https://wodolei.ru/catalog/dushevie_poddony/arkyl/
Более того, по их лицам было видно, что они раздражены поведением Вышградского князя, повелевшего их ладьям пристать к берегу у деревни Санды, довольно никчемной в торговом отношении.
Наиболее дерзко вел себя самый молодой из купцов, чей голос («Что за напасть! Дожидаемо уж битый час от князя прощания!») был слышен еще на лестнице. Переводчик Дормиодонт Неро, молодой дружинник, выучившийся русскому во время веселых пирушек в Престоле, вошел последним, на всякий случай придерживая у бедра недлинный меч в ножнах. Я заметил, что Неро то и дело поглядывал на молодого коммерсанта с явным недоверием. Купцы встали у стены, оглядывая мои апартаменты – разумеется, скромный интерьер деревенской избы не произвел на них никакого впечатления.
Самый старый (и, видимо, хитрый) из гостей, стащив-таки с напомаженной плешивой головы не по-летнему толстую меховую шапку, вышагнул вперед и слегка поклонился. Чуть прикрывая глаза, чтобы не смотреть на князя с видимым небрежением, он заговорил – и я впервые услышал здешнюю речь.
– Подколенному князю Лисею Грецкому от братчины нашей купецкой поклон…
Дормиодонт перевел приветствие на греческий, но я и так прекрасно понял купца. Гость говорил неуважительно. Он не отказал себе в удовольствии подчеркнуть в обращении мой статус «младшего», подчиненного князя – по отношению к великому князю Престольскому, который даровал мне вотчину. Имя «Лисей», производное от Алексея и напоминающее о рыжем хищнике, я тоже запомнил. Мрачно насупившись, я помолчал с минуту.
– Взаимно, – сказал я по-гречески.
– Обостранно, – мгновенно перевел Неро. Купцы кивнули и заставили себя выжидательно улыбнуться – князю полагалось первому заговаривать о деле. Я решил, что не буду пока упражняться в местном наречии – пусть гости думают, что новый вышградский властитель не разбирается в стилистических интонациях, потерянных в прямолинейном переводе Дормиодонта Неро.
– Спроси-ка, дружинник Неро, как у этих бородатых свиней продвигаются их коммерческие дела. Мне это правда интересно, – медленно выговорил я, поеживаясь в прохладных складках плаща и размышляя о новой порции смородинового меда.
– Князь пытает, како гостям добыча идет. Много ль терету, важна ли выгода?
Старый купчина переглянулся с товарищами, скривив лицо в иронической улыбке.
– Эхма! Да уж какие нам выгоды! По рекам уж и не пройти без запинок. Всякий люд норовит остановку учинить. Не то разбитчики наступят, а то князь какой…
Дормиодонт перевел купеческую жалобу, аккуратно опустив упоминания о князьях, чинящих несчастным коммерсантам препятствия в пути. Я двинул бровью:
– А что ж они, нехристи, мимо нашей деревни проплыть собрались? Или у нас торговать нечем? Ну-ка, полюбопытствуй.
Неро полюбопытствовал, честно передав слово «нехристь» как «поганый». Купцы обиделись, и самый молодой, сильно побледнев, выкрикнул в мою сторону:
– На твое опало , князь, несгодно приставати! Уж не взогневай на нас, однако в твоей-то деревне и клинца не продать. Стожаровым умыслом до Ростка-града вспенимся по Керженцу, опосле и до Властова доберемся. Тамо терет и сбросим…
– Этот щенок жалуется, что к нашему берегу приставать не выгодно, – быстро перевел Неро, сжимая рукоять меча и искоса поглядывая на купцов. – По его словам, здесь и гвоздя не продашь. Негодяй намерен идти вверх по течению Керженца до Ростко и Властова, а там продать все в несколько дней.
Старший купец, заметив нервное движение руки Дормиодонта к оружию, поспешил замять дерзость компаньона.
– Ох и тяжко ныне братчине нашей, князь! – суетливо заговорил он, перебирая в пальцах шапку. – Разбой пути не дает, что ни ночь – разбитчики накатывают, лодьи жгут, людей стреляют! Донешние годы еще терпеливо было, а нонче летом совсем распоясались злодеи… Уж придумали мы теперь растурно по реке ходить, чтобы неприметней было, и купчишек учим из луков-то стрелять… А все одно – разбой-то сильный в этих краях! Уж если срести вора Мстиславку Лыковича или Посвиста-княжича из Опорья – пиши пропало! По Влаге-реке идешь – богат и чиковат , а по Керженцу прошел – гол и шиш стал!
Я прислушался. Купец говорил правду – я заметил, что его товарищи тоже перестали улыбаться, подавленно опустив головы. Впереди у каждого из них была еще одна страшная ночь: мертвая вода под днищем ладьи и с обеих сторон – невидимые берега. В любой момент из темноты – удар горящей стрелы, пожар и разбойничий свист, плеск весел и тени абордажных лодок.
– Расслабь пальцы правой руки, десятник Неро, – сказал я и привстал со скамьи. Звенья цепи расправились и просияли на груди, и тут же удивление мелькнуло в глазах старого купца – он только теперь понял, что это золото. Я улыбнулся гостям: я уже знал, как с ними разговаривать. Мне стало смешно: я вспомнил фразу из школьного учебника истории ( 44 – Становление власти удельных князей на раннем этапе феодальной раздробленности) : «Купечество всегда становилось важнейшим социальным союзником князя в борьбе за сильную централизованную власть».
– Переведи им, Неро, что я предлагаю купцам договор. Я готов гарантировать им охрану от разбоя и свободный проход по рекам на территории моего княжества. В случае разграбления каравана я возмещаю из казны все убытки. Наши воины сопровождают торговые суда вплоть до границ княжества, а за отдельную плату и далее.
Неро быстро глянул в мою сторону, словно переспрашивая.
– Переводи. И скажи от себя, что у князя Вышградского достаточно войск, чтобы сдержать свои обещания.
Дормиодонт начал говорить, а я сделал шаг к окну, повернувшись к купцам в профиль. Теперь необходимо, чтобы торговцы поверили в мою силу. Неплохо бы собрать у входа в терем гвардейский десяток Варды в полном вооружении, с перьями и значками на копьях! Да и княжьи покои могли быть побогаче… Образ сильного властителя – вот главное, что мне теперь нужно.
Купцы не дослушали Дормиодонта. Едва он произнес первые слова насчет договора, они заговорили между собой – сначала тихо, краткими фразами, все еще вежливо поглядывая то на меня, то на переводчика, – а потом все громче. Кажется, они спорили.
– Верно ли услышали мы, будто князь Вышградский готов воински люди свои на наши лодьи сажать? А верно ли сказано про возвратное добро, ежели лодьи пожгут? – Молодой купец, кажется, воспринял мое предложение с наибольшим энтузиазмом. Он уже потирал руки от возбуждения – и вдруг хитро прищурился: – А… силы людской довольно ли у князя будет?
– Пусть не беспокоится об этом, – по возможности надменно произнес я. – Спроси у него, Неро, сколько человек он хочет от меня на каждую лодью.
Молодой хотел троих, но старшие товарищи набросились на него, призывая быть экономным. Старый купец (я расслышал его имя – Путезнав) так разволновался, что даже вновь нахлобучил на голову шапку, забыв о правилах приличия. Очевидно, в шапке ему ловчей думалось.
– Много ли князь желает получить в дело за охрану? – спросил Путезнав, выпячивая в мою сторону рыжую промасленную бороденку. Все купцы как-то разом притихли, стараясь не смотреть мне в глаза и напряженно вслушиваясь. Я не стал их разочаровывать.
– Много, – честно сказал я. – Но и взамен предлагаю полную гарантию сохранности грузов. Решайте, что вам выгоднее: гореть от разбойничьих стрел или цивилизованно оплачивать законной власти ее расходы на вашу безопасность.
Путезнав прищурился, оглянулся на товарищей, вторично сорвал с плеши шапку, подбоченился и заявил:
– По гривне сребряной плачу с лодьи. – Трое купцов позади него синхронно вздохнули, словно пораженные масштабом цен. – По моему изумлению буде тако: я князю плачу гривну с кормы, а князь погоду заключает со мною, да быть ему будну супротив разбою. Кроме того, князь силою своей пресече буну всякую злочинную и западню воровскую…
Я рассмеялся. Я пока не знал, что такое серебряная гривна – много это или мало. Зато я прекрасно знал, что с купца можно и нужно взять в три раза дороже.
– Переведи этим наивным предпринимателям, любезный Неро, что по моим условиям они заплатят в княжескую казну три серебряные гривны с каждой кормы плюс десять процентов от общего размера братчины после продажи товара. – Я опустился на скамью и неторопливым движением руки приблизил кувшин с медом. – И объясни им, что князья не любят торговаться. Это мое последнее слово.
Купцы чуть не накинулись на несчастного Дормиодонта с кулаками, когда он (не без некоторого злорадства) сообщил им мои условия контракта. «По три гривны на корму – курам на смех! Да я лодью продам за три гривны!» – наперебой возмущались они.
– Княжье дело буде гривны три, да десятина с выгодной братчины, – медленно говорил меж тем Дормиодонт, слегка касаясь пальцами рукояти меча. Мне стало немного не по себе, когда я увидел, как бешено двигаются у него желваки под кожей – он был раздражен поведением этой варварской толпы.
Купцам было явно жаль трех гривен. Они продолжали шуметь, обсуждая дело промеж собой и гневно поглядывая в мою сторону, – наконец, разгоряченный Путезнав, вынырнув из толпы товарищей, заявил, что братчине необходимо поразмыслить над княжьим словом. «Уж больно ты крут, господине, – покачал он головою. – И хочется с тобой сладить, а едва ли выйдет». Деловые люди тронулись к выходу, даже забыв со мной попрощаться.
– Даю вам время до вечера! – выкрикнул я им вослед, позабыв о том, что не умею говорить по-русски. По счастью, разволновавшиеся купцы не заметили этой оплошности. Зато оторопевший Дормиодонт Неро уставился на меня так, словно на лавке сидел уже не князь Геурон, а некий проходимец, колдовским обманом занявший его место.
– Успокойтесь, Неро. Это одна из немногих фраз, которые я успел выучить, – поспешно сказал я по-гречески.
Говоря по совести, я не был вполне доволен ходом переговоров с купцами. Кажется, мы заломили слишком высокую цену за свои услуги. Хотя… мне показалось, что молодой купец, уходя из горницы, как-то странно подмигнул мне, довольно улыбаясь… Может быть, он готов заключить сепаратную сделку? Что ж, подождем до вечера.
– Дружинник Неро, подай мне письменные принадлежности, – сказал я, приближаясь к вожделенному сосуду на столе и раздумывая над тем, как много смородинового меда можно выпить до вечера, если быть князем и ни в чем себе не отказывать. – Положи на стол. Ты свободен до вечера: скажи Варде, что я отпустил тебя отдохнуть. Хотя нет – у меня к тебе новое секретное поручение. Прогуляйся в деревню и узнай, хороши ли местные девки. Утром доклад мне на стол, понял?
* * *
ЗАПИСКА №4 ДЕСЯТНИКА ВАРДЫ ГОНЧЕГО КНЯЗЮ АЛЕКСИОСУ ГЕУРОНУ
(немедленно передать):
"Высокий господин мой!
Срочное сообщение получено от дозорного отряда, исследовавшего юго-восточную дорогу на Золисту Похоть и далее к Ярице. Сегодня около четырех часов пополудни большая группа жителей деревни Золиста Похоть (всего около 100 крестьян-узолов) собралась за околицей своего села, обсуждая страшную новость. Некий путешественник, побывавший совсем недавно в святилище Мокоши на реке Санде, рассказывал, что видел бездыханное тело старухи по имени Колута. Колута обреталась при святилище в качестве жрицы, посему гибель ее взволновала узолов. Вскоре выяснилось, что со своего места исчез идол Мокоши (очевидно, похищенный тем, кто убил старуху-жрицу). Собравшиеся крестьяне весьма возбудились и, вооружившись косами и дрекольем, выступили на юго-западную дорогу по направлению к деревне Санда. Твои дозорные дружинники (всадник Стефан Этафилиос и меченоша Андреас Гигос) были остановлены крестьянами на дороге у Золистой Похоти, причем дружинник Этафилиос, не успев оказать сопротивления, был силою спешен и задержан восставшими жителями, а меченоша Гигос смог оторваться от преследовавших его узолов и вернулся в Тверятину Заимку, где находятся основные силы дозорного отряда. По его словам, крестьяне-узолы донельзя возбуждены исчезновением кумира Мокоши и готовы обвинить в этом жителей деревни Санда, где обитают преимущественно стожаричи, то есть народ, поклоняющийся «богам» Дажьбогу и Стожару, а потому ненавидящий Мокошь. Тебе ведомо, что племя узолов известно тихим и незлобивым нравом, и необычное ожесточение этой толпы говорит о действительно тяжком оскорблении, нанесенном племенным верованиям.
Толпа ожидается в окрестностях Санды к вечеру после захода солнца. Сам я нахожусь сейчас в Тверятиной Заимке вместе с двумя всадниками дозорного отряда и меченошей Гигосом. Жду срочных указаний. Человек, доставивший это письмо в Санду, – славянин из Тверятиной Заимки. При нем должны быть также два голубя, взятые мною из-под дворовой крыши, – полагаю, что твой приказ удобнее переправить к нам по воздуху.
Варда".
* * *
"Князю Лисею Грецкому челом бьем селища Санды старейшие люди Бобряха , Поперкун, Володун, Куцый Хвост, Зацепа.
Узолы из Пахоти попятно буну чинят противу племени нашего Стожарова А днесь косами зарезали жреца нашего Полуврана, койи по нуждам праведным путешествовал по шумам и полям вдоль опалы Санды-реки И терпети нам невмочно уже, уж ты нас, княже, прости Полуврана нам больно жаль, вещий был жрец А узолы крамолят на нас, будя мы Мокошь с места сперли и Колуту прибили, однако лга и неправда Посему узолов мы будемо бить, уж ты нас прости Ибо решено нам скупо идти мужью всему сельскому и срести узолов на дороге и бити их А ты, княже, не путай нам и не мешай, челом тебе бьем Впрочем же здравствуй и правь нами, княже нас Лисей Грецкий Писано в Санде купцом Веретенником".
* * *
Тяжело и медленно вздохнув, я поднялся с лавки, подошел к стене и снял с огромного негнущегося гвоздя свой легкий меч с малоазийскими пальметками, серебристо перевивающими перекладину. Смешно: едва успел греческий княжич прибыть в свою новую вотчину, как тут же – гражданские распри, трайбализм и племенная месть, разгневанные узолы с косами в руках и жители Санды с дубинами.
В сердцах поддав ногой легкую дверь горницы, я вышел на мосты и на ходу цинично плюнул сквозь щели пола в подклеть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
Наиболее дерзко вел себя самый молодой из купцов, чей голос («Что за напасть! Дожидаемо уж битый час от князя прощания!») был слышен еще на лестнице. Переводчик Дормиодонт Неро, молодой дружинник, выучившийся русскому во время веселых пирушек в Престоле, вошел последним, на всякий случай придерживая у бедра недлинный меч в ножнах. Я заметил, что Неро то и дело поглядывал на молодого коммерсанта с явным недоверием. Купцы встали у стены, оглядывая мои апартаменты – разумеется, скромный интерьер деревенской избы не произвел на них никакого впечатления.
Самый старый (и, видимо, хитрый) из гостей, стащив-таки с напомаженной плешивой головы не по-летнему толстую меховую шапку, вышагнул вперед и слегка поклонился. Чуть прикрывая глаза, чтобы не смотреть на князя с видимым небрежением, он заговорил – и я впервые услышал здешнюю речь.
– Подколенному князю Лисею Грецкому от братчины нашей купецкой поклон…
Дормиодонт перевел приветствие на греческий, но я и так прекрасно понял купца. Гость говорил неуважительно. Он не отказал себе в удовольствии подчеркнуть в обращении мой статус «младшего», подчиненного князя – по отношению к великому князю Престольскому, который даровал мне вотчину. Имя «Лисей», производное от Алексея и напоминающее о рыжем хищнике, я тоже запомнил. Мрачно насупившись, я помолчал с минуту.
– Взаимно, – сказал я по-гречески.
– Обостранно, – мгновенно перевел Неро. Купцы кивнули и заставили себя выжидательно улыбнуться – князю полагалось первому заговаривать о деле. Я решил, что не буду пока упражняться в местном наречии – пусть гости думают, что новый вышградский властитель не разбирается в стилистических интонациях, потерянных в прямолинейном переводе Дормиодонта Неро.
– Спроси-ка, дружинник Неро, как у этих бородатых свиней продвигаются их коммерческие дела. Мне это правда интересно, – медленно выговорил я, поеживаясь в прохладных складках плаща и размышляя о новой порции смородинового меда.
– Князь пытает, како гостям добыча идет. Много ль терету, важна ли выгода?
Старый купчина переглянулся с товарищами, скривив лицо в иронической улыбке.
– Эхма! Да уж какие нам выгоды! По рекам уж и не пройти без запинок. Всякий люд норовит остановку учинить. Не то разбитчики наступят, а то князь какой…
Дормиодонт перевел купеческую жалобу, аккуратно опустив упоминания о князьях, чинящих несчастным коммерсантам препятствия в пути. Я двинул бровью:
– А что ж они, нехристи, мимо нашей деревни проплыть собрались? Или у нас торговать нечем? Ну-ка, полюбопытствуй.
Неро полюбопытствовал, честно передав слово «нехристь» как «поганый». Купцы обиделись, и самый молодой, сильно побледнев, выкрикнул в мою сторону:
– На твое опало , князь, несгодно приставати! Уж не взогневай на нас, однако в твоей-то деревне и клинца не продать. Стожаровым умыслом до Ростка-града вспенимся по Керженцу, опосле и до Властова доберемся. Тамо терет и сбросим…
– Этот щенок жалуется, что к нашему берегу приставать не выгодно, – быстро перевел Неро, сжимая рукоять меча и искоса поглядывая на купцов. – По его словам, здесь и гвоздя не продашь. Негодяй намерен идти вверх по течению Керженца до Ростко и Властова, а там продать все в несколько дней.
Старший купец, заметив нервное движение руки Дормиодонта к оружию, поспешил замять дерзость компаньона.
– Ох и тяжко ныне братчине нашей, князь! – суетливо заговорил он, перебирая в пальцах шапку. – Разбой пути не дает, что ни ночь – разбитчики накатывают, лодьи жгут, людей стреляют! Донешние годы еще терпеливо было, а нонче летом совсем распоясались злодеи… Уж придумали мы теперь растурно по реке ходить, чтобы неприметней было, и купчишек учим из луков-то стрелять… А все одно – разбой-то сильный в этих краях! Уж если срести вора Мстиславку Лыковича или Посвиста-княжича из Опорья – пиши пропало! По Влаге-реке идешь – богат и чиковат , а по Керженцу прошел – гол и шиш стал!
Я прислушался. Купец говорил правду – я заметил, что его товарищи тоже перестали улыбаться, подавленно опустив головы. Впереди у каждого из них была еще одна страшная ночь: мертвая вода под днищем ладьи и с обеих сторон – невидимые берега. В любой момент из темноты – удар горящей стрелы, пожар и разбойничий свист, плеск весел и тени абордажных лодок.
– Расслабь пальцы правой руки, десятник Неро, – сказал я и привстал со скамьи. Звенья цепи расправились и просияли на груди, и тут же удивление мелькнуло в глазах старого купца – он только теперь понял, что это золото. Я улыбнулся гостям: я уже знал, как с ними разговаривать. Мне стало смешно: я вспомнил фразу из школьного учебника истории ( 44 – Становление власти удельных князей на раннем этапе феодальной раздробленности) : «Купечество всегда становилось важнейшим социальным союзником князя в борьбе за сильную централизованную власть».
– Переведи им, Неро, что я предлагаю купцам договор. Я готов гарантировать им охрану от разбоя и свободный проход по рекам на территории моего княжества. В случае разграбления каравана я возмещаю из казны все убытки. Наши воины сопровождают торговые суда вплоть до границ княжества, а за отдельную плату и далее.
Неро быстро глянул в мою сторону, словно переспрашивая.
– Переводи. И скажи от себя, что у князя Вышградского достаточно войск, чтобы сдержать свои обещания.
Дормиодонт начал говорить, а я сделал шаг к окну, повернувшись к купцам в профиль. Теперь необходимо, чтобы торговцы поверили в мою силу. Неплохо бы собрать у входа в терем гвардейский десяток Варды в полном вооружении, с перьями и значками на копьях! Да и княжьи покои могли быть побогаче… Образ сильного властителя – вот главное, что мне теперь нужно.
Купцы не дослушали Дормиодонта. Едва он произнес первые слова насчет договора, они заговорили между собой – сначала тихо, краткими фразами, все еще вежливо поглядывая то на меня, то на переводчика, – а потом все громче. Кажется, они спорили.
– Верно ли услышали мы, будто князь Вышградский готов воински люди свои на наши лодьи сажать? А верно ли сказано про возвратное добро, ежели лодьи пожгут? – Молодой купец, кажется, воспринял мое предложение с наибольшим энтузиазмом. Он уже потирал руки от возбуждения – и вдруг хитро прищурился: – А… силы людской довольно ли у князя будет?
– Пусть не беспокоится об этом, – по возможности надменно произнес я. – Спроси у него, Неро, сколько человек он хочет от меня на каждую лодью.
Молодой хотел троих, но старшие товарищи набросились на него, призывая быть экономным. Старый купец (я расслышал его имя – Путезнав) так разволновался, что даже вновь нахлобучил на голову шапку, забыв о правилах приличия. Очевидно, в шапке ему ловчей думалось.
– Много ли князь желает получить в дело за охрану? – спросил Путезнав, выпячивая в мою сторону рыжую промасленную бороденку. Все купцы как-то разом притихли, стараясь не смотреть мне в глаза и напряженно вслушиваясь. Я не стал их разочаровывать.
– Много, – честно сказал я. – Но и взамен предлагаю полную гарантию сохранности грузов. Решайте, что вам выгоднее: гореть от разбойничьих стрел или цивилизованно оплачивать законной власти ее расходы на вашу безопасность.
Путезнав прищурился, оглянулся на товарищей, вторично сорвал с плеши шапку, подбоченился и заявил:
– По гривне сребряной плачу с лодьи. – Трое купцов позади него синхронно вздохнули, словно пораженные масштабом цен. – По моему изумлению буде тако: я князю плачу гривну с кормы, а князь погоду заключает со мною, да быть ему будну супротив разбою. Кроме того, князь силою своей пресече буну всякую злочинную и западню воровскую…
Я рассмеялся. Я пока не знал, что такое серебряная гривна – много это или мало. Зато я прекрасно знал, что с купца можно и нужно взять в три раза дороже.
– Переведи этим наивным предпринимателям, любезный Неро, что по моим условиям они заплатят в княжескую казну три серебряные гривны с каждой кормы плюс десять процентов от общего размера братчины после продажи товара. – Я опустился на скамью и неторопливым движением руки приблизил кувшин с медом. – И объясни им, что князья не любят торговаться. Это мое последнее слово.
Купцы чуть не накинулись на несчастного Дормиодонта с кулаками, когда он (не без некоторого злорадства) сообщил им мои условия контракта. «По три гривны на корму – курам на смех! Да я лодью продам за три гривны!» – наперебой возмущались они.
– Княжье дело буде гривны три, да десятина с выгодной братчины, – медленно говорил меж тем Дормиодонт, слегка касаясь пальцами рукояти меча. Мне стало немного не по себе, когда я увидел, как бешено двигаются у него желваки под кожей – он был раздражен поведением этой варварской толпы.
Купцам было явно жаль трех гривен. Они продолжали шуметь, обсуждая дело промеж собой и гневно поглядывая в мою сторону, – наконец, разгоряченный Путезнав, вынырнув из толпы товарищей, заявил, что братчине необходимо поразмыслить над княжьим словом. «Уж больно ты крут, господине, – покачал он головою. – И хочется с тобой сладить, а едва ли выйдет». Деловые люди тронулись к выходу, даже забыв со мной попрощаться.
– Даю вам время до вечера! – выкрикнул я им вослед, позабыв о том, что не умею говорить по-русски. По счастью, разволновавшиеся купцы не заметили этой оплошности. Зато оторопевший Дормиодонт Неро уставился на меня так, словно на лавке сидел уже не князь Геурон, а некий проходимец, колдовским обманом занявший его место.
– Успокойтесь, Неро. Это одна из немногих фраз, которые я успел выучить, – поспешно сказал я по-гречески.
Говоря по совести, я не был вполне доволен ходом переговоров с купцами. Кажется, мы заломили слишком высокую цену за свои услуги. Хотя… мне показалось, что молодой купец, уходя из горницы, как-то странно подмигнул мне, довольно улыбаясь… Может быть, он готов заключить сепаратную сделку? Что ж, подождем до вечера.
– Дружинник Неро, подай мне письменные принадлежности, – сказал я, приближаясь к вожделенному сосуду на столе и раздумывая над тем, как много смородинового меда можно выпить до вечера, если быть князем и ни в чем себе не отказывать. – Положи на стол. Ты свободен до вечера: скажи Варде, что я отпустил тебя отдохнуть. Хотя нет – у меня к тебе новое секретное поручение. Прогуляйся в деревню и узнай, хороши ли местные девки. Утром доклад мне на стол, понял?
* * *
ЗАПИСКА №4 ДЕСЯТНИКА ВАРДЫ ГОНЧЕГО КНЯЗЮ АЛЕКСИОСУ ГЕУРОНУ
(немедленно передать):
"Высокий господин мой!
Срочное сообщение получено от дозорного отряда, исследовавшего юго-восточную дорогу на Золисту Похоть и далее к Ярице. Сегодня около четырех часов пополудни большая группа жителей деревни Золиста Похоть (всего около 100 крестьян-узолов) собралась за околицей своего села, обсуждая страшную новость. Некий путешественник, побывавший совсем недавно в святилище Мокоши на реке Санде, рассказывал, что видел бездыханное тело старухи по имени Колута. Колута обреталась при святилище в качестве жрицы, посему гибель ее взволновала узолов. Вскоре выяснилось, что со своего места исчез идол Мокоши (очевидно, похищенный тем, кто убил старуху-жрицу). Собравшиеся крестьяне весьма возбудились и, вооружившись косами и дрекольем, выступили на юго-западную дорогу по направлению к деревне Санда. Твои дозорные дружинники (всадник Стефан Этафилиос и меченоша Андреас Гигос) были остановлены крестьянами на дороге у Золистой Похоти, причем дружинник Этафилиос, не успев оказать сопротивления, был силою спешен и задержан восставшими жителями, а меченоша Гигос смог оторваться от преследовавших его узолов и вернулся в Тверятину Заимку, где находятся основные силы дозорного отряда. По его словам, крестьяне-узолы донельзя возбуждены исчезновением кумира Мокоши и готовы обвинить в этом жителей деревни Санда, где обитают преимущественно стожаричи, то есть народ, поклоняющийся «богам» Дажьбогу и Стожару, а потому ненавидящий Мокошь. Тебе ведомо, что племя узолов известно тихим и незлобивым нравом, и необычное ожесточение этой толпы говорит о действительно тяжком оскорблении, нанесенном племенным верованиям.
Толпа ожидается в окрестностях Санды к вечеру после захода солнца. Сам я нахожусь сейчас в Тверятиной Заимке вместе с двумя всадниками дозорного отряда и меченошей Гигосом. Жду срочных указаний. Человек, доставивший это письмо в Санду, – славянин из Тверятиной Заимки. При нем должны быть также два голубя, взятые мною из-под дворовой крыши, – полагаю, что твой приказ удобнее переправить к нам по воздуху.
Варда".
* * *
"Князю Лисею Грецкому челом бьем селища Санды старейшие люди Бобряха , Поперкун, Володун, Куцый Хвост, Зацепа.
Узолы из Пахоти попятно буну чинят противу племени нашего Стожарова А днесь косами зарезали жреца нашего Полуврана, койи по нуждам праведным путешествовал по шумам и полям вдоль опалы Санды-реки И терпети нам невмочно уже, уж ты нас, княже, прости Полуврана нам больно жаль, вещий был жрец А узолы крамолят на нас, будя мы Мокошь с места сперли и Колуту прибили, однако лга и неправда Посему узолов мы будемо бить, уж ты нас прости Ибо решено нам скупо идти мужью всему сельскому и срести узолов на дороге и бити их А ты, княже, не путай нам и не мешай, челом тебе бьем Впрочем же здравствуй и правь нами, княже нас Лисей Грецкий Писано в Санде купцом Веретенником".
* * *
Тяжело и медленно вздохнув, я поднялся с лавки, подошел к стене и снял с огромного негнущегося гвоздя свой легкий меч с малоазийскими пальметками, серебристо перевивающими перекладину. Смешно: едва успел греческий княжич прибыть в свою новую вотчину, как тут же – гражданские распри, трайбализм и племенная месть, разгневанные узолы с косами в руках и жители Санды с дубинами.
В сердцах поддав ногой легкую дверь горницы, я вышел на мосты и на ходу цинично плюнул сквозь щели пола в подклеть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77