3400 офицеров и солдат 1-й легкой мотомеханизированной дивизии прибыли к настоящему времени на сборный пункт Букбук в районе Сиди-Баррани.
На поле боя осталось по меньшей мере 500-600 убитых и раненых. Потери в технике, вероятно, значительные.
От Кенига сообщений еще не поступило.
Я собираюсь отправиться в Букбук завтра.
9 июня я инспектировал 2-ю легковую мотомеханизированную дивизию. Казо вместе с генералом де Лармина находится в Гамбу; спаги в Бардин охраняют участок с побережья.
Телеграмма генерала Катру генералу де Голлю, в Лондон
Бейрут, 16 июня 1942
Я видел Кенига и его войска 15 июня в Сиди-Баррани. Их боевой дух очень высок, несмотря на значительные потери, которые составляют: 129 убитых, из них 13 офицеров; 190 эвакуированных раненых, из них 13 офицеров, и 984 пропавших без вести, из них 22 офицера.
1-я легкая мотомеханизированная дивизия отведена к Дабе для пополнения материальной части, что Окинлек обещал мне сделать в первую очередь. Однако я опасаюсь задержки, так как потери в технике, в частности в артиллерии и автомашинах, во время последних боев были везде высоки.
Казо, которого я видел неделю тому назад в Гамбу, теперь находится в районе Саллума и, учитывая развитие событий, вступит вскоре в бой. Я указывал вам на недостатки его материального обеспечения.
Мое мнение об общем положении таково, что Роммель выиграл битву на изнурение благодаря качеству и количеству своих противотанковых средств и своей тактике экономии танковых сил. В заключительной фазе он сохраняет превосходство в средствах. Он вполне смог бы поставить в затруднительное положение дивизии в Газале.
Речь генерала де Голля на собрании ассоциации "Французов Великобритании" в Лондонском Альберт-холле 18 июня 1942
Шамфор говорил: "Рассудительные люди прозябали. Но по-настоящему жили только люди больших страстей". Вот уже два года, как Франция, которой изменили и которую предали в Бордо, тем не менее продолжает вести войну в лице Сражающейся Франции, ее оружия, ее территорий, ее духа. На протяжении этих двух лет мы жили по-настоящему, ибо мы люди больших страстей.
Я говорю, что мы люди больших страстей. Но в сущности у нас только одна страсть - Франция. Тысячи наших борцов, которые с момента так называемого перемирия погибли за нее на многочисленных полях сражений в Африке и на Востоке, на всех морях земного шара, под небом Англии, Эритреи, Ливии, в ночных сражениях у Сен-Назера или на заре от руки палача, - все они умирали с именем Франции на устах. Миллионы наших борцов не покорились. Они готовят на родной земле возмездие либо поражают врага в бою или в освобожденной империи работают администраторами, судьями, врачами, учителями, колонистами, миссионерами, представляя всюду ее священный суверенитет и являясь проводниками ее благотворного влияния. Другие работают за границей над сохранением ее дружественных связей и ее славы, и все они хотят только одного - служить Франции, мечтают только о том, чтобы быть верными ей. И так как любое великое дело немыслимо без страсти, то и великое дело, к которому наш долг призывает нас, требует страстной любви к Франции.
Я говорю, что мы "рассудительны". В самом деле, мы выбрали самый тяжелый, но и самый верный путь - прямой путь.
С тех пор как мы начали осуществление нашей задачи национального освобождения и общественного спасения, мы ни на мгновение, ни словом, ни делом, не отступали от избранного нами пути. И вот сегодня уже 18 июня 1942. Что касается меня, то все, что мы сделали, все, что мы говорили с 18 июня 1940 и по сей день, я готов повторить вновь без малейших изменений.
Не знаю, много ли найдется в мире людей, которые сейчас, по прошествии двух лет, могли бы заявить, что они не раскаиваются ни в чем из того, что было сказано или сделано ими. Но что касается нашего дела, то можно подписаться под всем тем, что мы совершили день за днем, начиная с первого часа.
События доказали, что эта прямолинейность была и остается лучшей политикой из всех возможных.
Нет никакого сомнения в том, что если бы мы в какой-либо степени колебались в выполнении долга, если бы мы допускали какие-либо сделки в отношении взятых на себя обязательств, то могли бы иногда казаться более уживчивыми. О нас бы тогда реже говорили: "Ох, как трудно иметь с ними дело!" Но вместе с тем мы утратили бы и то, что вдохновляет нас и составляет смысл нашего существования: нашу непримиримость в вопросах чести и в служении своей стране. Ибо в том отчаянном положении, в котором оказалась Франция, немыслимы ни полюбовные сделки, ни компромиссы. Что сталось бы с нашим отечеством, если бы Жанна д'Арк, Дантон, Клемансо вздумали пойти на компромисс? От поражения к победе прямая линия является кратчайшим, а также и самым верным путем.
Не проходит дня, чтобы мы не определяли не только на словах, но и на деле ту неизменную справедливую цель, к которой мы продвигаемся шаг за шагом в течение вот уже двух лет и значение и важность которой теперь понимает весь мир. Но поскольку сегодняшний день является знаменательной годовщиной, мы пользуемся случаем, чтобы лишний раз определить нашу цель.
Мы никогда не признавали, что Франция вышла из войны. Для нас поражение в битве 1940, пресловутое перемирие, так называемая нейтрализация наших сил и наших территорий отказ от своих прерогатив в пользу единоличной диктатуры, совершенный под влиянием паники и угроз теми лицами, кому народ доверил представлять его интересы, покушение на республиканские институты, свободы и законы Французской Республики со стороны бессовестных узурпаторов, нарушение наших союзнических обязательств в интересах захватчика - все это лишь перипетии, страшные, конечно, но все же временные перипетии той борьбы, которую Франция ведет вот уже скоро тридцать лет, идя в авангарде демократических держав.
Для нас решение, принятое от имени нации теми, кто был на это уполномочен и кто в это время имел возможность свободного выбора, по-прежнему остается в силе. Таким решением является англо-французская декларация от 28 марта 1940, санкционированная вотумом доверия французского парламента и с тех пор никогда не отменявшаяся никаким законным правительством. Мы считаем, что взятое Францией и ее союзниками взаимное обязательство не вести никаких переговоров и не заключать какого бы то ни было перемирия или мирного договора без согласия союзников должно выполняться.
Следовательно, мы считаем, что введенные в заблуждение лживыми заявлениями незаконного правительства или обманутые сбившимся с толку авторитетом, или стремящиеся использовать поражение в интересах определенных доктрин, французские власти, отказываясь от продолжения войны и препятствуя принимать в ней участие тем, кто от них зависит, глубоко ошибаются и не выполняют свой долг. Для нас наше право и наша обязанность состоит в том, чтобы не только бороться с врагом всюду, где мы можем его настигнуть, но еще и в том, чтобы вовлечь в борьбу все французские территории, все французские силы. Мы не претендуем ни на что другое, кроме как на то, чтобы быть французами, которые сражаются за спасение своей страны, выполняя данный ею приказ. Но на эту роль мы действительно претендуем со всеми вытекающими из нее последствиями, не отступая ни перед какими из них. Конечно, когда два года назад - об этом уместно сейчас сказать, - мы без оглядки бросились на выполнение своей национальной миссии, нам нужно было, во мраке наступившей ночи, принять на веру по крайней мере три момента. Прежде всего нам нужно было положиться на сопротивление Англии, оставшейся одинокой и почти безоружной перед натиском Германии и Италии, располагавшими максимумом своих сил. Нам нужно было затем верить в то, что алчные стремления врага неизбежно вовлекут в борьбу две другие великие державы - Советскую Россию и Соединенные Штаты, без участия которых невозможно представить себе окончательной победы. И, наконец, нам нужно было быть уверенными в том, что французский народ не примирится с поражением и что, несмотря на немецкое иго и вишистский дурман, наступит день, когда народ воспрянет, чтобы победоносно завершить войну.
Я думаю, что на нас не посетуют, если, говоря о трудностях нашей задачи, я несколько отвлекусь и с удовлетворением отмечу, что мы не ошиблись в своих надеждах. Мы явились свидетелями того, как Великобритания под водительством Уинстона Черчилля стояла твердо, как скала, несмотря на лавину воздушного вторжения. Мы были свидетелями того, как упорно и победоносно она вела величайшее в истории морское сражение, какие огромные усилия приложила на Востоке, в Африке, на Дальнем Востоке и как, наконец, она превратилась в грозный плацдарм для наступления. Мы явились свидетелями того, как русский народ и его армия под руководством Сталина за год непрерывных боев на фронте протяженностью в 2000 километров сломили бешеный натиск Германии и се так называемых "союзников". Мы видим, как Соединенные Штаты Америки, воодушевляемые Рузвельтом, трудятся над тем, чтобы свои гигантские ресурсы и свой благородный идеализм превратить в фактор военной мощи. Но мы видим также и то, как массы французского народа сплачиваются в рядах Сопротивления, что вынуждает врага и предателей удвоить свои репрессии и усилить свою лживую пропаганду, чтобы предотвратить возмездие.
Впрочем, все их усилия тщетны, ибо Сражающаяся Франция и Франция, которая готовится к бою, неотделимы друг от друга и составляют одно целое, столь же огромное, как вся нация. И мы громко, по-братски приветствуем сегодня наши доблестные боевые организации во Франции: "Либерасьон", "Комба", "Верите", "Франтирер", "Либерасьон насьональ" и другие. Мы шлем братский привет нашему дорогому и столь успешно борющемуся профсоюзному объединению, нашим университетским дружинам Сопротивления, их командирам, их бойцам. Во всеуслышание мы обращаемся к многочисленным французским патриотам, которые от своего имени и от имени своих друзей изыскивают тысячи разнообразных возможностей любой ценой оказать нам свое содействие, используя при этом самые необычные и самые рискованные пути. Во всеуслышание мы обращаемся к миллионам и миллионам французов и француженок, которые - мы это знаем - ждут лишь момента победоносного вступления на родную землю наших авангардов, чтобы встретить их со знаменами, украшенными Лотарингским крестом, и вновь почувствовать себя сынами и дочерьми великого народа, способного быстро воспрянуть от поражения.
Да, именно великого народа, который должен остаться великим как для себя, так и для других. Но разве он мог бы остаться таковым, если бы он был полностью повержен? Как и вокруг кого он мог бы вновь восстановить свое единство, если бы его бойцы не были для него символом его чести, источником бодрости, сосредоточением надежд? О, конечно, если бы этой войне было суждено закончиться победой врага, то все, что мы сделали, имело бы ценность не более чем красивого жеста и было бы проявлением предсмертной агонии великой нации. Но представим себе, какое будущее ожидает французский народ в случае, когда успех выпадет на долю партии свободы, если, удерживаемый недостойными руководителями, пребывающими в состоянии позорного нейтралитета, в итоге войны он окажется лишенным всяких прав, лишенным славы и лавров победителя. Недовольный самим собой, а следовательно, и другими, озлобленный тем, что его огромные страдания оказались напрасными и не снискали ему уважения, униженный своей непричастностью к победе, к какому расколу, какой полной анархии и беспредельному шовинизму неминуемо пришел бы этот народ? Люди, имеющие достойную сожаления смелость претендовать на то, что им якобы удалось сохранить национальное единство в условиях позорной капитуляции, это те люди, которые уже сейчас заняты подсчетом того, сколько полицейских, карательных и охранных войск им понадобится, какая система угроз, цензуры и наушничества должна быть установлена для того, чтобы создать вокруг себя хотя бы видимость общественного порядка. Нет уж, полноте! Национальное единство заключается только в борьбе, в благородных чувствах, в победе, и для нас, избравших борьбу, благородные чувства, победа, восстановление в ходе борьбы национального единства является первой из наших целей.
Однако среди страшных испытаний французская нация поняла, что существует один фактор, особенно важный для ее будущего и совершенно необходимый для ее величия. Этот фактор - Французская империя. Прежде всего потому, что именно она явилась первоначальной базой для возрождения Франции.
Не подлежит сомнению тот факт, что, используя средства, одно отвратительнее другого, иногда обманывая заграницу, Виши до сих пор удавалось поддерживать нейтрализацию значительной части наших заморских территорий. Но несмотря на это, Экваториальная Африка, Камерун, Новая Каледония, Новые Гебриды, Таити, французские владения в Океании, французские владения в Индии, Сен-Пьер и Микелон уже избавлены от оккупации. Несмотря на это, Сирийская и Ливанская республики, находящиеся под мандатом Франции и получившие отныне независимость, уже в ходе этой войны стали ее союзниками, которыми она дорожит и которые пользуется особыми привилегиями. Вот почему, сражаясь, Франция сумела не только сохранить значительные силы, но и удержать территории, где она остается вполне суверенной воюющей стороной. С другой стороны, обнаружилось и то, что, несмотря на неслыханное бедствие, постигшее Францию, население французских владений повсюду доказало ей свою беспредельную верность. Разве это не является лучшим признанием цивилизаторского гения Франции?
Вот почему французская нация осознала все значение своей миссии в колониях и глубокую солидарность, которая связывает Францию с ее империей.
Даже то прискорбное мужество, с которым войска, опутанные ложью Виши, защищают те или иные владения империи от Сражающейся Франции и ее союзников, является извращенным, но несомненным доказательством этой непреклонной воли французов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121