гитлер и вызвал своего любимого
адъютанта.
ГЛАВА 17. ФАШИСТСКАЯ ТВАРЬ
Штирлиц лежал на грязной кушетке в камере третьего яруса
Гестапо, в той самой, где недавно он устроил пытку носками над
Геббельсом. Штирлиц смотрел в потолок. Потолок был серый, и
казалось, такой же грязный как и кушетка, как и заплеванный,
как будто специально кем-то пол, как и тускнеющие под
замасленной лампой стены. "А это уже провал! - подумал
Штирлиц. - И самое главное, Кэт окончательно втюрится в
Бормана! Гад! Это все он подстроил - любитель мелких пакостей!
Фашистская тварь! Как я их всех ненавижу!"
Штирлица терзали смутные сомнения относительно внезапного
заключения его в ту же самую камеру, где он пытал доктора
Геббельса, плюс еще ко всему, ужасно ныла разбитая во вчерашней
драке челюсть. Но эти неприятности, которые, несомненно,
привели бы любого другого разведчика в полное отчаяние, ни в
коем случае не смутили Штирлица. Более того, он даже не
поперхнулся, когда дверь в камеру внезапно открылась и на
пороге стояли сияющий Мюллер и моргающий глазками Гитлер.
Гитлер брезгливо обошел камеру, c пониманием посмотрел на
орудия пыток и, высморкавшись себе в рукав, обращаясь к
Штирлицу, ехидно спросил:
- Что, голубец мой сизокрылый, попался?
Штирлиц решил идти напролом и вытянув правую руку вперед,
как на параде заорал:
- Хайль Гитлер!
Мюллер был ошарашен и пробубнил что-то невнятное.
- Хватит придуряться, - не обращая внимания на Штирлица
продолжал Гитлер, - полковник Исаев, ваша песенка спета! Вы
разоблачены!
Мюллер повеселел.
- Мой фюрер, вы во власти грязных сплетен и слухов,
которые преподносятся вам жирными свиньями, известными мне c
детских лет, - c гордым видом сказал советский разведчик.
Мюллер побледнел.
- Послушайте, господин Штирлиц! - продолжал любимый
фюрер. - Зачем притворяться? Признайтесь, что комедия c
Геббельсом была устроена вами только для того, чтобы опорочить
меня в глазах моей любимой Евочки, в то время когда вы, и
только вы, делили c ней постель? Признайтесь, и вы будете
прощены! Я хочу знать всю правду!
Глаза Мюллера сначала покраснели, потом побледнели, стали
коричневыми и постепенно налились оттенком гнойного цвета, в
результате чего лицо группенфюрера приобрело мертвецки пьяный
вид, однако это не помешало ему тихо заметить:
- Мой фюрер, мы его обвиняем не в этом!
Гитлер был ошарашен.
- Только я, слышите, только я, знаю в чем его обвиняют!
- заорал любимый фюрер и смачно плюнул в лицо Мюллера.
Штирлиц решил не упустить момента понравиться Гитлеру:
- Разрешите, мой фюрер?! - спокойно сказал он, взвешивая
в правой руке свой любимый кастет.
- Только не больно! - равнодушно прогнусавил Гитлер,
махнув рукой на Мюллера.
"Сейчас будут бить!" - подумал Мюллер и получил первый
мощный удар в нос.
За первым ударом последовали второй, третий, потом в ход,
как всегда у Штирлица, пошли ноги. Штирлиц бил Мюллера со
знанием дела и беззаботно-хладнокровным выражением
физиономии...
- Довольно! - сказал Гитлер, отрывая распоясавшегося
Штирлица от Мюллера. - Итак, продолжим! Вы спали c Евой?
Отвечайте?
- Мой фюрер, вопрос, как вы сами понимаете, слишком
конфиденциальный. Пусть эта жирная свинья уберется отсюда! -
показывая на Мюллера, сказал Штирлиц.
Мюллер не заставил себя ждать, а Штирлиц выиграл еще одну
минуту ценного времени и был готов к ответу.
- Ну, так как? Будете говорить? - спросил Гитлер прямо
глядя на Штирлица.
- Мой фюрер, прошу меня простить, но все это - чистая
правда! Да, я любил и люблю Еву. Кроме того, ночи, проведенные
c ней, были прекрасны!
- Что вы сказа...
- Да, мой фюрер, эти ночи мне не забыть никогда!
Фюрер расплакался. Штирлиц принялся его успокаивать.
Мюллер промывал разбитый нос и поэтому не мог видеть этой
трагичной сцены.
"Ну почему же я импотент?" - думал Гитлер.
"Потому что ты придурок!" - думал Штирлиц, поглаживая
черный чубчик на голове Гитлера.
Прошло несколько минут и Гитлер взял себя в руки. Вытерев
сопливым рукавом пиджака слезы, он спросил:
- А что она говорила обо мне?
- Вам надо лечиться, мой фюрер!
- Да, она права! - сказал глава Третьего Рейха и
покрасневший вышел вон.
Дверь тут же, чьей-то подлой рукой была заперта на ключ.
Штирлиц подошел к двери и попробовал ее толкнуть - дверь
не поддавалась. Тогда Штирлиц со всей силы ударил по ней ногой
- дверь не поддавалась. Но разведчик Исаев был очень упрям и,
разбежавшись, попробовал проломить дверь плечом - она не
поддавалась. "Закрыто!" - подумал Штирлиц.
Прошел час и Штирлицу послышался лязг ключей, а через
минуту в камеру вошел Мюллер, у которого под правым глазом
красовался синяк бурого цвета.
- Штандартенфюрер, вы свободны! Я только что получил
приказ фюрера о вашем освобождении!
- Скотина, ты мне еще ответишь за все! - заорал Штирлиц,
ясно понимая, что никто иной как Мюллер запер дверь.
- Вы забываетесь, Штирлиц! Я старше вас по званию и, в
конце концов, по возрасту!
- Да, пошел ты! - сказал Штирлиц и, дав пинка Мюллеру,
вышел из камеры, оставив бедного старика распластанным на
грязном полу.
ГЛАВА 18. ВОСПОМИНАНИЯ
Штирлиц решил отдохнуть и поэтому направился в свой
любимый кабачок "Три поросенка". Заказав, как всегда, три банки
тушенки, пачку "Беломора" и бутылку водки, он сел за свой
столик и принялся c животным аппетитом ухлестывать тушенку, чем
обратил на себя внимание не только посетителей кабачка, но и
фрау Заурих, которая играла в покер со старым, тускнеющим
генералом.
- Господин Бользен, можно c вами посидеть? - спросила
фрау Заурих, подсаживаясь к Штирлицу.
- Валяйте! - процедил Штирлиц и выпил стакан водки.
- Вы плохо выглядите!
- Хорошо, что еще живу!
- Трудное время?
- Гадкое время!
- Родные пишут?
- Пишут!
- Все хорошо?
- Да, ну их! - махнул рукой Штирлиц.
- Зря вы так, ваша жена очень симпатичная женщина, - и
фрау Заурих прослезилась. - Тогда, в тридцать третьем, она
была так добра ко мне. Вы помните, в то время меня бросил мой
неповторимый Герберт.
- Успокойтесь, найдете себе другого.
- Да, где уж мне!
- Не расстраивайтесь! Жизнь прекрасна! - сказал Штирлиц
и выпил еще один стакан водки.
- Расскажите что-нибудь о себе, господин Бользен. Вы так
интересно рассказываете.
Штирлиц недоверчиво посмотрел на Заурих. Особой
враждебности он к ней не испытывал. Открыв еще одну банку
тушенки, Штирлиц налил водки, выпил, закусил и рассказал вот
такую байку:
- В 1922 году, когда наша революция, как вы знаете,
победила, ЧК меня направила на работу в Кремль для выявления
особо опасных врагов советской власти среди членов политбюро.
Да, это было в 1922 году. Москва! Эх, фрау Заурих, знаете ли
вы, что такое Москва?! Именно тогда я впервые увидел товарища
Ленина. Он был в то время слишком болен, но все же сохранял
присущую ему работоспособность. Когда я вошел в его кабинет в
Кремлевской квартире, Владимир Ильич что-то писал, сидя за
своим рабочим столом. Увидев меня, он встал и, подойдя ко мне,
сердечно, по-товарищески, пожал мне руку, - Штирлиц
облизнулся. - И прямо глядя в мои честные глаза, мягко
спросил:
"Товарищ Исаев, вы к нам, как мне сказал Феликс
Эдмундович, присланы для оперативной проверки?"
"Да, Владимир Ильич!" - ответил я ему.
"Ну что ж, батенька, тогда приступайте к работе! Может
начнете c меня?"
"Ну что вы, Владимир Ильич..." - прошептал я краснея.
"А вы, батенька, не смущайтесь! - засовывая пальцы в
жакетку, сказал он. - Время сейчас такое! Доверять никому
нельзя! Даже мне! - И Владимир Ильич улыбнулся. - Ах, фрау
Заурих, какая это была улыбка! - Потом он подошел к окну (как
сейчас все это помню), посмотрел вниз и, наверное, ничего
подозрительного не заметив, повернулся ко мне. - "Поймите,
Штирлиц Максимович, что революция была совершена не только для
того, чтобы Надежда Константиновна могла спокойно работать не
только в Шушенском, но и в Москве, а для того, прежде всего,
чтобы каждая кухарка могла управлять государством".
"Я понимаю, Владимир Ильич..."
"Ничегошеньки вы, батенька, не понимаете! Революция
порождает не только своих героев..."
И Владимир Ильич гордо посмотрел на меня.
"Революция, милый мой человечище, плодит еще и бездарных,
глупых людей, которые потом перерастают в наших потенциальных
врагов! И задача революции - сейчас выявить среди подленькой и
гаденькой интеллигенции этих людишек! Если мы этого не сделаем
сейчас, то потом, в будущем, c нами сделают тоже самое наши
враги!"
Он подошел к сейфу, открыл его, вытащил оттуда графин,
наполненный какой-то белой, прозрачной жидкостью, достал два
граненых стакана, поставил все это на свой рабочий стол и,
прямо глядя в мои глаза, спросил:
"Пить будете?"
"Пить?" - переспросил я его.
"Да, батенька, пить! И не что-нибудь, а настоящую
воронежскую самогоночку! - И Владимир Ильич облизнулся. - Мне
ее вчера прислали из коммуны "Заря коммунизма".
"Но, у вас же ранение, Владимир Ильич!"
"Пустяки! Забудем про это!"
И я, фрау Заурих, даже находясь на работе, не сдержался.
Выпить c Лениным! О, для меня, молодого сотрудника ЧК, это было
величайшей честью! И мы, как полагается в таких случаях,
раздавили на двоих крепенькую самогоночку. Когда мы осушили
добрую часть графина, я заметил, что Ленин как-то повеселел и
мне показалось, что он совершенно не болен.
"А что, батенька, - спросил он у меня, - не махнуть ли
нам на рыбалку?! Вот так - все бросить и на рыбалку! А?"
"Но революция, Владимир Ильич..."
"Ах, да, да - революция! Да кому она нужна, эта
революция!" - Ленин налил мне еще стаканчик. - "Революция
нужна прежде всего идиотам и бюрократам, вроде Троцкого.
Кстати, товарищ Исаев, займитесь им!" - И Ленин что-то черкнул
в свою записную книжку. - "Понимаете ли, его нужно
расстрелять, а еще лучше повесить вверх ногами!"
А глаза - такие добрые, добрые... Нет, фрау Заурих, Ленин
- это был человек! Человек c большой буквы!
- Я слышала, - проснулась фрау Заурих, - что он был
импотентом?
- У каждого свои недостатки... - задумчиво произнес
Штирлиц и выпил последний стакан водки.
ГЛАВА 19. ГЕРИНГ - АГЕНТ ШТИРЛИЦА
Геринг вызвал к себе Штирлица. Правда, сделать это было
делом нелегким. Штирлиц несколько раз посылал Геринга в
неизвестное направление, как в письменной форме, так и по
телефону, но Геринг настоял на своем. Штандартенфюрер
согласился встретиться c ним только после того, как Геринг
пообещал ему достать ящик отличной французской тушенки. Именно
поэтому полковника Исаева можно было видеть в приемной Геринга.
Когда Штирлица пригласили, наконец, в кабинет маршала авиации,
он зашел туда c явным намерением набить кому-нибудь морду, что
ясно было выражено на лице разведчика и по приготовленному для
этой процедуры любимому кастету.
- Здравствуйте, товарищ Исаев! - дрожащим голосом, на
ломаном русском языке произнес Геринг.
- Прекратите, господин маршал, издеваться!
- А я, дорогой мой, и не издеваюсь! Я вам не маршал, а
ваш товарищ по партии! - сказал Геринг, протягивая дрожащей
рукой Штирлицу толстую папку, на которой в углу был изображен
герб Советского Союза.
- Что это?
- А вы посмотрите!
Просмотрев содержимое папки, Штирлиц опешил и даже спрятал
свой любимый кастет.
- Как? Вы секретарь НКПТ?
- Именно!
- Поздравляю вас, товарищ Геринг! Давно пора!
- Означают ли ваши слова, что я и мои доверенные офицеры
приняты в ВКП(б)?
Штирлиц загадочно улыбнулся.
- Дорогой мой! - начал Штирлиц. - Партия - это не
сброд психов вроде придурка Рибентропа или фаната Геббельса!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28