Я его заметил сразу и еще глубже погрузил уши в ледяную воду, так как справа и слева от пожилого хрена виднелись зыбкие серые пятна, штук пять или шесть. Тощие пятна сутуло перемещались по земле, опустив звериные морды, и думали, должно быть, о том, что неплохо бы сейчас закусить свежей старушатинкой. Эти зубастые ребята уже давно учуяли Корчалин запах – и, когда пожилой патрон взмахом руки повел их из засады к реке, волки предельно обрадовались.
Я тоже немного обрадовался: я сидел в воде и надеялся, что мой собственный запах До того берега не дотягивает. Да и зачем: я не имею к происходящему никакого отношения. Сидит себе человек в холодной воде, никого не трогает, починяет примус. Корчала возьмет сапоги, волки скушают Корчалу, а я встану, отряхнусь, попрощаюсь с Чурилой и пойду себе домой, в княжество Опорьевское. И не нужно мне никаких кроссовок…
Пожилой хрен в плаще навис над обрывом – и волки тоже замерли, готовясь к прыжку. Медленно расправились складки плаща, начальник Чурилиной охраны простер над водой тонкие руки по направлению к слепой мадам…
– Замрись, Кор-р-р-чала-а!!! – гулко врезало по нашему берегу звуковой волной, и речные волны упруго качнули меня, захлестывая с головой, – разом, как по свистку, ушли с обрыва в воду шесть водоплавающих серых хищников, узкие холодные торпеды. Мужик на берегу громко и нагло засмеялся – обернувшись, я увидел радостное бородатое лицо с черной щелью смеющегося рта, – а ниже, рассекая течение, приближались к нам скользкие точки волчьих голов.
– Смирись, Кор-р-р-чала-а!!! – не унимался темный чародей на том берегу, картинно задирая конечности к утреннему небу. Старушенция, немного не дотянувшись до заветной Чурилиной обуви, суетливо Дернула плечами и обернулась к воде. Блеклый взгляд скользнул поверх моей головы – и потемнел: мелко всплеснув руками и покрываясь пыльной известью, старуха рывком втянула голову в перекошенные плечи, чепец соскользнул на лицо – и вот гладкий и холодный валун бесшумно упал в траву в полуметре от спящего Чурилы.
Хорошо замаскировалась бабулька – в детстве, наверное, была партизанкой. А волки-то плывут… крокодилы тайги, да и только. Напрасно, напрасно выбросил я свою кольчужку…
Мои размышления были прерваны всплытием дружинников. Эти парни сидели под водой метрах в двадцати от моего холодного тела и, натурально, дышали через тростиночку. То есть совсем как в хрестоматии. Когда они встали на ноги, высвобождая навстречу опешившим волкам свои гордые клинки, тростинки по-прежнему торчали в зубах, как гаванские сигары. Мокрые подводные дружинники смотрелись очень колоритно с этими сигарами – они были все в броне, в шлемах и даже со щитами. Только мокрые бороды торчали поверх кольчуг. Их было всего четверо – но волкам этого показалось достаточно: водоплавающие хищники притормозили и, нервно оглядываясь, стали клацать зубами и обдумывать обстановку.
Судя по всему, Корчала привела дружинников с собой на случай засады – и теперь бронированные мужики с широкими улыбками шагнули глубже в реку – поближе к деморализованным волкам. Я с любопытством перевел взгляд на пожилого хрена на противоположном берегу – и с удивлением обнаружил, что волшебник в плаще ничуть не растерялся, увидев дружинников. Он еще выше взмахнул руками, тряхнул узкой бороденкой – и новый волчий отряд выступил из сосновой чащи к обрыву. Резко полоснуло воздух незнакомое слово на чужом языке, и свежая дюжина зубастых торпед обрушилась в воду – в черных брызгах грязной воды, в мутных заворотах пены змеисто заблестели мокрые длинные спины. Землистые фрагменты высокого берега шумно обрушились в реку вслед за волками, и – как будто отшатнуло поднявшейся волной веселых ребят с обнаженными мечами… Еще одно отвратительно-незнаемое слово – и сверху, из-под сосновых вершин, между взметнувшихся в небо рук темного волшебника, с треском распарывая воздух, метнулось вниз что-то узко-крылое и звенящее на лету, какая-то жестяная птица… Стремительно, сразу опередив плывущих волков, по касательной упало к воде – один из дружинников тяжко махнул мечом – тускло блеснул клинок навстречу летучему телу, и – р-раз! – ломко распалось лезвие, а парень в броне припал на одно колено в холодную воду…
То ли скучно мне стало, то ли холодно – перестал я наблюдать за происходящим. Позади уже загремели мечи по волчьим хребтам и заскользили зубы по стали доспехов – а я был на берегу и приближался к камню, на котором, по-прежнему безмятежно, спал Чурила. Вот они, колеблющиеся в воздухе сапоги – а вот и валун, в который превратилась милая старушка. Перепрыгнуть через него – и я у цели.
Моя мнительность меня когда-нибудь погубит. Я слишком вежливый человек, чтобы побеждать: приблизившись к окаменевшей старушке, я так и не дерзнул перепрыгнуть через нее. Честно признаюсь: в детстве я был даже неплохо воспитан и никогда не перепрыгивал через старушек. Если они попадались на пути или начинали путаться под ногами, я просто вежливо обходил их. Так и теперь: не добежав до Чурилы каких-нибудь три метра, я отшатнулся от притворявшейся камнем Корчалы – и потерял драгоценное время. Обогнув наконец серый валун, я протянул пальцы к Чурилиным ногам – и увидел… босые пятки, бессильно поникшие к земле.
Кто-то уже разул спящего божка.
Этот «кто-то» со страшной силой удалялся вверх по склону. Я хорошо разглядел крепкую спину незнакомого конкурента, его белобрысую голову и даже мелькающие босые подошвы. В левой руке удачливого парня болтались Чурилины сапоги – я хрипло вздохнул и устремился вослед. С парнем приходилось считаться – кроме рваных штанов, на нем ничего не было, что указывало на принадлежность к благородному семейству голопузых воров-одиночек. Это вам не изнеженный Рогволод – такой парень способен на любые гадости. По себе знаю.
Парень бежал не оглядываясь; я заметил, что вся его спина иссечена косыми сизыми полосами – словно от удара кнутом. Любопытная деталь… Конкурент держал израненную спину ровно, как спортсмен, и только короткие коленвалы ног размеренно и яростно наяривали по траве, по песчаным проплешинам, по камням… Приятно смотреть, честное слово, на такую культуру бега. Сразу чувствуется профессиональный беглец.
Тут поверх моего плеча что-то шумно пронеслось, бодряще обдавая ужасом – длинная стрела в клочьях оперения. «Постреливают», – подумалось мне, и я почувствовал, что перехожу в подпространство: ноги заработали так быстро, что показалось, будто бегу на месте. Только бы не споткнуться, подумал я, с радостным удивлением наблюдая, как сокращается расстояние между нами: крепкая спина конкурента потно блестела уже совсем близко.
Не оборачиваясь, белобрысый парень внезапно притормозил, скользя ногами по траве и цепляя бурьяны пальцами, – и тут же снова выпрыгнул в сторону, изменив направление бега. Задумавшись о чем-то своем, я прозевал этот маневр и проскочил мимо – только ветер в ушах прогудел. Метров десять этот тип отыграл. Обидно.
Глупо, но мы теперь бежали обратно к реке – а навстречу крейсировал, глухо бренча нелегкими доспехами, один из дружинников. До него было метров сто; то и дело припадая на одно колено, он пулял в нас стрелочками, рассчитывая, видимо, на свою меткость. Уж не знаю, кто ему сказал, что он неплохо стреляет. Я бы не сказал.
Заметив дружинника, исхлестанный нахал с обувью в руке вторично изменил курс, направившись по касательной к берегу – снова замелькали под ногами валуны. Бегло оглянувшись, я увидел чуть поодаль по-прежнему недвижное темное пятно спящего Чурилы на камне, а вокруг – кровавые танцы с волками. Волчий вой стоял в воздухе, и мне показалось, что дружинники держат ситуацию под контролем. Молодцы ребята.
Подлый конкурент заплескал босыми пятками по воде – мальчика тянуло в реку. С разбега – обеими ногами вперед – он сиганул в водоем, мгновенно скрылся с головой в росплесках пены, тут же снова поднялся и, косолапо рассекая бедрами тугую жидкость, неутомимо забарахтался вглубь, к дальнему берегу. Заглядевшись на его упражнения, я не заметил, как валуны под ногами кончились и – у-ух! – ноги сами толкнулись о берег, выстреливая меня в воду головой вперед, как огромную озверевшую щуку.
Парень, видимо, не умел плавать и стремился пересечь протоку вброд. Но я-то плавать умел и немедля воспользовался этим профессиональным навыком. Погоди, ворюга, я тебе покажу, как у людей законные сапоги красть! Ну народ, а? Среди бела дня лапти спер!
В два-три мощных гребка я почти нагнал похитителя. Минута – и обувь будет возвращена законному хозяину, то есть мне. Но… тут стало ясно, что парень больше не хочет убегать. Ошалело цепляясь руками за податливую воду, он стал тихо оседать, хрипя и роняя в жидкость драгоценные лапти. «Никак, стрелой помогли?» – подумалось мне, и глаза зашарахались вокруг – откуда?
Нет, не было никакой стрелы. Парень присел просто от удивления. Слабое у мальчика сердце, непривычное к реалиям жизни. Вот я, например, ничуть не удивился: подумаешь, кинг-конги на водопой пришли. Невидаль какая!
Спокойно и самоуверенно, загребая землю волосатыми лапами, мелко, по-обезьяньи перепрыгивая с камня на камень, вниз по откосу противоположного берега спускались два кинг-конга. Серая среднерусская грязь плотно покрывала их седоватые потные шкуры, а животные глазки угрюмо и пренебрежительно царапали по окрестностям в поисках противника. Один из приматов, постарше и покрупнее – метра два в высоту, – тащил за собой по земле длинную дубину с железным рыбьим крюком на конце. Очевидно, это была его любимая игрушка – никогда он с ней не расставался. Второй паренек, черно-рыжий и прямостоячий, напоминал скорее гоблина, чем гориллу, – возможно потому, что опирался на толстый заостренный шест.
В школе я был невнимательным учеником. Я плохо слушал учителя ботаники и не знал, что в русской тайге водятся крупные человекообразные обезьяны. Настолько крупные, что самому Майклу Джордану впору. Настолько человекообразные, что даже кольцо в носу блестит – у того, который поглавнее.
Парень впереди меня так обрадовался, увидев знакомые лица на том берегу, что даже начал слегка тонуть. Стоит ли говорить, что я пришел на помощь. Протянув твердую руку, я избавил мальчика от тяжести сапог, которые отягощали его движения и могли привести к несчастному случаю. Влажная кожа волшебных лаптей тепло скрипнула в пальцах, и я почувствовал, что мы созданы друг для друга.
Я был почти счастлив в эту минуту – но приматы на том берегу заметили это. И немудрено – нас разделяло метров двадцать, не больше. Вот так всегда: чуть повезет, сразу какая-нибудь обезьяна осложняет жизнь.
Снежные люди на дальнем берегу одновременно глянули на нас в две пары оловянных гляделок и замерли, медленно оценивая обстановку. Я решил помочь им.
– Хороший, хороший мальчик, – напряженно сказал я ближайшему из приматов, непроизвольно отступая по скользкому дну и пряча за спину волшебные сапоги. – Милая, симпатичная мартышка! Хочешь банан?
Кажется, мартышка ненавидела бананы – кинг-конг злобно тряхнул головой и, зверея, начал медленно подниматься, задирая передние конечности.
– Э-эрр-ры-ры! – внятно сказал он и, перекосив нижнюю челюсть, обнажил клыкастые десны. Кажется, нахальный конкурент не зря повалился в воду от избытка эмоций: тут, и верно, было на что посмотреть человеку постороннему. Мои опасения скоро подтвердились: шумно затрещали кусты на верху обрыва, и на сцене появился уже знакомый читателю старый хрен с тощей смоляной бородкой и длинным горбатым носом – складки дорожного плаща цеплялись за ветки, и бородатый дяденька был раздражен. Он стремительно выбежал на край обрыва (и так отстал порядком от своих вооруженных обезьян) – закачался, хватаясь рукой за кусты над водой, быстро все увидел, все понял – и почти успокоился. «Чур побери этих голодранцев» – он посмотрел на меня и на тонущего нахального паренька с нескрываемой досадой. «Сапоги все ж таки увели, волки позорные! Ну ничего, сейчас я вас поимею», – явственно прочиталось в его взоре, и я смутился.
И ведь поимеет! – подумалось мне. Оставив неопытного белобрысого конкурента наедине с кинг-конгами, я без лишних слов повернул обратно – к пологому берегу. Даже с головой нырнул, чтобы мозги охладить. Любопытно: я ведь в детстве никогда не любил обезьян. Даже в зоопарк не ходил, а все больше в зал игровых автоматов. Как чувствовал, честное слово.
Вынырнув из воды у самого берега, я искренне пожалел о том, что увидел. Красиво перепрыгивая через валуны, с другой стороны к реке в едином порыве приближались три Корчалиных дружинника – покрытые волчьей кровью и разгоряченные погоней. Четвертого они, видимо, оставили на поле боя – сторожить волчьи трупы. Энергично набежав на берег, спецназовцы посыпались в реку как поезда под откос. Их появление было встречено тревожным ревом орангутангов и глухими матюками волшебника в плаще. Парни надвигались красиво – от горячих доспехов зашипело паром, и по течению немедля пролегли темные кровяные полосы: волки все-таки покусали этих мальчиков…
– Хэ-бо! – нервно выдохнул боевое заклинание бородатый волшебник, и позади меня что-то тяжкое дуплетом бухнуло в воду, подламывая берега. Это двухметровые приматы стронулись в атаку, и навстречу им раздались агрессивные кличи спецназовцев, перемежаемые нецензурщиной.
Стараясь не вмешиваться в чужие разборки, я попытался вежливо уплыть куда-нибудь прочь. Но – один из дружинников (по синеющему взгляду в прорези личины я узнал паренька, на бегу пулявшего в нас стрелочками), страшно ругаясь и поспешно вытягивая из ножен короткий меч в масляных разводах волчьей лимфы, захрипел, указывая на меня:
– Эво, братцы! Сапоги-те – у парня! Дер-р-жать гада! За спиной уже неприятно и жарко пахло обезьянами, а прямо перед носом угрожающе плеснуло наискось лезвие меча. Взвесив свои воровские шансы, я закусил губу (чтобы не расплакаться) и – выпрыгнув из речки по пояс, мощным взмахом накачанной конечности запустил драгоценные сапоги в воздух, метров на десять над головами…
– Ух ты!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77