— Не верю! Ведь тогда что получается? Ведь тогда получается, что это все из-за меня! Значит, это я запустил необратимый процесс чудес в нашем поезде?!— Никто и не предполагал, что макет может такое сделать. У него цели и возможности гораздо уже, чисто научные. Результаты должны были обрабатываться на математической машине. И только по очень сложным критериям можно было извлечь какую-нибудь информацию. Да и то с малой степенью достоверности.Геннадий Федорович популярно объяснял идею работы макета. Уж я-то знал, для чего предполагали сделать такой макет. Только вот даже не мог предположить, что его сунут мне. Вот так чистый эксперимент получился! Значит, я сейчас со своими двумя детьми не только повод, а еще и причина всей этой чертовщины! Я и только я во всем виноват!— Макет должен быть пятиразового пользования. Он ведь работает все время, кроме, как я уже говорил, времени своего прямого предназначения. Например, электробритва… Побрился ты ею пять раз, пять раз макет выключается. А на пятый он должен выключиться вообще. Или ручка…— У тебя, Артем, ведь бритва не работает? — тихо спросил Степан Матвеевич.— Не работает, — ответил я с ужасом. — Сломалась перед самым отходом поезда. — Я невольно потрогал свою двухдневную щетину на щеках и подбородке.— Дай-ка сюда твою бритву! — довольно грубо потребовал Иван и, не дожидаясь, когда я передам ему футляр, сам схватил его и положил в карман своих брюк.— Тут ведь вот что можно сделать, — сказал Геннадий Федорович. — Тут, например, если наладить ее…— …и бриться всем по очереди до самого Марграда, — закончил фразу Иван. — Бритва пока полежит у меня в кармане!— Почему это? — не понял Геннадий Федорович.— Вы еще не знаете всего, что произошло в нашем поезде.— Да разве это аргумент?— Я покажу вам аргумент. Хотите?— Что нужно от меня этому товарищу? — спросил Геннадий Федорович, с недоумением глядя на меня.Я знал, что за аргумент припасен у Ивана.— Не надо, Иван.— Да, может, ваш макет вовсе и не в бритве смонтирован? — спросил Иван.Но он это говорил только для того, чтобы отвлечь внимание.— Пойдемте!Те трое поднялись с недоумением и недоверием, но все же пошли. На экскурсию повел их Иван! Осматривать двух детей, появившихся не совсем обычным образом.Через минуту комиссия вернулась. Она все еще ничего не понимала, но ей сейчас все объяснят. А тогда уж и нетрудно будет наметить программу счастливого возвращения поезда в Марград.Они еще что-то говорили, но я уже не слышал. Жизнь в том понимании, как я считал всегда, для меня кончилась. И начаться она уже не могла никогда!Я потихонечку пошел по коридору, остановился в Ингином купе, постоял немного, чему-то улыбаясь. Сейчас я наверняка походил на страдальца. Инга все так же лежала на нижней полке, обняв рукой девочку, странно спокойную и тихую. Она, кажется, и не плакала сегодня ни разу. Сын сидел на краешке полки и молчал. Он не играл, не ерзал, что было бы понятно для его возраста. Он сидел по-стариковски, даже немного ссутулившись… Зинаида Павловна, Светка и Клава, снова подурневшая, ставшая еще более некрасивой, чем была прежде, что-то говорили мне и друг другу, но я их не слышал. Я сел в ноги к Инге. Ни испуга, ни страха, ни ужаса не нашел я в ее глазах. Только одна беспредельная и вечная тоска.Я погладил ее по руке, прикоснулся к белому свертку, в котором находилась жизнь, совсем недавно, только несколько часов назад возникшая жизнь, потрепал сына по волосам, но он даже не повернулся ко мне. Потом я встал и пошел в тамбур.Я и забыл, что в тамбуре продолжают свой тягостный или примирительный разговор Тося и Семен. Но я был уверен, что не помешаю им. Меня теперь вроде бы как и не существовало уже.Я уткнулся в стекло противоположной двери и не увидел за ним ничего…Не знаю, сколько я простоял так…Меня словно кто-то окликнул. Я вздрогнул, пришел в себя и оглянулся. Хлопнула дверь за выскользнувшей из тамбура Тосей. За ней рванулся Семен, а за ним — я. Я просто подражал их действиям. Что-то произошло здесь, но я не знал…В нашем купе Тося приникла к груди Ивана, вжалась в нее. А Иван растерянно и молча гладил ее одной рукой по волосам, а другой словно отстранял ее от всех других. Семен стоял взбешенный и потрясал кулаками. Но тронуть ни Тосю, ни тем более Ивана он не решался.Вот так объяснение в любви! В любое другое время я бы искренне порадовался счастью Ивана и Тоси. Я и сейчас радовался. Радовался! И Иван и Тося были очень симпатичны мне. Но только ведь справедливый Иван не допустит, чтобы из-за него фирменный поезд болтался черт знает где. Иван просто посадит Тосю и спокойно объяснит, что сейчас этого делать нельзя. А потом он, может быть, бросится под поезд, потому что ему не вынести этой пытки. Но сначала он все-таки сделает по справедливости, для других.Все молчали. Бесился и кричал лишь Семен. А Иван все не выпускал Тосю. Да что с ним?! Ведь не нарочно же он это! Ведь знает же он, к чему приводят в нашем поезде такие непреодолимые желания! Ведь он совершает преступление перед пассажирами фирменного поезда, похожее на то, какое совершил я.— Иван, — сказал я тихо.— Так надо, — слегка кивнул он мне. — Так надо…Так надо? Да зачем же так надо? Ведь теперь не только я, но и он будет причиной, ну пусть не причиной, но уж наверняка поводом для блужданий поезда! Неужели он этого не понимает? Или… или… или это он нарочно? Чтобы разделить со мной вину, чтобы облегчить мою совесть! Ива-ан… Да разве можно брать такое на себя? Ведь у меня это получилось, когда я ничего не знал. А ты ведь уже знаешь все! Неужели ты идешь на это сознательно?Тося вдруг резко оттолкнулась от могучей груди Ивана и повернулась лицом к нам. Обращалась она к Семену, но слова ее предназначались всем:— Да! Да! Я люблю его! Люблю!— Я тоже люблю тебя, Тося… — сказал Иван тихо и положил на столик бритву. Мою сломанную бритву.Теперь ее мог взять любой. Любой мог наладить ее, включить и начать бриться. Аж до самого Марграда…— Да?! Да?! — закричал Семен. — Ты так?! Ты так?!Он бросился что-то доставать на верхние полки. Вниз полетели свертки, коробки, еще что-то. Семен, словно не помня себя, в каком-то исступлении все бросал их и бросал на пол и столик. Много, однако, у него было еще припасено там. Потом он соскочил на пол и начал с криком «Вот! Вот!» выбрасывать все в открытое окно.— Вот! — зло сказал он, закончив свою работу. — Вот! Ты этого хотела! Получай! Этого ты хотела! Все там, все!— Я не этого хотела, Семен…— Не этого?! Знаю я, чего ты хотела…Семен немного поостыл, устал.— А! Идите вы все… — И он мрачно сел в угол свободной полки. Похоже, что Семен понимал, что произошло. Понимал даже, что теперь он ничего не вернет назад. И страдал. Наверное, Семен очень любил свою Тосю.— Теперь уж нет, — тихо сказала Тося и пошла в купе Инги. 44 Все молчали. Кто растерянно, кто многозначительно. Не знаю, сколько бы продлилось это молчание, но тут в вагон ворвался неутомимый Валерка. Вид его был красноречив. Валерка наверняка совершил очередной геройский поступок.— Задание выполнено, — отрапортовал он. Его даже не смутило присутствие в купе незнакомых людей. — Все сделали, — сказал он уже менее восторженно.Но теперь некому было спрашивать Валерку. Я и Иван не имели права. Степан Матвеевич готовился к отходу в другую реальность. Валерий Михайлович стоял с испуганным видом, да и вещи его снова беспокоили, давили или врезались в тело. Семену теперь вообще на все в жизни было наплевать. Комиссия впервые видела Валерку и не знала, что за задание он выполнил. Да и не было, собственно говоря, у него никакого задания. Валерка делал то, что считал нужным.— Какое задание? — спросил Федор.— Ну это… чтобы пассажиры не выдумывали ничего такого сверхъестественного. Не мечтали чтобы до Марграда… Мы и посты везде расставили. Методику работы продумали. Заговариваем, так сказать, зубы… А что? Что-нибудь изменилось? Не нужно было этого делать?— Да нет, — сказал Федор. — Молодцы вы. Все правильно сделали. И как поезд, идет уже по расписанию?— Не совсем, но догоняем… По крайней мере, мы идем по Западно-Сибирской низменности, как и должно быть.— Это хорошо, — сказал Федор. — Значит, приедем…— Дело в том, Валерий, — сказал я, — что мы все равно никогда не приедем в Марград, потому что у нас с Ингой здесь двое детей, появившихся странным образом. И из-за этого поезд будет вечно метаться по железным дорогам.— Ну и что, что двое детей? — Валерка смутился. — Ну и что, что двое? Двое и должно быть в семье. Даже две целых и три десятых в среднем. Я читал.— Да ты все ли понимаешь, Валерий?— Понимаю. Раз Инга любит тебя, почему бы у вас не быть детям?— Так ведь и ты ее любишь! — нанес я запрещенный удар.— Я?.. Да… А что?.. Ну и я тоже… Так что же из этого? Я не понимаю, простите.— Это ты прости меня, Валерий. Я что-то не то сказал. Но все равно мы никуда не приедем.— Валерий, — сказал Иван, — я вот только что перед твоим приходом сказал всем, что люблю Тосю.— Ну и что?— Да все то же…— Ну и люби себе на здоровье!— А другим?— Что другим?— Себе на здоровье, а другим?— Да какое дело другим! — вспылил Валерка. — Что тут могут сделать другие?!. Я понимаю, понимаю. Я все отлично понимаю. И вы тут напрасно думаете… — Он вдруг начал пятиться, потом повернулся и убежал в другой вагон.Конечно, Валерка не мог сидеть без дела. Вся жизнь его была в хороших и полезных делах.— Вот эта самая бритва, — сказал Иван и залез на свою полку в соседнем купе.Все, он больше не желал принимать участия в этой лотерее.Степан Матвеевич вдруг поднял мутные глаза и выдавил из себя хриплое:— Год, число, месяц?— Второе августа тысяча девятьсот семьдесят пятого года, — сказал я и постарался усадить его поудобнее. — Реальность самая что ни на есть настоящая.Вот он-то пожертвовал своим счастьем и теперь снова был в своей многомиллионной и страшной жизни.Валерий Михайлович хватал посиневшим ртом воздух. Ремень, что ли, перетянул его дальше невозможного? Он тоже согласился вернуться в свою многотрудную жизнь.— Академики, занимайтесь спортом! — бросил клич писатель Федор.Где-то пыталась не вспоминать свою семью Зинаида Павловна и наверняка снова помогала кому-то.Вообще-то я сдался… Ну не то чтобы сдался, а просто отдал себя на суд пассажиров. Уж справедливый Валерка наверняка через своих бойцов объяснит всем, что теперь им нужно делать. Может, и делегация какая придет. Я не скажу и слова против, даже не подумаю возражать. Я просто буду сидеть рядом с Ингой, и все… Будет так, как будет.А комиссия пусть тут решает, что к чему. Пусть связываются с Академией наук, пусть сбрасывают десанты и продукты, пусть вычисляют на математических машинах дальнейшую судьбу нашего поезда и его пассажиров. Пусть они что хотят, то и делают. «Мозговой центр» нашего поезда распался. И уже пришли другие люди на наше место. Я бы сейчас не удивился, если бы все дело спасения поезда возглавил Валерка. Ему бы подошло руководить и спасать человечество. А попутно он бы объяснил ему, в чем оно, право, и где совершало ошибки. Пусть… Все пусть… Все, все, все!Я повернулся и пошел в последнее купе, где еще совсем недавно с такой радостью и желанием пели веселые песни, где выделялся красотой и силой голос Инги, где все были счастливы, а если и не все, то все-таки не так, как сейчас…Придерживая моего сына при толчках поезда, лицом ко мне сидел товарищ Обыкновеннов. Лицо его было печально. Он, как и всегда прежде, сидел в наглухо застегнутом пальто и надвинутой на глаза велюровой шляпе. А глаза его словно говорили: «Будьте любезны…»Тетя Маша остановилась перед ним и уставила кулаки в бока.— Ваш билет, гражданин! — решительно потребовала она.Вот ведь… Билет надо тете Маше, и все. Хоть лопни все вокруг, но только по билету, приобретенному в кассе законным путем.— Будьте любезны, — ответил товарищ Обыкновеннов, полез куда-то во внутренний карман, долго искал там билет, потом словно вспомнил что-то, просиял весь, снова плотно застегнул пальто, снял велюровую шляпу, разлив при этом по купе мягкий золотистый свет. Вокруг его головы сиял небольшой нимб. Тетя Маша терпеливо ждала. Уж теперь-то этот безбилетный пассажир от нее никуда не уйдет. Чувствовала это тетя Маша.Но товарищ пришелец вовсе не нимб собирался демонстрировать нам, а искал билет, который был заложен за подкладку шляпы.— Будьте любезны, — повторил он и протянул проводнице железнодорожный билет, и, судя по лицу тети Маши, совершенно нормальный. Проводница долго исследовала кусочек картона, смотрела сквозь него на нимб пришельца. Ясно. Во всем происшедшем сейчас ее более всего удивило наличие настоящего билета у потенциального «зайца».— Хм, — сказала она и, крепко зажав билет в кулаке, пошла укладывать его в специальную кассу.Товарищ Обыкновеннов водрузил шляпу на положенное ей место, и сияние в купе погасло.Я не смотрел на Ингу, хотя и знал, что она не спит. Ладно… Я скажу ей что-нибудь потом… если только найду в себе силы. Я должен был найти в себе силы!— С диссертацией у меня совсем ерунда получается, — осторожно начал товарищ пришелец. — Вот в Марград еду на повторное рецензирование…— А что так? — спросил я без всякого интереса.— Психологию людей в своем труде не учитываю. Даже не то чтобы не учитываю, а просто до сих пор не понимаю.— Да что же тут понимать, — удивился я.— Ну не скажите, — возразил товарищ Обыкновеннов. — Я ведь многое повидал… Логика! Логика поставлена во главу угла психики гуманоидов. Пусть двоичная, троичная или статистическая, но все-таки логика. И так было везде. И тогда, когда я был лишь капитаном грузового звездолета, и позже… пока наша экспедиция не нашла Землю… Нет, нет. Я вовсе не проклинаю тот момент, когда мы наткнулись на еще одну цивилизацию гуманоидов… Нет, конечно. Я рад… хотя мы и потеряли всех «носителей истины»… Хотя мы и не продвинули ни на шаг вперед вашу цивилизацию… Но мы старались. Уверяю вас. Мы сделали все, что могли. И не наша вина, что так получилось. А только лишь ошибка. Разве мог кто предположить, что ваша цивилизация основана на отсутствии всякой логики.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29